Волнения в Москве нарастали с каждым днем. Следуя традиции, новый царь объявил о прощении всех преступников и опальных. Однако амнистия не распространялась на политических противников Годунова. Столица не желала мириться с такой несправедливостью. Как записал очевидец, «народ становился все бесчинней, большими толпами сбегался ко дворцу, крича о знатных боярах, бывших при Борисе в немилости и ссылке, другие кричали о матери Дмитрия, старой царице, что ее надобно посадить у городских ворот, дабы каждый мог услышать от нее, жив ли еще ее сын или нет».[13]
Власти принуждены были уступить требованиям народа. Они вернули в столицу Б. Я. Бельского, находившегося в ссылке в деревне, удельного князя И. М. Воротынского, бывшего в опале и изгнании, и других лиц. В лице Бельского династия приобрела опаснейшего противника, великого мастера политических интриг, озлобленного преследованиями со стороны царя Бориса.
Правительство могло бы использовать Марфу Угличскую для обличения самозванца. Но царица Мария Григорьевна и слышать не желала о ее возвращении в Москву.
Воеводы расставили заставы на всех дорогах и отдали приказ вешать гонцов Лжедмитрия без промедления. Тем не менее лазутчики самозванца продолжали проникать в столицу и доставлять его «прелестные» листы.
Царь Федор предпринимал отчаянные усилия, чтобы удержать контроль за положением в столице. Казна роздала населению огромные суммы на помин души Бориса, на самом же деле, чтобы успокоить население столицы. Но щедрая милостыня не достигла цели.
Не видя иного выхода, царица Мария и ее сын вынуждены были срочно вызвать из армии в Москву руководителей Боярской думы Мстиславского и братьев Шуйских, чтобы прекратить беспорядки в столице.[14] Подобная мера казалась вполне оправданной. Страх перед назревавшим выступлением низов побуждал бояр заботиться о порядке и действовать в интересах династии, невзирая на собственные политические симпатии.
Когда толпа в очередной раз заполнила площадь перед кремлевским дворцом, князь В. И. Шуйский вышел на крыльцо и долго увещевал народ одуматься и не требовать перемен, которые приведут к распаду царства и ниспровержению православия. Боярин поклялся самыми страшными клятвами, что царевича Дмитрия давно нет на свете, что он сам своими руками положил его в гроб в Угличе, а путивльский вор — это беглый монах и расстрига Отрепьев, подученный дьяволом и посланный в наказание за грехи.[15]
Возвращение главных бояр в Москву и речи Шуйского внесли успокоение в умы. Волнения в столице на время утихли.
Почти сразу после смерти Бориса правительство осуществило смену высшего командования в армии под Кромами. Среди Годуновых и их родни не оказалось никого, кто мог бы взять на себя руководство военными действиями, и царь Федор поневоле должен был вверить свою судьбу людям, ничем не связанным с династией, кроме милостей умершего царя. Новым главнокомандующим в армию был назначен князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский, его помощником — боярин Петр Федорович Басманов.[16]
М. П. Катырев получил боярство одним из первых сразу после коронации Бориса. Катырев ничем не успел проявить себя на военном поприще, и его назначение было продиктовано формальными местническими соображениями. До опричнины Катыревы-Ростовские занимали высокое положение в думе. На этом основании Катырев, получив боярство, пытался местничать с главой думы Мстиславским.[17]
Наибольшие надежды Годуновы возлагали на П. Ф. Басманова. В столице Басманова знали как первого щеголя среди дворян и человека, популярного среди населения. По словам английских современников, простой народ «считал его единственным своим защитником».[18] Карьеру Басманов сделал в считанные месяцы, благодаря успешной обороне Новгорода-Северского. Царь Борис вызвал его ко двору, столица чествовала как героя. Навстречу Басманову выехали бояре и окольничие. Из-за ран воевода не мог ехать верхом, и Борис выслал ему за город свой санный выезд. В царских санях Басманов проследовал через всю столицу в Кремль. Годунов пожаловал Басманову боярский чин, земли, 2 тыс. руб. денег и множество подарков.[19]
Старшим воеводой в Новгороде-Северском был боярин князь Н. Р. Трубецкой. Однако наибольшие награды за оборону города получил не он, а Басманов.
Услуги, оказанные Басмановым Годунову, имели особый характер. Общее военное руководство обороной крепости осуществлял старший воевода. Роль же Басманова, как толковали в народе, состояла в том, что он своевременно обнаружил измену в гарнизоне Новгорода-Северского и железной рукой раздавил мятеж.
