ездов церковных старост, а также низшего духовенства могло бы обеспечить более эффективное церковное налогообложение на благо всей епархии[653]. В конце концов Синод в 1909 году издал указ по этому поводу в ответ на давление со стороны Думы. При разработке закона о финансовой поддержке приходского духовенства думский комитет утверждал, что, если приходское духовенство получит некоторое облегчение от своего финансового бремени, прихожанам следует предоставить право голоса в «вопросах церковного хозяйства» путем включения старост в состав местных и епархиальных съездов. В принятом постановлении Синод пояснил, что подобная практика имела место в восьми епархиях с 1906 года и теперь должна распространиться на все епархии[654]. Московское духовенство, судя по всему, опередило постановление Синода, поскольку на епархиальном съезде в тот же день, когда был издан указ, присутствовали «несколько церковных старост»[655].
Интеграция мирян в епархиальные сети происходила постепенно. Дискуссия на епархиальном съезде 1914 года в Твери о трудностях поездок в уездные центры для участия в пастырских собраниях показывает, что церковные старосты были менее склонны, чем священнослужители, нести расходы и неудобства, связанные с выполнением этой обязанности, но некоторые из них участвовали с равным правом голоса: «Если в иных благочиннических округах, расположенных на расстоянии сравнительно незначительном, на съезды является не более половины всего окружного духовенства, а церковных старост едва четвертая часть; то там, где благочиннические округа раскинуты на протяжении 80, или даже 100 верст, устроить благоч. съезд еще труднее и явка на съезд при таких обстоятельствах становится тяжелою повинностию для духовенства»[656]. В некоторых местах были организованы приходские советы, которые, судя по всему, поощряли более широкое участие мирян в управлении приходами[657]. Как упоминалось в главе 2, три приходских совета приняли участие в оказании помощи голодающим в Твери в 1907–1909 годах и способствовали выделению в ходе кампании большего финансирования мирянам, пострадавшим от голода, чем жертвам среди духовенства[658]. Судя по всему, священнические собрания понимали приоритеты мирян. Например, на заседании Бежецкого собрания 1914 года делегаты постановили снизить жалованье служащим своего духовного училища, чтобы избавить прихожан от расходов: «…о. о. депутаты, учитывая тяжелое положение духовенства на местах и нарекания прихожан на большое обложение церквей… находят справедливым и своевременным сократить сбор с церквей [для духовного училища] на 1 коп. с приходской души…»[659]. Таким образом, ограниченный голос мирян в управлении церковью, по-видимому, повлиял на распределение епархиальных ресурсов.
Эту тенденцию можно наблюдать в более широком масштабе, сравнивая расходы епархиальных попечительств на помощь бедному духовенству с совокупными расходами приходских попечительств в последние десятилетия существования Российской империи (см. график). В 1894 году помощь епархиальных попечительств духовенству по всей империи составляла всего 4 668 518,76 рубля, а на приходские нужды было выделено 2 801 991,28 рубля. Двадцать лет спустя, в 1914 году, это соотношение радикально изменилось. Всего епархиальными попечительствами было израсходовано 1 979 416,78 рубля, а приходскими – 4 894 458,92 рубля.
Вполне вероятно, что постепенная передача ресурсов из духовного сословия обратно в приходские общины была результатом давления со стороны все более настойчивых мирян – как косвенно, так и благодаря возможности занимать места на собраниях духовенства. При этом регулярные бюджеты приходских храмов не были исчерпаны для удовлетворения нужд духовенства. В 1913 году, например, только 1,65% доходов приходских церквей по всей империи было потрачено на духовные школы и «епархиальные налоги». Остальное было потрачено на содержание церкви, вино для причастия, свечи и другие нужды, связанные с богослужебными ритуалами[660].
Одним из последствий постепенной передачи контроля над приходскими ресурсами мирянам стало то, что больше ресурсов было направлено, по словам Фриза, «на этот традиционный народный фетиш – строительство церквей»[661]. В 1913 году только 19,4% всех трат приходских попечительств, или 953 689,02 рубля, было направлено на образование и благотворительность[662]. И все же предоставление мирянам возможности направлять больше пожертвований на украшение храмов не обязательно наносило ущерб пастырскому движению. Участие прихожан в распределении приходских средств позволяло им свободно поддерживать или не поддерживать его решения. Обеспечение социальных инициатив пастырей становилось скорее добровольным сотрудничеством, чем повинностью. К сожалению, такое положение вещей продлилось недолго.
