В главе 10 мы обсудили тревожную сторону социальной жизни человека – агрессию. Мы видели, что жестокость могут проявлять даже нормальные во всем остальном люди, а также что она может быть вызвана теми же позитивными мотивами, связанными с группой, которые привели к маршу протеста в Вашингтоне. Некоторые из этих тем снова поднимаются в главе 11, где мы рассмотрели стереотипизацию, предрассудки и дискриминацию, и на примере Клэйборна Пола (К. П.) Эллиса и Энн Этуотер продемонстрировали, что нормальные когнитивные процессы и мотивация могут приводить как к слепому фанатизму, так и к позитивному сотрудничеству.
Наконец, мы перешли от рассмотрения отдельных людей к изучению процессов, которые возникают только в группах – таких как ФБР, компания Enron или большая толпа демонстрантов в Вашингтоне. Казалось бы, что взаимодействие столь многих людей, у каждого из которых собственные мотивы, должно привести к непредсказуемым и хаотическим последствиям, но вместо этого мы часто наблюдаем упорядоченную структуру, которая возникает вследствие динамической самоорганизации группы. Мы обсудили, что один из этих самоорганизационных паттернов – социальная ловушка – может лежать в основе таких глобальных социальных проблем, как перенаселенность, разрушение окружающей среды, а также международных конфликтов, примером которых является пятичасовая резня 1700 бенгальских иммигрантов, совершенная жителями провинции Ассам (Индия).
Самопрезентация и общественная жизнь. Джон и Роберт Кеннеди встали перед самопрезентационной дилеммой, связанной с выбором между Мартином Лютером Кингом и директором ФБР Эдгаром Гувером (который вел жестокую тайную войну против Кинга).
Итак, мы начали наше знакомство с социальной психологией с изучения того, что происходит в голове отдельного человека. Шаг за шагом мы продвигались во внешний мир, чтобы разобраться в более сложных взаимодействиях – таких как представление себя другим, сложные сети переговоров с целью оказания влияния на большие группы людей, любовь и ненависть и в заключение подошли к анализу организаций, толп и целых народов.
В нашем широком обзоре социальной психологии мы встретили много разнообразных и крайне интересных научных данных. Вот только несколько примеров таких находок, сделанных в результате недавних социально-психологических исследований:
• щедрость может сделать человека более счастливым и здоровым (Brown et al., 2003; Dunn, Aknin & Norton, 2008);
• исключение из социального взаимодействия активизирует те же нейронные цепи, что и физическая боль (Eisenberger et al., 2003; MacDonald & Leary, 2005);
• склонность женщины к измене и то, какие качества ее привлекают в мужчине, связаны с ее уровнем гормонов (Durante & Li, 2008; Gangestad, Garver-Apgar, Simpson & Cousins, 2007);
• погасить страх по отношению к члену расовой аутгруппы довольно трудно, но только в том случае, если член этой аутгруппы – мужчина (Navarette et al., 2009; Olsson, Ebert, Banaji & Phelps, 2005);
• при победе или поражении в соревнованиях слепые от рождения спортсмены демонстрируют те же выражения лица, что и зрячие (Matsumoto & Willingham, 2009);
• политические аттитюды людей связаны с их репродуктивными стратегиями и религиозными убеждениями, но эта связь может варьироваться в зависимости от того, чернокожий человек или белый (Cohen et al., 2009; Weeden, Cohen & Kenrick, 2008);
• самооценка женщины снижается, если она считает, что мужчина отверг ее из-за внешности, а самооценка мужчины падает, если он считает, что его отвергли из-за недостаточно высокого статуса (Pass, Lindenberg & Park, в печати).
Социальные психологи установили тысячи других научных «фактов», но, как заметил в 1905 году Жюль Анри Пуанкаре: «Наука не сводится к сумме фактов, как здание не сводится к груде камней». Вместо того чтобы завершить свое изучение социальной психологии большим количеством интересных, но не связанных между собой данных, вам следует разобраться в совокупности теоретических принципов, на основе которых вы сможете глубже понять свои социальные взаимодействия на работе, в семье, с незнакомыми людьми или во время путешествий.
