[853]. Несмотря на высказанное в «Церковном вестнике» в мае 1906 года мнение, что церкви угрожает «опасное пресвитерское движение», священническая партия никогда не оспаривала апостольскую власть епископата как таковую[854]. Бо́льшая часть приходского духовенства хотела существенной реформы властных структур в церкви, а не ее разрушения. Хотя лишь немногие миряне были хорошо знакомы с тонкостями канонического права, их уважение к приходскому духовенству и всем его учреждениям во многом основывалось на каноническом статусе священников как пастырей церкви, рукоположенных апостольской властью своих епархиальных архиереев. Таким образом, чтобы сохранить социальную и институциональную целостность церкви, даже самые радикальные реформаторы настаивали на переменах в рамках «каноничности».
Февральская революция развязала в церкви всеобщее внутреннее противостояние. В том числе это была борьба сторонников разных представлений о каноничности, сложившихся в предшествующие десятилетия. В феврале 1917 года Временное правительство назначило на должность обер-прокурора бывшего депутата-октябриста Владимира Львова. Будучи ярым сторонником реформы в соответствии с выборным началом, Львов сыграл заметную роль в последующих событиях внутри самой церкви. По иронии судьбы, этот революционный обер-прокурор воспользовался прерогативой царских времен и в апреле распустил Синод. Он заменил старых членов, за исключением Сергия (Страгородского) из Финляндии, четырьмя епископами и четырьмя священниками, которые были более склонны к поддержке его программы реформ[855]. За время своего недолгого пребывания в должности, которое длилось до августа, Львов провел жесткую чистку иерархии от своих оппонентов. Митрополит Евлогий говорил о Львове: «Он держался диктатором и переуволил немало архиереев»[856]. Действия и риторика Львова способствовали восстанию против иерархии на епархиальном уровне. Он принимал многочисленные делегации от епархиальных съездов, которые стали созываться и требовать реформ. За неимением альтернативы Синод до самого созыва Собора продолжал действовать как окончательный арбитр канонической легитимности. В этом же качестве он руководил дискуссиями о канонической структуре церкви, которые стали разворачиваться на местном уровне.
Тверь
Епархиальные съезды весны и лета 1917 года отличались по своему составу и предмету обсуждений. Тверской съезд привлек особое внимание благодаря своему радикализму, известности местного архиепископа, которого он низложил, и, прежде всего, благодаря временному решению, принятому на съезде: правящий архиерей был заменен викарным епископом, и это произошло еще до вмешательства Синода. Как только конфликт достиг уровня иерархии, епископ Арсений защитил свою позицию, выступая за каноническую легитимность епархиального съезда, который его поддержал.
Серафим (Чичагов) стал архиепископом Тверским в марте 1914 года. Он сыграл активную роль в усилиях духовенства по оказанию помощи во время войны. В апреле 1914 года он упрекнул приходских священников в том, что они ведут себя «нерадиво, равнодушно, безжизненно» в деле организации приходских советов и попечительств для оказания помощи солдатским семьям[857]. Несмотря на его энтузиазм по поводу организационной работы приходского духовенства, Серафим не торопился предоставить ему автономию. В 1914 году он отменил выборы благочинных приходскими священниками, назвав такие выборы «незаконными и вредными»[858]. Серафим также был членом Синода и Государственного совета и проводил бо́льшую часть своего срока в качестве архиепископа за пределами епархии, выполняя соответствующие обязанности в столице. Частые отлучки, а также пренебрежительное отношение к приходскому духовенству, судя по всему, стали одной из причин той враждебности, которая и оказалась двигателем епархиального съезда.
Серафим приветствовал Февральскую революцию с энтузиазмом, прежде чем вернулся в свою епархию из Петрограда (новое наименование столицы, введенное, чтобы не было ассоциаций с германским врагом). В марте он сам созвал епархиальный съезд для обсуждения реформы церковной администрации, возможно стремясь перехватить инициативу у более радикальных элементов. Тем не менее, когда съезд собрался 20 апреля, тот быстро отказался от повестки дня, которую предложил Серафим. Делегаты обвинили Серафима в том, что он, с одной стороны, «чужд епархии, оставив ее в тяжелую минуту без руководства», а с другой стороны – «деспотичен… что он ввел полицейский строй в епархии… постоянно призывавший духовенство к борьбе с революционным настроением»[859]. Делегаты съезда проголосовали за замену Серафима избранным кандидатом из числа белого духовенства или даже мирян[860].
