. Бо́льшая часть исследователей этого периода определила сословную изоляцию как в конечном итоге непреодолимое препятствие на пути к инклюзивному гражданскому обществу. Эта изоляция развивающихся сообществ имперской России, как утверждается, трансформировала их жизненные силы в насильственный радикализм[236]. Пастырское движение представляет собой контрпример этому нарративу. Столкнувшись в 1905 году с многочисленными кризисами войны, революции и голода, приходское духовенство не отступило в оборонительную сословную изоляцию. Сети духовенства Московской, Тверской и других епархий добровольно и самостоятельно оказывали помощь другим сообществам.
Постепенная трансформация приходского духовенства из служилого сословия в самостоятельное пастырское во многом обязана пребыванию на посту обер-прокурора Константина Победоносцева. Под его влиянием и Синод, и правительство неоднократно призывали приходское духовенство как вспомогательных государственных служащих и литургических функционеров непосредственно заниматься решением социальных проблем. В 1900 году, например, был издан императорский указ о «беспрепятственном допущении православных приходских священников в находящиеся в их приходах промышленные заведения для пастырских миссионерских бесед с рабочими» в надежде, что их пастырское влияние воспрепятствует распространению социализма[237]. Им также было предписано бороться с алкоголизмом, неграмотностью и бедностью[238]. Однако идея обер-прокурора о более активном пастырстве оказалась несовместимой с ограничениями, которые он накладывал на корпоративные организации духовенства. Непредвиденным последствием поддержки со стороны Победоносцева пастырского активизма стало постепенное усиление организационной автономии духовенства, которая росла в течение десятилетия после кампании по оказанию помощи голодающим с одобрения большинства епархиальных архиереев. Как и опасался Победоносцев, эта корпоративная автономия породила чувство коллективного достоинства и осознание права на свободу объединений. Однако священническая гордость и самоутверждение не привели к социальной атомизации, которую Победоносцев связывал с иностранной модой на демократическую организацию. Напротив, приходское духовенство продолжало продвигать и заново изобретать социальную миссию церкви. Когда Россию окутал хаос 1905 года, а победоносцевский режим надзора и регулирования испарился, приходское духовенство организовало многочисленные децентрализованные кампании по оказанию гуманитарной помощи.
Расширение священнических сетей
Архивные материалы Московской и Тверской епархий начала XX века свидетельствуют о гораздо большем количестве случаев участия мирян в объединениях и учреждениях, организованных приходским духовенством, чем в предшествующие десятилетия. По большей части это сотрудничество происходило в контексте растущего движения православных братств. Например, согласно отчету одного братства из города Соколова в 1899 году, в его центральный комитет входили 7 священнослужителей и 13 мирян. Это объединение было организовано вокруг школы для девочек, и оно оказывало материальную поддержку религиозному обучению и благотворительную помощь бедным ученицам и учителям[239]. Образование было наиболее распространенным направлением сотрудничества духовенства, но объединение было возможно вокруг множества инициатив. Одно братство, основанное в сельском тверском приходе в 1901 году, оказывало финансовую поддержку местной больнице и обществу пожарных[240]. Помимо растущего участия в братствах, многие православные миряне начали пользоваться учреждениями взаимопомощи духовенства, что стало возможно благодаря их пастырям. В некрологе одному московскому священнику в 1903 году, например, упоминается, что он организовал приют как для престарелых служителей церкви, так и вообще для бедняков[241]. Распространение священнических сетей на мирян зависело как от организационной инициативы самого духовенства, так и от готовности мирян поддерживать эти сети финансово. Необходимость последнего, несомненно, служила важным мотивом для первого. Однако другой причиной активности такого рода активности стало изменение восприятия священниками своего сана: пастырское служение все чаще мыслилось как форма социального лидерства.
Участие мирян в ассоциациях духовенства было вызвано верой в надежность такого рода учреждений как каналов благотворительной помощи, чему способствовала кампания по оказанию помощи голодающим. Поскольку с ростом городских центров население стало более мобильным, это участие вышло как за сословные, так и за географические границы. Причем не только дворяне и купцы доверяли духовенству свои благотворительные пожертвования в пользу низших сословий. Крестьянство и горожане также начали использовать сети духовенства для участия в благотворительной деятельности за пределами своих собственных сообществ. Духовенство помогало группам и отдельным лицам отправлять пожертвования из городских центров в сельские приходы и даже в другие губернии. Примером может служить пожертвование от двух бывших крестьян, ставших московскими мещанами, в пользу своего старого прихода в Тверской губернии.
