[306]. В расчете на человека жертвы голода среди духовенства получили от этого пожертвования больше помощи, чем миряне, хотя последние составляли гораздо большую часть населения[307]. Тем не менее более половины средств, собранных священническими ассоциациями, было направлено на оказание помощи мирянам. Детали, которые присутствуют в этих записях, позволяют предположить, что решающим фактором в данном случае послужило местное сотрудничество между приходскими священнослужителями и некоторыми прихожанами.
Данные о пожертвованиях в Твери не позволяют говорить о том, что епархиальное руководство проводило кампанию по оказанию помощи мирянам. Помимо формальной роли в сборе пожертвований, участие в кампании тверского епископа Алексия (Опоцкого) было незаметным. Он сделал два личных пожертвования – 20 рублей для духовенства и 24 рубля для мирян. Эта сумма вместе с 16 отдельными пожертвованиями ректора семинарии, а также мужских и женских монастырей епархии довела общие пожертвования монашеского духовенства до 126,60 рубля для духовенства и 240,65 рубля для мирян, или 10% и 13% соответственно от общего фонда помощи епархии[308]. Более того, нет никаких свидетельств, что епархиальное руководство оказывало какое-либо давление на приходское духовенство с целью выделения средств для мирян. Напротив, епархиальный комитет следовал инструкциям относительно пожертвований даже тогда, когда, как в случае с городской думой Кашина, эти инструкции были в пользу духовенства. Когда пожертвования поступали без инструкций, епархиальный комитет делил их поровну[309]. Решение о том, куда направлять пожертвования, принималось на уровне прихода или округа.
Влияние на кампанию по оказанию помощи с другого конца епархиального спектра оценить труднее, поскольку прихожане-крестьяне оставили мало документов, отражающих их пожелания. Пожертвования прихожан составляли наибольшую долю церковных взносов на помощь голодающим, как и наибольшую долю в епархиальных фондах в целом. Десятина для использования внутри прихода согласовывалась священником и церковным старостой, то есть избранным представителем прихожан. Однако у прихожан не было платформы, с которой они могли бы выразить свои пожелания относительно использования церковных средств на епархиальном уровне. 59 отдельных приходов, отправивших свои пожертвования непосредственно в епархиальный комитет, в совокупности выделили 291,06 рубля на помощь духовенству, пострадавшему от голода, и только 266,33 рубля на помощь мирянам[310]. Однако записи о пожертвованиях могут отражать и первые настойчивые пожелания прихожан, выраженные посредством приходских советов – собраний мирян, санкционированных Синодом вместе с пастырскими собраниями 18 ноября 1905 года[311]. В 1907 году три таких совета внесли суммы в 163,75 рубля, 157,75 рубля и 6 рублей, и все они предназначались для мирян[312]. Когда прихожане передавали право распоряжаться своими пожертвованиями церковному старосте, священники были склонны направлять чуть больше средств для помощи своим собратьям-священнослужителям и членам их семей. Но там, где прихожане обсуждали судьбу своих пожертвований с пастырем, возможно посредством приходского совета, священнику, вероятно, приходилось принимать в расчет приоритеты паствы, такие как поддержка голодающих крестьянских общин.
Комитеты благочиний склонили чашу весов в пользу пожертвований мирянам. Пятьдесят шесть пожертвований от благочиннических округов составили 657,07 рубля для духовенства и 1093 рубля для мирян[313]. Хотя никаких дополнительных уточнений не дается, указание определенного благочиния как источника значительного пожертвования, по-видимому, свидетельствует о том, что соответствующие приходы консолидировали свои пожертвования в центре своего округа – том же административном центре, который был предназначен для пастырских собраний. Если отдельные священники, похоже, были склонны направлять пожертвования своего прихода на нужды духовенства, почему благочинный коллективно выделил такую большую сумму на помощь мирянам? Одно из возможных объяснений состоит в том, что эти назначения были сделаны путем консультаций между пастырями, собравшимися для консолидации пожертвований своих приходов, другими словами – в ходе пастырских собраний. Более того, после 1905 года этим собраниям было разрешено приглашать прихожан-мирян. Возможно, именно сочетание миссии, которую продвигали пастырские советы, и влияния представителей мирян побудило комитеты благочиний выделять почти вдвое больше своих коллективных пожертвований на помощь мирянам, чем на помощь собратьям-священнослужителям, что придавало реакции Тверской епархии на голод более универсальный характер. Этот сценарий предполагает, что более широкое и разнообразное участие в священнических ассоциациях способствовало преодолению ими сословных границ.
