. Священнослужители также были лишены права голосовать и баллотироваться на выборах в местные органы власти до 1905 года[149]. Несмотря на очевидную неопределенность относительно их участия в общественной жизни, пастыри все же воспользовались некоторыми уступками в эпоху реформ, чтобы усилить свою корпоративную автономию и увеличить масштабы свободных ассоциаций в рамках духовного сословия.
Ослабление цензуры печати в начале 1860‑х годов привело к первоначальному потоку критики синодальной системы и монашеской иерархии, подобной скандальной диатрибе Беллюстина[150]. Хотя в следующем десятилетии церковная цензура была снова ужесточена, все же следствием свободы прессы для духовенства стало значительное развитие и расширение церковной печати. В 1863 году митрополит Филарет инициировал создание в Москве Общества любителей духовного просвещения, занимавшегося улучшением религиозного образования и проповеди. Члены Общества, в основном московские священнослужители, собрали епархиальную библиотеку, читали публичные лекции и запустили епархиальное издание «Московские церковные ведомости»[151]. Подобные епархиальные периодические издания появлялись по всей империи и были адресованы в первую очередь духовенству. Епархиальные ведомости обычно включали «официальный отдел» для объявлений консистории и Синода, а также информацию о церковных инициативах по всей епархии. Этот ресурс значительно увеличил возможности приходского духовенства для широкомасштабного сотрудничества через объявление благотворительных кампаний, восхваление благотворителей и публикацию финансовой статистики. В ведомостях также был «неофициальный отдел», содержащий статьи, проповеди, некрологи, отчеты о приходской жизни и другие сочинения священнослужителей и светской интеллигенции. Несмотря на то что эти издания в различной степени подвергались цензуре, они представляли собой общественный форум для дискуссий и споров по вопросам пастырской работы. По мере того как пастырская активность обретала формы в конце XIX века, епархиальные публикации придавали ей интеллектуальное содержание.
Важнейший институт добровольного объединения приходское духовенство обрело практически случайно. В 1864 году семинарским уставом было закреплено право приходского духовенства избирать представителя в состав педагогического совета духовной школы, которая будет воспитывать их сыновей. Эти выборы должны были проходить на епархиальном съезде – собрании выборных представителей духовенства, иереев или протоиереев, от каждого благочиния. Никакая другая функция в тексте устава не упоминалась. Однако в течение следующего десятилетия права и обязанности этих органов постепенно, часто неофициально, расширялись и включали сбор средств для церковных школ и семинарий, а также организацию взаимопомощи и благотворительности. В 1867 году устав был пересмотрен и разрешил организовывать также местные съезды, которые должны были проводиться в округах, где существовала церковная школа[152]. Делегаты этих окружных съездов собирали подробную информацию о нуждах своих местных школ и представляли отчеты епархиальному съезду[153]. В том же году Синод издал постановление, ограничивающее допустимые темы обсуждения на этих съездах чисто финансовыми вопросами. Съездам категорически запрещалось, например, обсуждать земские дела или изменения в структуре епархиального управления[154]. Однако, по словам одного священника, о. Богоявленского, защитившего в 1900 году в Казанской духовной академии кандидатскую диссертацию о епархиальных съездах, «епархиальные съезды, в силу запросов русской церковной жизни, расширили круг своей деятельности по делам духовно-учебных заведений, занялись вопросами по улучшению быта духовенства, и особенно вопросами религиозно-нравственного характера, а потому естественно руководительным началом стали для себя иметь не одни только постановления Синода, а и полномочия от епархиального епископа, и эти полномочия оказались так же велики и разнообразны, как велика и разнообразна самая деятельность епархиальных съездов»[155]. Действительно, Синод не смог ограничить священнические объединения узкоутилитарными функциями. В 1865 году архиепископ Минский Михаил (Голубович) уполномочил духовенство своей епархии собираться на благочиннические съезды – те самые собрания, которые избирали представителей на окружные и епархиальные съезды, – для обсуждения религиозной жизни в своих приходах и рассмотрения мер противодействия суевериям, алкоголизму, неграмотности и другим бедам, от которых страдают их приходские общины. В последующие годы все больше епархиальных архиереев последовали примеру Михаила и официально признали все уровни съездов приходского духовенства «пастырскими собраниями»[156].