1. Почему наше обсуждение исследований в области социальной психологии продвигалось от изучения социального познания к социальных дилеммам?
2. Установите хотя бы одну теоретическую связь между результатами исследований, перечисленных выше в данном разделе.
Основные теоретические перспективы социальной психологии
В главе 1 мы описали четыре теоретических перспективы, важных с исторической точки зрения. Давайте вернемся к этим перспективам и посмотрим, как они переплетаются между собой в области социальной психологии. Кроме того, давайте обратим внимание на связь между ними, что еще более важно.
Различные теоретические перспективы не являются взаимоисключающими. Напротив, они взаимосвязаны и позволяют рассматривать одни и те же социальные явления под разными углами. Мы можем лучше понять связи между ними, если посмотрим на эти перспективы в континууме уровней объяснения – от проксимального до ультимального (рис. 14.1). При проксимальном объяснении мы сосредоточиваемся на непосредственных причинах, вызывающих то или иное действие «здесь и сейчас» (услышав обвинение в том, что Кинг причастен к коммунистам, Роберт Кеннеди дал добро ФБР на его прослушку). Напротив, ультимальное объяснение (то есть объяснение относительно удаленными причинами) фокусируется на истоках и исторических факторах (в течение многих десятилетий коммунисты тайно участвовали в крупных социальных движениях в Соединенных Штатах). Проксимальные и ультимальные объяснения не являются взаимоисключающими альтернативами. Напротив, они тесно связаны. В частности, исторический контекст оказывает влияние на непосредственное восприятие ситуации (боязнь связей с коммунистами имеет смысл только тогда, когда рассматривается в историческом контексте).
Рис. 14.1. Взаимосвязь теоретических перспектив. Различные теоретические перспективы не являются взаимоисключающими, напротив, они позволяют по-разному взглянуть на одни и те же явления. Когнитивные подходы имеют тенденцию ограничиваться рассмотрением поведения в очень узкой перспективе, анализируя причины, действующие в настоящее время, но при этом связывать актуальный опыт с долговременной памятью и прошлым опытом вознаграждения и наказания. Социокультурная и эволюционная перспективы направлены на изучение того, как важные события в более широком культурном и эволюционном прошлом влияют на научение и текущие мыслительные и перцептивные процессы.
Как показано на рисунке 14.1, проксимальный уровень связан с более узкими, конкретными вопросами («Почему средства массовой информации уделяют так много внимания любовным отношениям людей, которых большинство из нас даже никогда не встретит, например отношениям между Брэдом Питтом и Анджелиной Джоли?»). Эти вопросы встроены в более общие вопросы ультимального уровня («Почему людей настолько сильно волнует сексуальное поведение других людей?»). Теперь давайте исследуем связи между различными уровнями объяснения.
Социокультурная перспектива
В главе 1 вы читали о Э. О. Россе (E. A. Ross, 1908), который считал социальную психологию наукой, занимающейся изучением повальных увлечений, массовых психозов, бунтов и других групповых феноменов. Знакомясь с различными областями социальной психологии, вы могли обратить внимание на то, что многие социальные процессы возникают только в группах. Одним из примеров таких процессов является влияние меньшинства, в результате которого меньшая часть группы изменяет мнение большей части группы (Kerr, 2002; Phillips, 2003; Tormala & DeSensi, 2009). Хороший пример – Движение за гражданские права: из небольшой группы людей образовалось движение, охватывающее сотни тысяч человек «с красных холмов Джорджии… потрясающих гор Нью-Хэмпшира… и каждого холма и холмика Миссисипи» (Martin Luther King Jr). Их усилия в конечном итоге изменили устои американского общества, благодаря чему сын белой женщины из Канзаса и чернокожего мужчины из Кении смог получить пост президента США.