Основной вклад приходского духовенства в помощь голодающим 1905–1909 годов не был чисто количественным. Значимость для тверских пастырей 3187,37 рубля, собранных епархией на помощь голодающим в 1907–1909 годах, можно понять, сравнив эту цифру с финансовым отчетом, представленным Синоду Тверским епархиальным управлением за 1906 год: от приходов было получено 6883,76 рубля[314]. Совокупный денежный вклад всех епархиальных комитетов был, конечно, ничтожным по сравнению с расходами II Думы на помощь голодающим, составившими 39,5 миллиона рублей в 1907 году[315]. Более чем за столетие до этого приходское духовенство полагалось на столь же ограниченные ресурсы, консолидированные через социальные сети, чтобы обеспечить социальную поддержку, образование и помощь при стихийных бедствиях самым бедным членам своего сословия. Свобода первых революционных лет России позволила этим сетям расшириться и сформулировать свои собственные цели на основе дискуссий и сотрудничества на местном уровне. Эта свобода объединений, давнее желание приходского духовенства, повысила его статус в церкви – от послушных служителей синодальной иерархии до лидеров местных сообществ. Пастыри выразили эту новую автономию через многочисленные благотворительные инициативы, частично мотивированные осознанием того, что они продолжают полагаться на поддержку православных мирян для дальнейшего существования и автономии своих социальных сетей. Оказывая гуманитарную помощь всем нуждающимся, священники, возможно, надеялись добиться более активной поддержки и участия в своих социальных сетях со стороны мирян. Помощь голодающим и другие пастырские инициативы, возникшие после 1905 года, тем самым еще больше вывели свободные церковные ассоциации за пределы духовного сословия.
Заключение
Два с половиной десятилетия Победоносцева на посту обер-прокурора Святейшего синода существенно изменили облик православного духовенства. Имперский чиновник представлял себе социально активное пастырство, способное укрепить традиционный общественный уклад против политических тенденций, заражающих Россию из Западной Европы. Для Победоносцева самодержавная власть в России представлялась самой честной формой правления и подлинным источником солидарности подданных императора, тогда как зарубежные тенденции, такие как парламентаризм, образование групп по интересам, выборное представительство, были для него чуждыми, лицемерными и порождающими разлад[316]. Однако, поручив приходскому духовенству противостоять социальным травмам модернизации, чтобы обуздать эти тенденции, Победоносцев непреднамеренно дал ему возможность стремиться к тем самым свободам, против которых он выступал. Чтобы соответствовать задаче создания сообществ для борьбы с бедностью и стихийными бедствиями, приходскому духовенству требовалась свобода создавать добровольные объединения, способные к коллективным действиям посредством демократического принятия решений. Эти практические меры по усилению влияния церкви в обществе были основаны на внутренней системе взаимопомощи духовного сословия, а не на иностранных образцах. Однако когда консервативные епископы одобрили использование пастырских собраний и приходских советов для успокоения обескураженного населения в 1905 году, они неявно признали сдвиг в руководстве социальной миссией церкви: от руководства Синода – к децентрализованной совместной организации приходского духовенства.
Хотя церковная реформа продвигалась общим желанием как приходского, так и монашеского духовенства вырваться из удушающего режима надзора и контроля Победоносцева, вклад обер-прокурора в пастырское движение не следует упускать из виду. Расширение сети социальной поддержки приходского духовенства в пользу других сословий было естественным следствием его материальной зависимости от мирян. Однако продвижение Победоносцевым пастырского активизма превратило этот постепенный процесс в целое движение. Инициатива по оказанию помощи голодающим в 1891–1892 годах, а также другие благотворительные кампании сделали приходское духовенство организатором сообщества. Эти кампании укрепили общественное доверие к благотворительным сетям духовенства и увеличили участие в них мирян. Эти события привели к изменению характера пастырской работы. Вместо того чтобы выполнять свои различные обязанности в обмен на пассивный вклад прихожан, приходские священники начали искать их активного сотрудничества. Как и в 1891 году, приходское духовенство проводило благотворительные акции 1905 года добровольно и безвозмездно. В то время как в прошлый раз всем руководил Синод, многочисленные кампании 1905 года были организованы вокруг совместных инициатив с мирянами. И хотя цели этих инициатив были разными, данные из Твери позволяют предположить, что более активное участие прихожан способствовало преодолению ими сословных границ. Все эти инициативы выражали общую цель пастырского движения – сделать постоянное участие мирян в священнических объединениях регулярной религиозной практикой в православной России.