[99]. Само положение познающего индивида в социальной группе предписывает ему такое направление мышления, когда он принимает заблуждение за истину, ошибочно считая, что имеет дело с истиной. Идеология, таким образом, есть ложное сознание. И в этом плане, утверждает К. Манхейм, К. Маркс прав (начало социологии познания «положено марксистским учением об идеологии»[100]).
Но обычно ложность идеологии видят не у себя, а у своего противника. На самом деле всякая идеология (в особенности у господствующей социальной группы) по К. Манхейму есть ложь. Чтобы избежать экспансии идеологии в другие сферы и уменьшить их узость и отход от истины, необходимо применить "социальные технологии" – систему научно обоснованных социально-политических акций – к самим социальным группам, в первую очередь к политической элите. Сделать все это способны "социально свободно парящие интеллектуалы".
В концепции К. Манхейма, как и других представителей деидеологизации, много верного. Однако их стремление вообще перечеркнуть идеологическое сознание как необходимую сферу общественной жизни выглядит неубедительно. Наличие идеологий (классовых, государственных, национальных) – это реальность, с которой следует считаться. Дело, по-видимому, не в ликвидации идеологии как таковой, а в создании условий, при которых она не выходила бы за пределы своего прямого предназначения и сферы действия. Важно, чтобы властвующая элита и руководители партий в своих идеологических установках опирались на принцип объективности (правды), принцип справедливости и принцип гуманистичности. Достижение такого состояния идеологий становится возможным при смягчении или даже элиминации из общественной жизни социально-групповых антагонизмов, при усилении роли в обществе консенсусных отношений. Существование подобной тенденции последних десятилетий в ряде стран объясняет, в частности, тот факт, что на смену концепции деидеологизации еще с 70-х годов пришла концепция реидеологизации, стремящаяся к преобразованию идеологического знания.
В правовое сознание (или правосознание) общества включают систему общеобязательных социальных норм, правил, установленных в законах, и систему взглядов людей (и социальных групп) на право, оценку ими существующих в государстве норм права как справедливых или несправедливых, а также оценку поведения граждан как правомерного или неправомерного. Правовое сознание определяется при этом как совокупность прав и обязанностей членов общества, убеждений, идей, теорий, понятий о правомерности или неправомерности поступков, о законном, должном и обязательном в отношениях между людьми данного общества. В правосознании различают его теоретический (или идеологический) и психологический уровни. Психологический аспект правосознания составляют привычки, чувства, эмоции людей в отношении правовых явлений. Важным его компонентом является не вообще оценка, а оценка, связанная с ориентацией на ценности – на справедливость, добро, долг, ответственность и т. п.
Русский философ и теоретик права И. А. Ильин указывает на глубинное основание правосознания, каковым, по его мнению, является общественная жизнь людей. Каждому человеку, как члену сообщества, присуще мировоззрение, частью которого выступает правосознание, исходящее из осознания, что на свете существуют другие люди, что устройство личной жизни человека зависит от его отношения к другим людям независимо от того, знает он об этом или не знает. Субъективно-психологическим истоком права, закона, обычая, писал он, является основанное на здравом смысле "убеждение в том, что не все внешние деяния людей одинаково допустимы и «верны», что есть совсем «невыносимые» поступки и есть «справедливые» исходы и решения, – это убеждение, еще не знающее о различии «права» и «морали», лежит в основе всякого «закона» и «обычая» и генетически предшествует всякому правотворчеству"[101]. Внутреннее убеждение людей в существовании справедливого и несправедливого, законного и незаконного имеется объективно, независимо от внешней формы выражения и осуществления действительного права. Оно может быть представлено в виде правового чувства, инстинкта правоты или интуиции правоты и направлено на внешние отношения людей друг к другу. Раскрыть и описать содержание этого смутного инстинктивного чувства, перевести его из бессознательного чувства в план знания значит «положить начало зрелому естественному правосознанию»[102]. Сознательное развитие инстинктивного чувства права и есть естественное право, превращающееся в духовное основание жизни людей, в естественную правовую идею. Здесь у И. А. Ильина, как видим, показана тесная генетическая связь двух уровней правосознания. Но эта связь проступает и в том случае, когда берется один и тот же срез в развитии общества.