До недавнего времени эти взаимовлияния в толпе, состоящей из нескольких сотен людей, или в более крупном обществе из нескольких сотен тысяч человек казались слишком сложными для научного исследования. Однако в последние несколько лет ученые, работающие в различных областях – начиная с экологии и заканчивая экономикой, – начали разрабатывать новые мощные математические и концептуальные инструменты для изучения таких сложных динамических систем, как толпы и общественные движения, которые включают в себя множество взаимодействующих друг с другом элементов (Harton & Bourgeois, 2004; Kenrick et al., 2002; Vallacher et al., 2002). Почему те или иные прически или убеждения не распределены случайным образом между различными группами, а встречаются в одних и тех же группах? К примеру, вероятность того, что вы увидите человека с несколькими татуировками и фиолетовыми волосами на обеде, устроенном женщинами – членами республиканской партии, ничтожно мала. Точно так же вы не увидите на концерте Megadeth человека, одетого в деловой костюм. Новые концептуальные инструменты позволяют исследователям изучить, каким образом социальные отношения и поведения распространяются и образуют кластеры внутри больших групп (Latané, 1996; Latané & Bourgeois, 2001).
Проксимальное объяснение – объяснение, фокусирующееся на относительно непосредственных причинах.
Ультимальное объяснение – объяснение, фокусирующееся на эволюционном прошлом и исторических причинах.
Главным из всего наследия социокультурного подхода является внимание к нормам – социальным ожиданиям относительно надлежащего поведения, различающимся как внутри одного общества, так и при переходе от одного общества к другому (Conway, Sexton & Tweed, 2006; Kaplan, 2003; Lalwani, Shavitt & Johnson, 2006). В конце 1990-х годов в коммерческих организациях и среди их сотрудников иногда происходили конфликты по поводу ношения пирсинга (в Канаде женщина была уволена из кофейни Starbucks за то, что носила крошечную сережку в языке). Сегодня в деловой субкультуре Северной Америки социально приемлемо только ношение нескольких сережек в ухе. В других субкультурах (например, среди молодежи в артистической среде) общество поощряет ношение металлических предметов в таких частях тела, как уши, носы, брови, языки, соски и даже гениталии. В других странах люди предавались еще более крайним формам телесных увечий, размещая огромные объекты в своих губах и ушах, растягивая шею в два раза от ее нормальной длины и настолько тесно перебинтовывая ступни, что это могло вызвать телесные увечья и повредить кости. Такое широкое разнообразие иллюстрирует сильное влияние норм на социальное поведение.
В каждой главе этой книги мы обсуждали влияние культуры, в частности влияние индивидуалистических норм североамериканского общества и коллективистских норм в Азии и Латинской Америке (например, Galin & Avraham, 2009; Navarrete, 2005; Oishi, Wyer & Colcombe, 2000). Кросс-культурный фокус помогает нам заметить то, на что в противном случае было бы трудно обратить внимание, например, почему, в отличие от американцев, японцам так неудобно разговаривать с автоответчиком. Коммуникации в Америке в первую очередь ориентированы на получение информации, а японцев главным образом волнует вежливость и учтивость. Как следствие, японцы, разговаривающие с автоответчиком, вынуждены уделять больше времени тонкостям диалога, которые американцы могут считать необязательными (Miyamoto & Schwarz, 2006). Культурные различия – это не только различия между жителями разных стран. Они могут помочь нам увидеть и понять интересные различия внутри страны, связанные с этнической, религиозной или региональной неоднородностью населения. Американцы, воспитанные в Бостоне в итальянской католической семье, могут иметь нормы правильного поведения, которые будут кардинально отличаться от норм американцев, выросших в Нью-Йорке в еврейской семье, или баптистов из Алабамы (например, Cohen, 2009; Cohen et al., 2006; Vandello & Cohen, 2003).
Эволюционная перспектива
Эволюционная перспектива открывает вид на социальное поведение, как оно видится через объектив дарвиновской теории эволюции путем естественного отбора (Kenrick, в печати; Ketelaar & Ellis, 2000). Главное допущение заключается в том, что наряду с вертикальной позой и способностью ходить на двух ногах мы унаследовали мозг, отчасти предназначенный помочь нам справиться с проблемами жизни в группах. Исследователи все чаще выбирают эту теоретическую перспективу при изучении множества различных тем в социальной психологии, в том числе альтруизма, любви, семейных отношений, дружбы, агрессии и предрассудков (например, Campbell & Ellis, 2005; Cottrell & Neuberg, 2005; McCullough, 2008; Sagarin et al., 2003; Tybur, Lieberman & Griskevicius, 2009).