После возвращения в Москву Басманов неоднократно просил Бориса отправить его в действующую армию. Но Борис неизменно отказывал ему, ссылаясь на то, что воевода еще не оправился от тяжелых ран. Царь надеялся сам возглавить летнюю кампанию против самозванца и обещал дать ему назначение в своей армии.[20]
Исаак Масса утверждал, что правительство решило послать Басманова в лагерь под Кромы еще при жизни Бориса, когда последний увидел, что измена ширится день ото дня и заподозрил в предательстве самого Мстиславского. Басманов будто бы поклялся, что захватит «вора» или сам сложит голову.[21]
По своему местническому положению Басманов никак не мог претендовать на руководство главными силами русской армии. Бояре, находившиеся в полках, были много старше его по рангу и службам. Правительство имело много соглядатаев в лагере и своевременно получало сведения о «шатости» в людях. Басманову отводилась та же роль, которую он уже сыграл однажды при обороне Новгорода-Северского: должен был выявить изменников и наказать их.
Правительство поручило новому главнокомандующему князю Катыреву и воеводе Басманову привести полки к присяге. Патриарх Иов не мог покинуть Москву, и поэтому церемонией присяги должен был руководить новгородский митрополит Исидор — второе в церковной иерархии лицо.
Никто не оказал воеводам открытого неповиновения. Но, по свидетельству русских летописей, некоторые из ратных людей в общей сутолке уклонились от церемонии крестоцелования.[22]
В Москве немалую помощь Годуновым оказало церковное руководство. Но на действующую армию влияние духовенства не распространялось. Бояре поспешили выпроводить Исидора из лагеря под Кромами, едва закончилась присяга.[23]
Смерть Бориса и новые назначения обострили местнические распри между главными воеводами. Знать с крайним неодобрением восприняла попытки всесильного Семена Никитича Годунова доставить высшие воеводские чины своему зятю боярину князю Андрею Андреевичу Телятевскому. Доверяя Телятевскому, царь Борис приставил его к Мстиславскому в качестве помощника. Назначение вызвало протест воеводы полка левой руки окольничего В. П. Морозова. Тогда Годунов велел «в Разряде записать, что левыя руки первому воеводе до большого полку другово воеводы дела и счету нет».[24]
Попытки подчинить армию Телятевскому, назначенному вторым воеводой большого полка, не удались. Назначение князя Василия Шуйского в большой полк уничтожило влияние Телятевского. Опасаясь новых протестов со стороны воевод, царь Борис после победы под Добрыничами велел подать В. В. Голицыну, А. А. Телятевскому и И. И. Годунову награды разом — «трем им вместе подать золотые, на бумагу положа», а после них велел подать В. П. Морозову.[25]
Боярин В. В. Голицын стерпел бесчестье, но В. П. Морозов категорически отказался принять награду. В наказание царь Борис перевел Морозова дворянином в полк Мстиславского, передав полк левой руки родне Годуновых З. И. Сабурову.[26] Однако последний немедленно затеял местническую тяжбу с боярином князем В. В. Голицыным.[27]
После смерти Бориса царица и ее советники использовали случай, чтобы укрепить полки надежными людьми. Воеводой передового полка был назначен И. И. Годунов, сторожевого полка — князь А. А. Телятевский.[28] Царица не позаботилась о том, чтобы согласовать назначения с Басмановым. Новую Разрядную роспись власти направили в лагерь через три дня после отъезда главных воевод в армию.[29] Знающие дьяки возлагали ответственность за пересмотр росписи на всесильного советника: «Тое де роспис, как бояром и воеводам велено быть по полком, послал Семен Годунов для зятя своево князя Ондрея Телятевского, а царевич де князь Федор Борисович тое росписи не ведает».[30]
Новые назначения вызвали глубокий раздор среди воевод, на которых династия возлагала наибольшие надежды. Воевода полка левой руки стольник З. И. Сабуров, несмотря на то, что был «конешно болен», отослал полковые списки Катыреву, «для тово не хотечи быть менши князя Ондрея Телятевского».[31] Сабуров поспешил вчинить иск также и князю В. В. Голицыну, получившему большое повышение.[32]
Назначение Басманова в большой полк вызвало негодование родовитой знати. Второй воевода полка правой руки князь М. Ф. Кашин-Оболенский отказался подчиниться приказу царевича Федора Годунова: он «бил челом на Петра Басманова в отечестве и на съезд не ездил и списков не взял».