нтов выпускного класса Московской духовной семинарии были назначены выплаты в размере 38 рублей с дивидендов от 1000-рублевого пожертвования московского протоиерея[333]. В 1912 году вдова московского протоиерея пожертвовала семинарии 300 рублей «не иначе как на нужды недостаточных воспитанников семинарии»[334]. В 1914 году член Синода и Государственного совета архиепископ Никон (Рождественский) пожертвовал 5000 рублей Московской семинарии в помощь бедным студентам, «считая себя должником и в нравственном, и в материальном смысле пред родною семинарией»[335]. Действительно, моральная и материальная составляющие этого образования были связаны. Система коллективной поддержки, пронизывающая семинарию, оказала глубокое влияние на нравственную и религиозную культуру пастырей, которые прошли через это учреждение.
Сословная изоляция приходского духовенства подверглась критике в эпоху реформ, как и бо́льшая часть социальной структуры имперской России. Хотя эта система была эффективной в поощрении взаимопомощи, критики утверждали, что приходское духовенство не должно состоять из молодых людей, которые выбрали рукоположение из‑за отсутствия лучшей альтернативы. Со времени церковной реформы Петра I мужчины из духовного сословия, не находившиеся на церковной службе, периодически призывались в армию или переводились в податное крестьянство. К началу XIX века было создано достаточно семинарий, чтобы окончание одной из них стало обязательным условием для рукоположения[336]. Хотя Михаил Сперанский по стечению обстоятельств был замечен среди семинаристов за свой талант и принят на государственную службу, но большинство выпускников семинарий боролись за ограниченное количество священнических мест, чтобы избежать материальных трудностей. В 1861 году Петр Валуев, министр внутренних дел при Александре II, инициировал обсуждение церковной реформы, которая предполагала упразднение духовного сословия для повышения социального статуса и морального духа приходского духовенства. В 1867 году Синод принял новый устав семинарий, разрешавший набор студентов из всех сословий в надежде разнообразить состав пастырей. В то же время доступ в светские университеты без сдачи вступительного экзамена был открыт для студентов, прошедших не менее четырех из шести лет семинарского обучения[337]. Одновременно совместная комиссия церковных и государственных чиновников, которой было поручено подготовить церковную реформу, обсуждала сословный вопрос до 1869 года, когда она внесла в Государственный совет законопроект, предоставляющий статус «личного дворянина» сыновьям священников и «почетного гражданина» сыновьям нерукоположенных церковнослужителей, что позволяло им искать карьеру вне церковной службы, не опасаясь социального понижения в ряды податного крестьянства[338]. В провинциальных городах уже после двух-трех лет семинарского образования сыновья священнослужителей могли искать работу на почте, в городских управах, судах и школах[339]. В ожидании меньшего числа студентов, поступающих в семинарию для рукоположения, государственное финансирование было сокращено. Обеспечение же «параллельных отделений», а также духовных училищ, готовивших мальчиков к семинарии, теперь должно было осуществляться из приходских поступлений и из собственных средств приходского духовенства[340].
Конечным результатом церковных реформ 1860‑х годов стало преобразование семинарии не в узконаправленное учреждение для подготовки пастырей, а, напротив, в предлагающее более общее образование и еще более полагающееся на взаимопомощь. Многие сыновья священнослужителей, решившие после реформы сделать светскую карьеру, не уравновешивались эквивалентным количеством иносословных студентов, которые чувствовали себя призванными к пастырству. Время от времени в семинарию поступали крестьяне, чтобы впоследствии принять сан, но жизнь приходского клирика не была привлекательной для большинства не священнических семей[341]. Как же тогда священники могли просить прихожан продолжать вносить пожертвования в епархиальную семинарию, если ее функция уже не сводилась к обучению будущих служителей церкви? Одним из решений было сделать семинарию источником образования для бедных детей. Например, в 1877 году овдовевшая крестьянка из Архангельской губернии продала все свое имущество и увезла единственного сына к родственникам в Москву, где умерла в том же году. Мальчик был зачислен в подмосковную Вифанскую семинарию на полную стипендию, а позже стал преподавателем катехизиса[342]. Подобные благотворительные зачисления сыграли роль в кампаниях церкви по оказанию гуманитарной помощи, таких как прием в семинарии по всей империи сирот солдат, погибших в войне с Японией[343]. Стипендии предоставлялись студентам, которые уже находились на попечении церкви, как, например, десяти «детям бедных родителей», принятым в Московскую семинарию в 1908 году из синодальной школы богослужебного пения[344]. Благотворительная помощь распространялась и на иностранных студентов, таких как один сербский семинарист в Москве, который не мог себя содержать[345]. Такого рода случаи создали дополнительную нагрузку на образовательные ресурсы духовенства, которые и без того были истощены из‑за сокращения государственного финансирования. В то же время они позволили семинарии выполнять благотворительную функцию для тех мирянских сообществ, которые изначально предоставляли эти ресурсы. Подобно гуманитарной помощи мирянам, прием в семинарию бедных детей из других сословий был средством вовлечения православных мирян в епархиальную сеть взаимопомощи. Эти усилия были выражением пастырского движения, призванного внедрить совместную социальную поддержку в народную религиозную практику.