Влияние культуры на украшение тела. В разных культурах в разные исторические периоды широко варьировали нормы допустимости пирсинга и того, на каких частях тела его можно делать женщинам и мужчинам.
Подобно сторонникам социокультурной перспективы, эволюционные психологи изучают различные культуры, но чаще всего их интересует сходство, а не различия между людьми (например, Daly & Wilson, 1988; Kenrick & Keefe, 1992; Schmitt et al., 2003). Изучение различных культур не только позволяет выявить интереснейшие различия, но и обнаружить фундаментальное сходство между людьми по всему миру.
Возможность увидеть нашу общность сквозь множество социетальных различий. Мы обсуждали множество различий в правилах социального поведения в зависимости от культуры. То, что, идя в гости, вы прихватили с собой десерт и отказались от добавки основного блюда, может указывать на хорошие манеры в Толедо, но означать крайнюю невоспитанность в Токио. Женщина, которая вышла замуж сразу за двух братьев, будет вызывать отвращение у жителей Топика (штат Канзас), но такое поведение приветствуется в Тибете. Знание о подобных культурных различиях может уменьшить наш этноцентризм, позволяя нам понять, что существует много других социальных норм – помимо тех, что мы узнали в детстве. А более тщательное знакомство с другими культурами может преподать нам еще один урок: за всеми культурными различиями скрывается нечто общее, что объединяет всех людей на нашей планете.
Универсалии и партикулярии. Специфические (партикулярные) нормы, предписывающие допустимые формы брака, варьируют от культуры к культуре, однако долгосрочные отношения между родителями являются универсальной характеристикой, обнаруживаемой во всех человеческих сообществах.
Мы неоднократно говорили об общих чертах, характерных для всех людей. Вспомним, например, что, хотя страны сильно различаются по уровню убийств и культурным нормам касательно правомерности насилия (например, Vandello & Cohen, 2003), в любом обществе мужчины совершают более 80 % убийств. Более того, эти убийства часто совершаются по сходным причинам, таким как, например, соперничество мужчин за статус или за возможность вступить в связь с женщиной (Daly & Wilson, 1988; Minkov, 2009). Аналогично, несмотря на широкое разнообразие форм брака в нашем мире, включая варианты, когда одна женщина выходит замуж за нескольких мужчин или когда один мужчина женится на нескольких женщинах, мы видим, что эти различия сопровождаются некоторыми базовыми универсалиями (Kenrick, Nieuweboer & Buunk, в печати; Shackelford, Schmitt & Buss, 2005). Например, во всех культурах есть та или иная форма брака, и даже в тех обществах, где позволено иметь несколько супругов, большинство людей все-таки образуют моногамные пары, когда одна женщина выходит замуж за одного мужчину (Daly & Wilson, 1983).
Мы также видели кросс-культурные вариации в правилах дарения, существующие рядом с универсальными правилами взаимности; кросс-культурные вариации в индивидуализме, существующие рядом с универсальной тенденцией к коммунализму в семейных группах, и т. д. Поэтому, когда мы встречаемся с людьми из разных обществ или разных субкультур в своем обществе, нам следует быть готовыми к тому, что эти люди будут играть по правилам, которые иногда поразительно отличаются от наших. Но мы также должны быть готовы к тому, что, помимо этих, иногда ослепляющих нас, различий, у всех людей есть цели и заботы, очень похожие на наши собственные.
Взаимодействие культуры и эволюции. Несмотря на то что психологи, выбравшие эволюционную или социокультурную перспективу, отличались постановкой акцента на сходстве или различиях, было бы чрезмерным упрощением сказать, что сторонники социокультурного подхода игнорировали универсалии, а эволюционные психологи игнорировали различия (Kenrick, Ackerman & Ledlow, 2003; Triandis, 1994). На самом деле эти две перспективы дают возможность видеть обе стороны одной монеты, и было бы ошибкой пытаться провести границу между культурой и эволюцией (Janicki & Krebs, 1998; Norenzayan, Schaller & Heine, 2006). В течение долгого времени психологи рассматривали мозг как «чистый лист» (Pinker, 2002). Мы предполагаем, что более подходящей метафорой является книжка-раскраска (Kenrick, Nieuweboer & Buunk, в печати). Например, человеческий разум устроен так, чтобы мы смогли овладеть языком и усвоить набор культурных норм (Fiske et al., 1998; MacNeilage & Davis, 2005). И точно так же, как человеческий разум формирует язык, он формирует и культуру. То есть культура развивается в рамках возможностей и ограничений, созданных эволюцией человека, а эволюция человечества происходит в рамках возможностей и ограничений, установленных культурой (рис. 14.2).
