[835]. Чтобы помочь епископу соответствовать этому высокому стандарту, утверждал Заозерский, православное каноническое право предоставляет широкую свободу действий для участия как мирян, так и государства в делах церковного управления[836]. Идеальным устройством, по мнению Заозерского, была древняя церковь, в которой епископ избирался своими последователями и поддерживал с ними тесную связь: «Каждый акт приложения церковноправительственной власти совершался епископом публично при ближайшем участии всей его паствы, и сам епископ рассматривался не только как церковный начальник и пастырь общины христианской, но и как ее представитель – ее излюбленное избранное лицо»[837]. Ученый признавал, что система консисторий современной ему церкви была полезна для управления огромными епархиями в Российской империи. Однако, укрепляя свою административную власть с помощью назначенной консистории, епископ терпел и серьезный ущерб: «Прежде всего архиерей здесь лишен был необходимого соучастия и совета канонических своих помощников – пресвитеров и прочего клира, как и эти последние лишены были исконных своих канонических прав власти и церковной чести»[838]. Обращая внимание на надзорную роль секретаря консистории – мирянина, Заозерский утверждал, что доминирование этой бюрократической структуры в церковном управлении стало посягать на власть епископа[839].
Заозерский предположил, что епархиальные съезды, которые он рассматривал как возрождение епархиальных соборов, или древнерусских сборов, могли бы преодолеть изоляцию епископа от своей паствы. Ссылаясь на главу 47 второй книги «Апостольских постановлений», Заозерский предлагал, чтобы съезды служили как бы судом присяжных по делам в церковных судах: «Соприсутствуют же (с епископом) на суде диаконы и пресвитеры, нелицеприятно судя, как люди божии, правосудно»[840]. На практике в это время случаи проступков или должностных преступлений клириков расследовались отдельными инспекторами, чьи наблюдения собирались в отчете чиновника-мирянина под руководством секретаря консистории для представления епископу. Клирики-подсудимые были лишены суда присяжных, и Заозерский приводил многочисленные примеры несправедливости, возникшей в результате небрежного расследования. По его мнению, поручение этого процесса епархиальному съезду облегчило бы сотрудничество между епископом и духовенством и вернуло бы духовенству контроль над церковной судебной системой[841]. По мнению Заозерского, при синодальной системе и епископат, и приходское духовенство оказались подчинены светской бюрократии и, только объединив усилия, они могли бы восстановить контроль над церковью и вернуть былое достоинство священному сану.
Взгляды Заозерского были схожи со взглядами многих членов епископской партии, которые не могли не осознавать ту роль, которую епархиальные съезды стали играть в церковном управлении. Однако их видение основывалось на более нисходящем понимании соборности, согласно которому единство и независимость церкви полностью опирались на апостольскую власть конкретного епископа. Такое видение было изложено в магистерской диссертации священника Василия Богоявленского «Епархиальные съезды духовенства: Их деятельность и значение», представленной им в Казанскую духовную академию в 1900 году. В своей диссертации автор доказывал, что критики и противники епархиальных съездов и других священнических объединений не смогли понять сложности современной церкви, которая сделала такие учреждения необходимыми: «Правительство как церковное, так и гражданское при всем своем желании не могло устранить этих недостатков своими силами и решило призвать само духовенство к деятельному участию»[842]. Помимо практической необходимости, Богоявленский позаботился о прояснении канонических основ епархиального съезда.
Что действительно активное участие приходского духовенства в делах веры и церкви не есть увлечение духом времени… а есть всегдашняя принадлежность христианской Церкви – это нетрудно проследить по историческому ходу церковной жизни. Обращаясь ко временам апостольским, мы видим около них пресвитеров или старцев, с которыми они советуются о всех важнейших делах в Церкви; то же видим при преемниках апостольских – епископах, при которых находятся пресвитеры, составляющие совет. Совет этот носил название пресвитериума. Эти то пресвитериумы можно назвать родоначальниками наших консисторий, или латинских кафедральных капитулов, папского капитула и других, а равно и всякого учреждения, имеющего значение органа активного участия пресвитеров в делах веры и Церкви, а, следовательно, и наших епархиальных съездов. На существование же пресвитериума ясное указание есть в постановлениях апостольских, актах соборных и сочинениях отцов Церкви[843].