Общественное правосознание есть система правовой культуры общества (нации, государства). Индивидуальное же правосознание относится к правовой культуре индивидуумов. Между ними должно иметь место соответствие, и часто оно достигается. Законопослушный гражданин исполняет осознанно законы, принятые государством. Можно считать, что правовая культура того или иного общества высокая, когда государство в своих законодательных актах исходит из интересов большинства своих сограждан, защищает их безопасность и благополучие, а подавляющая часть граждан этого государства активно поддерживает правовые установления власти. Но даже при взаимном соответствии интересов государства и значительной части граждан возможны расхождения интересов части граждан и общества. Имеются преступники и просто нарушители правопорядка, к которым должны быть применены меры общественного или государственного воздействия. Возможен в целом и низкий правовой уровень культуры отдельных слоев общества или государства и большинства его населения. В условиях тоталитарного режима государство оказывается противостоящим естественным правам значительной части своего населения и «изолирует», а нередко и прибегает к геноциду по отношению к своему народу; политическое инакомыслие в таких условиях оценивается как «антиправовое», политическое преступление.
Право как система государственных установлений должно основываться на законе, выражающем интересы большинства членов общества, а закон обязателен для всех: для обычных граждан, для работников госаппарата, для всех учреждений, для высших властвующих лиц. Известный специалист по праву В. С. Нерсесянц указывает, что право – это нормативная форма выражения принципа формального равенства людей в общественных отношениях. Данный принцип и соответствующие ему форма общественного сознания, тип отношений, система норм отражают специфику права. Признание формального равенства фактически различных людей, отмечает В. С. Нерсесянц, подразумевает их свободу и независимость друг от друга; только свободные люди могут быть субъектами права, и там, где нет свободы, не может быть и права[103].
Если же некие установления в таком случае выдаются за правовые, то они есть формальные и проводятся в жизнь преимущественно с помощью государственного принуждения. Теоретическим обоснованием такого положения, когда право однолинейно связывалось с государством и государственным принуждением, были и определения понятия права в юридической и философской литературе 20-х – 50-х годов (они были сохранены вплоть до 80-х годов XX столетия). Она ведет к произволу государственных лиц и органов. Пример "Философский словарь" 1980 года, где указывалось, что право – это "возведенная в закон воля господствующего класса" и что исполнение правовых норм обеспечивается принудительной силой государства. Точка зрения, согласно которой право – это установление официальной власти, а отличительный признак права – принудительность, является ошибочной. В. С. Нерсесянц верно замечает, что при такой ситуации неправовое становится правовым. "При таком подходе стирается всякое различие между правом и произволом, а сам закон из правового явления (формы выражения права) превращается в средство противоправного нормотворчества и инструмент насилия"[104]. Такое положение стало изменяться в нашей стране в последние десятилетия; ставился заслон на пути «творчества» и действий антиправового законодательства. Право, основанное на законе и на его общеобязательности, является одной из сторон развитой (или развивающейся) демократии. Все уровни и аспекты правосознания в таком обществе не должны находиться в антагонистических отношениях.
Право тесно связано с политикой, с государством. Только что отмеченные моменты (или ситуации) иллюстрируют, хотя и далеко не полно, такую связь.
Имеется также неразрывная связь права (правосознания) и морали. Вышеприведенные суждения И. А. Ильина уже касались этой стороны вопроса. Право базируется (или должно базироваться) на нормах нравственности. Говоря о соотношении нравственности и права, А. Г. Спиркин отмечает их различие и взаимосвязь: неограниченность чисто нравственных состояний и норм и ограниченность правовых требований; иначе говоря, далеко не все связанное с нравственностью закрепляется правом; право – это "минимум нравственности", который юридически оформлен в соответствующих законах. Истоки нравственного начала – в совести человека, в его доброй воле. Право есть принудительное требование реализации определенного минимума добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла. Это обеспечивает достижение двух целей: личной свободы и общего блага. Надо согласиться с А. Г. Спиркиным и в том, что если высокий уровень нравственности и культуры правосознания необходим рядовому гражданину, то еще более высокий уровень составляет саму сущность государственной власти, ибо власть есть сила, уполномоченная народом к управлению другими, что предполагает и воспитующее воздействие на них. Законы государства, как и взаимоотношения между людьми, должны ориентироваться на исключение зла и несправедливости и утверждение добра и справедливых взаимоотношений в обществе. Нанесение ущерба личности, как и обществу, должно караться судом (в этом проявляется репрессивная функция права). Неотвратимость наказания, осознание этого – важное условие воспитания и самовоспитания членов общества (воспитательная функция права).