Рис. 14.2. Эволюционные и социокультурные факторы не являются независимыми. Люди всегда жили в культурных группах, и нормы этих групп оказывали влияние на эволюцию нашего биологического вида. С другой стороны, культурные нормы принимаются или меняются сообразно с тем, насколько они соответствуют человеческой природе. Этот процесс представляет собой непрерывный цикл взаимодействия биологических и культурных сил.
Помимо поиска общих черт в различных культурах, сторонники эволюционного подхода ищут параллели в социальном поведении у различных видов (например, Kurland & Gaulin, 2005; Salmon, 2005). Так, поведение самцов и самок, как правило, имеет значительное сходство между теми видами, для которых характерно, чтобы мужские особи помогали заботиться о потомстве, как это делают многие виды птиц и люди, в отличие от тех видов, где самцы вносят минимальный вклад в заботу о потомстве, как, например, бабуины (Geary, 2000). Выявление сходства между культурами и видами в том, каким образом особи ухаживают друг за другом в период размножения, как проявляют агрессию или альтруистическое поведение, может помочь нам более широко взглянуть на наше собственное социальное поведение и глубже понять его.
Социальные психологи, которые придерживаются эволюционного подхода, не покупают пробковые шлемы и не отправляются в Африку, чтобы выкопать кости человекообразных обезьян или жить среди горилл. Такие исследования имеют отношение к человеческой эволюции, но они попадают в область антропологии и зоологии. Вместо этого социальные психологи используют эволюционные принципы для порождения гипотез о происходящих социальных взаимодействиях, которые могут быть проверены в лабораторных и полевых экспериментах, опросах или при обращении к архивам (например, Faulkner, Schaller, Park & Duncan, 2004; Haselton & Nettle, 2006; Maner et al., 2005). В частности, мы обсуждали в главе 8, как исследователи использовали эволюционные модели, чтобы сделать различные прогнозы относительно того, как мужчины и женщины оценивают свои отношения после просмотра изображений привлекательных или социально доминантных представителей противоположного пола (Dijkstra & Buunk, 1998; Kenrick et al., 1994). «Окаменелостями», за которыми в данном случае охотятся психологи, являются не кости, погребенные в земле, а унаследованные нами психологические механизмы, которые мы продолжаем носить в наших головах (Buss & Kenrick, 1998; Todd, Hertwig & Hoffrage, 2005).
Перспектива социального научения
Выбор теоретической перспективы социального научения спускает нас с высот, откуда открывался вид на общество в целом и эволюционную историю, на более низкий уровень, позволяющий рассмотреть отдельного человека, реагирующего на вознаграждения и наказания в своем непосредственном окружении. Так, мы видели, что люди положительно относятся к другому человеку или группе, если при первой встрече пребывают в хорошем настроении, например, только что поели чего-то вкусного. Мартин Лютер Кинг мастерски использовал этот принцип в своей речи на марше протеста в Вашингтоне, связав борьбу, к которой он призывал, с образами счастливых маленьких детей. Барак Обама воспользовался упоминанием не только о Кинге, который изменил отношение белых к афроамериканцам, но и о своих образованных родителях, которые помогли ему добиться успеха. В главе 10 мы видели негативные последствия социального научения, когда говорили о том, что реалистичные видеоигры могут спровоцировать агрессивные мысли и импульсы и что они ослабляют нормальную нейропсихологическую реакцию на страдание других людей (Anderson et al., 2004; Bartholow et al., 2006).