Далее он привел длинный список ограничений, налагаемых Синодом на работу епархиальных съездов, сводящих их деятельность к рассмотрению финансовых вопросов. Он надеялся, что епископат освободит съезды и церковь от этих необоснованных ограничений, налагаемых синодальной системой: «Епархиальные съезды, в силу запросов Русской церковной жизни, расширили круг своей деятельности по делам духовно-учебных заведений, занялись вопросами по улучшению быта духовенства, и особенно вопросами религиозно-нравственного характера, а потому естественно руководительным началом стали для себя иметь не одни только постановления Синода, а и полномочия от епархиального епископа, и эти полномочия оказались так же велики и разнообразны, как велика и разнообразна самая деятельность епархиальных съездов»[844]. Тезис Богоявленского о власти архиерея как гаранте свободы епархиальных съездов от государственного регулирования не соответствовал опыту большинства духовенства. Многие воспринимали «епископский абсолютизм» как большую угрозу пастырской свободе, чем синодальные правила[845]. Епархиальные съезды с такой же вероятностью могли обращаться к Синоду за защитой от архиерея, как и к архиерею за защитой от Синода[846]. Последующая карьера показательна. После смерти жены он в 1909 году был рукоположен во епископа, дослужился до члена Синода и в 1917 году был изгнан с Черниговской кафедры собственным епархиальным съездом[847].
По мере того как внутри церкви началась подготовка к реформе, разногласия между священнической и епископской партиями продолжали усиливаться. Когда в январе 1905 года солдаты в панике расстреляли на улицах столицы шествие рабочих во главе с о. Гапоном, тема церковной реформы была вынесена на публичное обсуждение. Немедленная реакция церкви на это событие пришла от приходского духовенства – от «Группы 32 петербургских священников», собравшихся после Кровавого воскресенья, чтобы обсудить соответствующий ответ пастырей на нынешний кризис. Их предложение «О необходимости перемен в русском церковном управлении» было опубликовано в «Церковном вестнике» 17 марта 1905 года. Это был первый публичный призыв церкви к созыву общенационального Собора для реформирования церковного управления. Как объяснила эта группа в последующей статье, предложенный ею Собор должен был состоять из архиереев, приходского духовенства и мирян, причем все они должны были быть свободно избраны[848]. Это дало бы Собору необходимую независимость от государства для «восстановления канонической свободы в Российской церкви»[849]. Обер-прокурор Константин Победоносцев распространил анкету о церковной реформе среди епархиальных архиереев в надежде, что их ответы поддержат статус-кво. Вместо этого ответы архиереев показали, что подавляющее их большинство поддерживает Собор, но так, чтобы членство на нем было ограничено монашеской иерархией[850]. Для обсуждения предполагаемого Собора с января по декабрь 1906 года заседало Предсоборное присутствие. В его состав входили 39 членов, в том числе 9 епископов, 7 представителей приходского духовенства и 19 профессоров-мирян из университетов и духовных академий, многие из которых были экспертами в области канонического права. Именно последние решительно отдалили перспективу более инклюзивного Собора на том основании, что право голоса для неепископов представляло бы собой неканоничное посягательство на апостольскую власть[851].
Хотя священническая партия продолжала настаивать на более инклюзивной и соборной модели реформ, на канонические нормы ее сторонники покушались редко. В 1906 году славянофил и богослов-мирянин Н. П. Аксаков утверждал, что 39‑е Апостольское правило, гласящее, что власть священника исходит только от власти архиерея, стало «анахронизмом»[852]. Сколько бы приходское духовенство ни бросало вызов авторитету монашеской иерархии, оно редко ставило под вопрос само каноническое право. «Группа 32 петербургских священников» утверждала, что епархии стали слишком большими, что епископат оторвался от подвластного ему народа и что епископы должны избираться духовенством и мирянами. Вдохновленные ею группы приходских священнослужителей публиковали требования допустить в епископат женатых священников. Эти радикальные вызовы существующей церковной структуре не противоречили каноническому праву, которое прямо не запрещает рукоположение в епископы женатых клириков