График. Относительные расходы епархиальных и приходских попечительств, 1894–1914 гг. (Сплошная линия – приходские попечительства; пунктирная – епархиальные.) Источник: Всеподданнейшие отчеты Обер-прокурора Святейшего синода по ведомству православного исповедания за 1894–1895, 1896–1897, 1898, 1899, 1900, 1901, 1902, 1903–1904, 1905–1907, 1908–1909, 1910, 1911–1912, 1913, 1914 гг. Общие расходы епархиальных попечительств не были включены в отчеты за 1905–1907, 1910 и 1911–1919 годы.
Церковь во время войны
В 1914 году церковь столкнулась с войной и началом еще одной масштабной социальной катастрофы. Тотальная война и порожденные ею гуманитарные кризисы вскоре вышли за рамки возможностей царского режима с этим справиться, и российское гражданское общество поднялось, чтобы заполнить вакуум. Вместе с другими сообществами и ассоциациями, такими как Красный Крест и Земский союз, церковь участвовала в снабжении армии, уходе за ранеными солдатами и в поддержке их семей[663]. Однако в глубоком тылу в первые годы войны наблюдались социальные разногласия, которые впоследствии усилились под воздействием травм, нанесенных войной. Это касалось и церкви. Поначалу кампании гуманитарной помощи в Москве и Твери продемонстрировали способность епархиальных сетей консолидировать добровольные усилия разнообразных ассоциаций и общин для общей социальной поддержки. В то же время церковная помощь оказалась раздвоенной между усилиями приходских общин и представителей духовенства. Первые сосредоточились на поддержке солдатских семей, а вторые – на поддержке военнослужащих, особенно на оказании помощи раненым. Это расхождение в конкретном целеполагании ослабило сотрудничество между клерикальными и мирянскими сетями в критический момент, накануне политического и социального краха Российской империи.
20 июля, в день объявления войны, Синод издал постановление, предписывающее прочитать Высочайший манифест о войне с Германией во всех храмах перед литургией и призывающее «монастыри, церкви и православную паству к пожертвованиям на врачевание раненых и больных воинов и на вспомоществование семействам лиц, призванных на войну»[664]. Синод издал также отдельное постановление об организации помощи на приходах. Оно предусматривало создание в каждом приходе попечительских советов для заботы о семьях военнослужащих. Попечительские советы – это выборные органы, выполнявшие функции исполнительных органов некоторых приходских попечительств. Указ 1914 года предусматривал, что эти советы собирают сведения обо всех солдатских семьях, проживающих в их приходах, и организуют сборы на их содержание. При этом, если адекватная поддержка не может быть получена за счет сборов, «причт и староста оказывают совету пособие из церковных сумм в размере, какой окажется возможным по состоянию церковных средств, при расходовании их церковных сумм до пятидесяти рублей, не испрашивая особого разрешения епархиального начальства»[665]. Синод вновь предложил мирянам небольшой доступ к церковным ресурсам в надежде заручиться их сотрудничеством во время кризиса. Если не считать этой малой уступки, синодальное руководство сыграло незначительную роль в усилиях церкви по оказанию помощи военным. В сентябре 1914 года один епископ обратился к Синоду с просьбой разъяснить, куда его епархия должна направлять собранные ею пожертвования. Ответ, опубликованный в издании Синода, заключался в том, что все пожертвования, собранные во время церковных служб, должны быть отправлены в хозяйственный отдел Синода для последующей передачи Красному Кресту[666]. Однако архивные материалы по Москве и Твери не содержат никаких свидетельств того, что какие-то средства были отправлены в Синод во время кампании по оказанию помощи. Степень и направленность участия каждого прихода в оказании помощи будут определяться пастырем и приходской общиной.
Из-за минимального контроля со стороны церковных властей усилия по оказанию помощи на уровне приходов в большинстве епархий были плохо документированы. Архив тверской консистории представляет собой исключение из этого правила благодаря работе центрального комитета, собиравшего отчеты благочинных. В этих отчетах указывалось, что к лету 1915 года не менее половины, а зачастую и все приходы в большинстве благочиний создали приходские попечительские советы. Священники епархии были приятно удивлены, видя поддержку инициативы со стороны населения. Как сообщал один священник своему благочинному: «Не могу не отметить того отрадного чувства, какое пришлось испытать при производстве сбора. Несмотря на крайнюю бедность прихода, население отнеслось очень сочувственно к сбору и жертвовало охотно, чем могло. Совет, организуя сбор, рассчитывал не более как рублей на 30, а оказалось почти 48 рублей и натурой рублей на 40. И тяжелое чувство и робость, бывшие у сборщиков пред началом сбора, сменилось радостным»