Существует прямая связь между теорией социального научения и социокультурной перспективой (Navarette et al., 2009; Ohman & Mineka, 2001). В самом деле, мы усваиваем различные культурные нормы (например, какие чувства люди должны испытывать, употребляя в пищу говядину, конину или мясо собаки) за долгие годы подражания ролевым моделям и обусловливания нашего поведения внешними силами. Мы также рассмотрели доказательства того, что иногда социальное научение следует по путям, проложенным эволюционной историей нашего биологического вида. Например, дети разных родителей, воспитывающиеся в кибуце, могут нравиться друг другу, но, став взрослыми, не вступают между собой в брак. Видимо, естественные процессы, вызывающие сексуальное влечение у живущих по соседству (в непосредственной близости) людей, блокируются в том случае, если люди вырастают под одной крышей. Это говорит о том, что данный механизм, возможно, выработался в ходе эволюции, для того чтобы предотвратить сексуальные отношения между братьями и сестрами (Lieberman, Tooby & Cosmides, 2007; Shepher, 1971). В нашем случае уникальная культурная среда воспитания, возможно, каким-то «хитрым способом» привела в действие именно этот механизм.
Вспомните одну социальную норму, которая предназначена контролировать генетически заложенный эгоизм индивида, и другую социальную норму, которая более совместима с человеческим эгоизмом. За нарушение какой из норм наказание будет жестче – первой или второй? Почему?
Социально-когнитивная перспектива
Социально-когнитивная перспектива позволяет иметь дело с событиями реального мира, например, когда родитель угрожает ребенку, что оставит его без сладкого. Но что делать, если расшалившийся ребенок не слышит угроз родителя или не верит в них? Наши реакции на социальный мир зависят от умственных процессов – восприятия, интерпретации, оценивания и запоминания – процессов, которые находятся в центре внимания социально-когнитивного подхода, пользующегося наибольшим влиянием в современной социальной психологии (например, Malle, 1999; Sherman et al., 2009; Tesser & Bau, 2002).
Выбор социально-когнитивной перспективы помогает нам понять реакцию одного из агентов ФБР на речь Кинга на марше протеста в Вашингтоне. Агент заявил, что «страстная демагогическая речь» убедила его в том, «что коммунисты сумели оказать влияние на Мартина Лютера Кинга-младшего», и что «мы должны рассматривать его… как самого опасного негра… с точки зрения угрозы коммунизма… и вопросов национальной безопасности». Как могла речь, содержащая ссылки на Конституцию США и «Боевой гимн Республики», быть проинтерпретирована таким образом? Социально-когнитивная перспектива открывает нам те моменты, на которые обратило внимание ФБР, проводящее расследование возможной связи между коммунистами и движением за гражданские права, и которые особенно обеспокоили директора ФБР Гувера, практически повсюду видевшего следы коммунистического заговора.
Поскольку социально-когнитивная теоретическая перспектива играет ключевую роль в нашей собственной интеракционистской модели, без ее применения не обходится ни одна глава этой книги. Например, различие между «автоматической» и «осмысленной» когнитивной обработкой занимает центральное место в исследованиях процесса убеждения и изменения социальных установок (например, Gregg, Seibt & Banaji, 2006). Процессы социальной атрибуции (как при принятии решения о том, является ли комплимент искренним или преследует цель манипуляции) занимают центральное место в нашем обсуждении вопросов дружбы, любви, просоциального поведения, агрессии и стереотипизации. А поиск информации является целью, которая лежит в основе самых разных форм социального взаимодействия.
Социально-когнитивная перспектива тесно связана с другими теоретическими перспективами. Без ежеминутной когнитивной обработки было бы невозможно научение, а без научения или участия мозга, который эволюционировал, чтобы организовывать сложную информацию о социальном мире, не было бы каузальной атрибуции, социальных схем, суждений на основе эвристик или формирования групповых стереотипов. Факторы культурной среды также оказывают большое влияние на то, чему человек уделяет внимание в социальной ситуации и каким образом он интерпретирует то, что видит (например, Miyamoto, Nisbett & Masuda, 2006). На рисунке 14.3 изображен только один пример таких связей, высвечивающий некоторые из взаимодействий между социальным познанием и социальным научением.