Эти новые формы объединения принесли ощутимые результаты для приходского духовенства. Например, в 1867 и 1878 годах делегаты Московского и Тверского епархиальных съездов соответственно учредили пенсионные фонды[157] для поддержки священнослужителей на покое и преподавателей семинарий, а также их вдов и сирот[158]. Эти фонды были созданы за счет вкладов священнослужителей и преподавателей всей епархии из расчета в среднем 30 рублей в год, а также более значительных вкладов некоторых более богатых протоиереев и архиереев. Московский съезд постановил, что деньги вернутся в епархиальное попечительство[159], если предприятие потерпит неудачу[160]. Вклады оказались достаточными, и фонд поддерживался, в частности, за счет информирования священнослужителей о такой возможности через епархиальную газету[161]. Приходскому духовенству также удалось собрать больше епархиальных средств для своих семинарий, церковных школ и других целей, в том числе вкладывая средства в строительство свечных заводов. 21 декабря 1870 года Синод постановил, что в каждой епархии должен быть свечной завод, доходы от которого предназначаются на содержание духовных школ[162]. Официальная поддержка этого проекта не пошла дальше указа, и его осуществление выпало на долю съездов духовенства, которые занялись финансированием проекта. Московское духовенство построило свой завод в 1879 году. Как и все в епархии, это учреждение находилось в «непосредственном подчинении епископу», но занимался им епархиальный съезд, который избирал какого-то священника управляющим[163]. Успех этого предприятия зависел от готовности всех приходских священников приобретать свечи исключительно на епархиальном свечном заводе, а не экономить свою приходскую казну путем покупки дешевых альтернатив, и епархиальная газета сыграла важную роль в информировании священнослужителей об их общем интересе также и в этом отношении[164]. Подобные проекты существенно улучшили уровень жизни и образования в епархиях по всей империи. Однако выгоды для приходского духовенства были не только материальными. Восстановление выборного начала в епархиальном управлении и право священнослужителей участвовать в церковном управлении через представительные собрания повысили достоинство и социальный статус приходского духовенства[165]. Съезды продолжали призывать к большей местной автономии для своих объединений. Некоторые епископы стали удовлетворять просьбы своих епархиальных съездов о замещении должности благочинного выборным представителем духовенства[166]. Так, в 1877 году архиепископ Тверской Савва (Тихомиров) принял и обнародовал разработанные его епархиальным съездом правила избрания благочинных[167].
Объединения клириков стали играть все более важную роль в жизни православной церкви, отчасти благодаря своей культуре подотчетности. Священник, диакон и причетник каждого прихода делили все собранные пожертвования, оставляя себе только часть, а остальное направляли на нужды прихода, например на ремонт церкви, а также на епархиальные нужды, например на финансирование семинарии, пенсионных фондов, приютов для престарелых и т. д.[168] Хотя растрата приходских средств порой имела место, коррупция среди духовенства была редкостью из‑за ее катастрофических последствий как для отдельных священников, так и для духовенства в целом. Эти последствия иллюстрирует письмо в Московскую консисторию от 1899 года, подписанное церковным старостой и двадцатью прихожанами: «Священник Иоанн Владимирович Орлов показал себя человеком… соблазнов, действуя в ущерб церкви, прихожан и благосостояний церковных денежных и вещественных»[169]. Коррумпированный священнослужитель не только мог потерять свое положение и средства к существованию, но также угрожал подорвать поддержку пастырей в целом со стороны мирян. По этой причине духовенство активно противостояло коррупции в своих рядах. В воспоминаниях митрополита Евлогия (Георгиевского) есть упоминание о краже после крестного хода в Холме. Псаломщик, собиравший пожертвования, сунул монету в сапог, но был замечен дьяконом: «Псаломщика уволили, а диакон удостоился похвалы. Бедный был народ, а давал щедро»