На пользу и спасение душ ближних наших, наипаче неимущих и нуждающихся, мы решили пожертвовать в приход церкви в честь Казанской иконы Божией Матери, что в Красном Селе, Калязинского уезда, Тверской губернии, где прежде мы были прихожанами, одно свидетельство Государственной 4% Ренты за № 2731/серия 84 по нарицательной цене в одну тысячу (1000) рублей… Мы усердно просим Тверскую Духовную Консисторию исполнить нижеследующую нашу волю… Проценты по купонам должны идти на вспомоществование беднейшим прихожанам сей церкви, преимущественно больным и старым женщинам, неспособным работать, и вдовам с малолетними детьми, также пострадавшим от некого-либо несчастия или стихийного бедствия: пожара, наводнения и пр. Выдачей пособия должен ведать местный церковный совет, особенно в лице священника и старосты[242].
Письмо свидетельствует о доверии доноров к честности и компетентности духовенства в управлении их даром. Это доверие было вызвано надежным надзором духовенства над такими пожертвованиями. В 1902 году, например, в Тверскую консисторию поступила жалоба на приют для престарелых женщин, основанный прихожанином в городе Старице в 1890 году. В жалобе утверждалось, что священник, управлявший приютом, пренебрегал семью его жильцами и, что более важно, отказался передать средства приюта семье основателя, членом которой был автор жалобы. В результате приют дважды посетили священники, которые не обнаружили никаких признаков пренебрежения. Местный священник и его жена продолжали содержать приют, закупая припасы, храня их и готовя трехразовое питание для его обитателей[243]. Как готовность пастырей оказывать социальные услуги за небольшую компенсацию или вообще без нее, так и бдительность в отношении коррупции были необходимы для привлечения мирян к участию в расширении священнической сети.
По мере того как эта сеть росла, приходское духовенство воспринимало синодальную администрацию Победоносцева как все более репрессивную. В предыдущей главе мы говорили, что синодальная система обеспечивала пастырству защиту (можно использовать современный русский термин «крыша») от светской бюрократии. Однако у Синода была своя светская бюрократия, которая связывала церковное управление с имперским государством. Приведенные выше примеры иллюстрируют потенциальные выгоды церковной бюрократии. Консистория могла осуществлять надзор за благотворительной деятельностью, принимать жалобы на неправомерные действия пастырей и проводить расследования, и все это повышало авторитет приходского духовенства в глазах мирян. Однако строгое подчинение всех пастырских инициатив надзору консисторских, действовавших от имени обладавшего апостольской властью епископа, по большей части затрудняло работу духовенства. В качестве примера можно привести братство Марии Магдалины в городе Рузе, обратившееся в Московскую консисторию за разрешением на приобретение здания для приходской школы, располагавшейся тогда в ветхом здании. Просьба была отклонена на том основании, что право собственности не было включено в устав братства. Далее было подано еще одно заявление о внесении изменений в устав. Дело заняло почти два года[244]. Политика Победоносцева по ограничению любого неконтролируемого сотрудничества среди священнослужителей еще больше снизила эффективность их сетей. В сентябре 1892 года делегаты Московского епархиального съезда жаловались своему епископу, митрополиту Леонтию (Лебединскому), на то, что они недостаточно осведомлены о финансовых нуждах церковных школ по всей епархии из‑за отмены в 1884 году окружных съездов. Митрополит тем не менее отклонил просьбу делегатов о проведении таких собраний, ответив, что письменных отчетов со стороны администрации школ достаточно[245]. Восстановление самим Победоносцевым окружных съездов в 1896 году было равносильно молчаливому признанию местной инициативы как необходимой для реализации его собственного видения церкви в качестве заметной общественной силы.
Частичное восстановление свободы объединений духовенства эпохи реформ было явно связано с достижениями священнических сетей в начале XX века. Окружные съезды не только способствовали принятию более обоснованных решений епархиальными съездами, но и позволяли приходскому духовенству формировать новые объединения на уровне школьного округа. В июле 1905 года в журнале «Церковный вестник», издаваемом Санкт-Петербургской духовной академией, сообщалось об организации местными съездами обществ взаимопомощи, приютов и благотворительных организаций по всей империи