Рис. 14.3. Взаимодействие когнитивных процессов и научения. Чтобы узнать, стоит ли нам испытывать расположение или неприязнь к другой группе, мы должны заметить эту группу и зафиксировать свой опыт взаимодействия с ней в долговременной памяти. После того как мы приобрели привычный способ реагирования на других, это выученное поведение будет влиять на нашу более позднюю тенденцию замечать и запоминать их. Вот один из примеров того, как взаимосвязаны научение и когнитивные процессы.
Вообще говоря, между любыми теоретическими перспективами существуют аналогичные взаимосвязи (как уже было показано при рассмотрении связи между социокультурной и эволюционной перспективами). Важность рассмотрения вопроса более чем в теоретической перспективе обнаруживается в различных подходах к гендеру.
Вспомните результат какого-нибудь социально-психологического исследования, о котором вы узнали в начале этого семестра. Что заставило вас обратить внимание на это исследование и запомнить полученный в нем результат? Попробуйте поставить этот результат в связь с социальными нормами, эволюционным эгоизмом и/или социальными вознаграждениями и наказаниями.
Где находится источник гендерных различий – в наших генах, в усвоенном нами культурном опыте или исключительно в наших умах?
Если вы не сможете по акценту определить, откуда родом человек – из Бостона или Нью-Йорка, то, возможно, вам будет все равно и вы даже не поинтересуетесь этим. Однако если по внешнему виду человека вы не сможете сразу сказать, является ли он мужчиной или женщиной, то этот факт привлечет ваше внимание и вызовет интерес.
Почему эти редкие случаи гендерной неопределенности вызывают повышенный интерес? Именно потому, считают социальные психологи Сьюзен Кросс и Хейзел Маркус (Cross & Markus, 1993), что гендер является важной социальной категорией. Является человек мужчиной или женщиной, видно невооруженным глазом. Во многих повседневных ситуациях данное различие имеет существенное значение. Эти исследователи выбрали когнитивную перспективу, в которой действие гендерных стереотипов не отличается от действия любых других стереотипов, включая расовые. После того как мы относим человека к какой-либо простой категории, не приходится прикладывать дополнительные когнитивные усилия, чтобы понять его или вступить с ним во взаимодействие.
В соответствии с этой теоретической перспективой, маленькие дети, которые видят человека, чье поведение не соответствует их гендерным стереотипам, мысленно искажают наблюдаемое поведение таким образом, чтобы соответствие было восстановлено. Например, пяти– и шестилетним детям показывали, как девочка пилит бревно. Впоследствии они «вспоминали», что видели мальчика, пилящего дрова (Martin & Halverson, 1983). Взрослые также корректируют свое восприятие с целью приведения его в соответствие со своими схемами гендерных ролей. В одном исследовании взрослые оценивали реакцию малыша на действие игрушки «Джек из коробочки». Испытуемых спрашивали, что означал крик ребенка – испуг или гнев? Как правило, взрослые, которые считали, что ребенок был девочкой, говорили, что она испугалась; те, кто думал, что это мальчик, видели в крике проявление гнева (Condry & Condry, 1976).
Результаты, подобные этим, указывают на гендерные предубеждения в социальном суждении. Но означают ли они, что гендер существует «исключительно в наших умах»? Кэрол Мартин (Martin, 1987, 2000) предположила, что гендерные стереотипы, как и некоторые другие стереотипы, содержат в себе здравое зерно. Испытуемые из Канады сообщили о существовании значительных гендерных различий между типичным «североамериканским мужчиной» и типичной «североамериканской женщиной». Мужчины воспринимались как более доминантные, агрессивные, стремящиеся отстаивать свою позицию; женщины – как гораздо более нежные, ласковые, сострадательные и дружелюбные. Люди, которые говорили о себе, отмечали у себя те же стереотипные черты, но в гораздо меньшей степени. Так, представители мужского пола считали «типичного мужчину» крайне агрессивным, напористым и холодным, а себя – умеренно агрессивным, немного менее напористым и не таким холодным. Таким образом, когнитивные искажения могут заставить нас преувеличивать незначительные, но фактически существующие гендерные различия (Martin, 1987).