В августе 1906 года студент юридического факультета Московского университета писал митрополиту Владимиру с просьбой разрешить сдать семинарский экзамен для рукоположения в священники: «Окончив в текущем 1906 году курс учения в Московской I-й гимназии, я поступил в число студентов ИМПЕРАТОРСКОГО Московского Университета. Но более чувствуя призвание к духовному званию и желая послужить Церкви Божией в сане священника, я осмеливаюсь просить ВАС, ВАШЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВО, разрешить мне держать экзамен для получения права на принятие сана священника при каком-либо сельском храме вверенной ВАШЕМУ управлению Московской епархии»[346]. Те очень немногие обеспеченные студенты, которые хотели стать священниками, могли вообще отказаться от семинарии. Они получали христианское образование в более удобных светских школах, и им нужно было только доказать свою квалификацию для рукоположения, сдав семинарские экзамены. В период с 1906 по 1909 год в Московской семинарии сдавали всего шесть таких экзаменов. Четыре других студента университета и один профессиональный художник оставили светскую карьеру ради более трудной жизни в качестве священников[347]. Подавляющее большинство российских православных пастырей по-прежнему будут набираться из духовного сословия и рекрутироваться из числа окончивших семинарию. Реформы 1860‑х годов сделали рукоположение более личным выбором выпускников семинарии. Однако этот личный выбор был неразрывно связан с более широкими священническими и мирянскими сообществами и их добровольной поддержкой семинарий.
Притеснение и контрреформа
Синод, а через него и государство регулировали жизнь семинарии, чтобы превратить пастырей в надежных агентов центральной власти. С тех пор как план создания семинарии был изложен в «Духовном регламенте» Петра I, сменявшие друг друга императоры и императрицы поддерживали это учреждение, полагая, что оно подготовит более полезного и лояльного пастыря[348]. Чтобы обеспечить этот результат, государственные власти внимательно следили за семинариями на предмет любых признаков политического инакомыслия. Полиция и Министерство народного просвещения регулярно представляли в духовные консистории списки «политически неблагонадежных» выпускников семинарий с инструкциями не допускать этих лиц к церковному служению[349]. Коллективное наказание также могло быть применено к целым семинариям. Выпускникам Вологодской и Саратовской семинарий было отказано в доступе в духовные академии и любые другие высшие учебные заведения соответственно в 1869 и 1875 годах после того, как недавние выпускники этих заведений были опознаны как вовлеченные в радикальную пропаганду[350]. Эти политические правонарушения могли быть совершенно ничтожными. Например, подслушанный в поезде комментарий молодого выпускника семинарии с критикой действий генерала Куропаткина в Японскую войну стал причиной, по которой ему навсегда был заказан путь к священству[351]. Как и многие другие меры правительства, эта политика не привела к желаемому эффекту. Попытки государственных и синодальных властей контролировать социальные и интеллектуальные ресурсы семинарии вызывали негодование и неприятие. Священническое сообщество обычно оказывало пассивное сопротивление непопулярным мерам, например скрывая от Синода проступки семинаристов