Гендерные схемы. Мы всегда обращаем внимание на людей, пол которых трудно определить с первого взгляда. Соответствующие исследования свидетельствуют о том, что гендерные схемы являются мощными и важнейшими ментальными категориями.
Элис Игли (Eagly, 1995) проанализировала большое количество исследований, посвященных изучению как фактических гендерных различий в поведении, так и стереотипных представлений об этих различиях, и пришла к выводу, что люди достаточно тонко чувствуют, какие различия являются значительными (например, физическое насилие и отношение к добрачным связям), а какие – незначительными (например, чувство гнева и взгляды на долгосрочные отношения). Почему люди, несмотря на все свои когнитивные искажения, достаточно точно оценивают фактическую величину гендерных различий? Потому, считает Игли, что гендер является заметной, бросающейся в глаза когнитивной категорией – люди обращают огромное внимание на сходство и различия между мужчинами и женщинами.
Почему же тогда мужчины и женщины ведут себя в соответствии с гендерными стереотипами? Это по-прежнему спорный вопрос, который нуждается в дальнейшем изучении. Не вызывает сомнения факт, что еще в раннем возрасте дети узнают, что одни образцы поведения являются более подходящими для мужчин, а другие – для женщин (Eagly & Wood, 1999). Некоторые из этих норм исполнения гендерных ролей являются общими для мужчин и женщин в различных культурах, тогда как другие отличаются (Archer, в печати). Например, в России врачами чаще становятся женщины, нежели мужчины. Но в Соединенных Штатах верно обратное. Однако в обеих странах женщины реже совершают убийства и тратят значительно больше времени на уход за грудными детьми. Наблюдение за сходством и различиями между гендерными ролями, несомненно, способствует развитию у ребенка представления о роли мужчин и женщин и предписывает мальчикам и девочкам, как следует себя вести.
Переходя на другой уровень, мы можем спросить, каким образом вообще появляются те или иные социетальные различия и сходства (Gangestad, Haselton & Buss, 2006; Kenrick & Li, 2000). С эволюционной точки зрения, некоторые виды разделения труда могли возникнуть естественным путем из гендерных различий в репродуктивной биологии; другие могли носить более произвольный характер. Дело в том, что с древних времен в обязанности женщин входил уход за детьми и их кормление, что объясняет, почему женщины лучше заботятся о детях и почему у них относительно меньший интерес к случайным половым связям. Таким образом, базовые биологические различия могут вносить вклад в гендерные различия между социальными ролями, которые усваиваются детьми. Однако репродуктивная история нерелевантна для многих ролей, которые в наши дни произвольно закрепляются за тем или иным полом – например, врачебная практика, бухгалтерия или социальная работа. Одним словом, вопрос о том, существуют ли гендерные различия в наших генах, в усвоенном нами культурном опыте или в наших умах – вопрос, поставленный неверно. Все эти силы действуют совместно, производя социальное поведение (Kenrick & Luce, 2000).
Как показывает наше обсуждение гендера, каждая из теоретических перспектив помогает нам понять социальное поведение, а сопоставление различных перспектив позволяет лучше разглядеть всю картину (рис. 14.4). Интеракционистская структура, которую мы выбрали для организации материала в этой книге, является синтезом различных исторически значимых перспектив. В следующем разделе мы еще раз остановимся на главных аспектах нашего интеракционистского подхода.
Рис. 14.4. Различные теоретические перспективы, выбираемые при изучении гендера. Сходство и различия между мужчинами и женщинами может рассматриваться в каждой из основных теоретических перспектив, и это помогает нам увидеть связи между данными перспективами.
1. Что представляет собой континуум уровней объяснения (проксимальные объяснения – ультимальные объяснения) и каким точкам этого континуума соответствуют основные теоретические перспективы социальной психологии?
2. Как эволюционная перспектива связана с социокультурной перспективой и теорией социального научения?
3. Как социально-когнитивная перспектива связана с другими теоретическими перспективами социальной психологии?
4. Расскажите о том, каким образом культура, научение и когнитивные процессы вносят вклад в гендерные различия социального поведения.