Несмотря на присутствие радикальных священнослужителей в рядах своего руководства, Тверской съезд не служил профессиональным интересам приходского духовенства. Председателем делегаты избрали Ф. В. Тихвинского, одного из депутатов-клириков во II Думе, который был извержен из сана за свою левую политику и в последнее время работал в Ржеве военным врачом. Клерикальный радикализм Тихвинского и других левых священников обнаружился в предложениях учредить и избирать уездных епископов, а также отменить должности благочинного и инспектора, функции которых возложить на избранные уездные советы. Предлагались меры по защите духовенства от народных волнений, например резолюция о том, что приходские священники могут быть смещаемы только церковным судом. Съезд также решил, что весь приходской клир должен стать выборным. Неожиданной стала резолюция о необходимости предоставить приходу независимый правовой статус, а также о том, что все отчисления и взносы на церковные и епархиальные нужды должны производиться с разрешения приходского совета. Духовенство давно сопротивлялось таким требованиям со стороны мирян. Их выполнение привело бы к почти полному контролю над собственностью и ресурсами прихода со стороны прихожан, которые, скорее всего, использовали бы их для приходских потребностей и игнорировали бы епархиальные учреждения. Делегаты, «не желая разрушать дело народного образования», решили, что регулярный вклад в религиозные школы следует временно поддерживать, «до окончательного решения их судьбы на Учредительном Собрании», и что приходы могут пользоваться услугами только тех епархиальных институтов, которые они согласились поддерживать[861].
Твердая позиция епископской партии всегда состояла в том, что ни одно церковное собрание не могло быть канонически легитимным без благословения епархиального архиерея, а также одобрения с его стороны любого решения, которое это собрание приняло – несмотря на народную поддержку. Однако неустанные выступления Серафима против претензии съезда представлять волю епархии обнаружили моральный авторитет, который съезд приобрел благодаря своему «демократическому мандату». Официальные протоколы съезда сообщают, что в нем приняли участие 62 священника, 60 дьяконов, 61 псаломщик, 61 церковный староста, 149 мирян и 15 преподавателей семинарии и церковных школ[862]. В письме к Синоду Серафим утверждал, что состав съезда был более хаотичным и что люди с улицы заходили в собрание и доминировали в обсуждении, агрессивно заглушая оппозицию: «Был сильный запах алкоголя. Нет сомнений в том, что среди депутатов появились сектанты и большевики. Цель этого собрания была совершенно ясной: отменить все»[863]. В последующем письме Серафим утверждал, что «союз диаконов и псаломщиков» из Ржева доминировал на съезде, а его радикальные лидеры заплатили другим делегатам, чтобы они активно участвовали в дискуссиях[864]. Эта последняя версия отчасти подтверждена в письме делегата-мирянина из Ржева, Щочкина. Он утверждал, что только часть епархиального священства поддержала восстание против Серафима, и связал его успех с радикализацией низшего приходского духовенства: «Это масса людей, примкнувших вообще к Храму ради куска хлеба, действующая не по религиозному чувству или призванию, идет почти бессознательно за своими вожаками, „не ведая, что творят“, и я скажу, что этот почтенный институт [псаломщика] совсем лишний»[865]. Целью этой радикальной группировки низших клириков, по словам Серафима, была отмена образовательного ценза для рукоположения, чтобы получить более легкий доступ к священству[866].
Немало петиций в Синод ставили под сомнение легитимность съезда на том основании, что он не представлял общественное мнение епархии. Например, письмо от 10 августа, подписанное более чем 300 жителями Твери, призывало к возвращению Серафима в епархию[867]. Такая реакция может быть объяснена другим письмом. Собрание благочинных Старицы 30 июля в своем письме указывает, «единогласно постановлено, что настоящее постановление об архиепископе Серафиме сделано членами собрания от себя лично, а не от приходов, так как в приходах вопрос этот не обсуждался». Авторы письма утверждали, что вопрос о смещении Серафима обсуждался перед съездом только в трех приходах Старицы[868]. Вполне вероятно, что изгнание архиепископа стало большой неожиданностью для большей части епархии и особенно шокировало духовенство, которое уже жило в страхе перед беспокойным населением. Щочкин выражал опасение, что низложение архиерея лишь ухудшит ситуацию: «Но, кроме того, голосуя за удаление с кафедры своего Архипастыря, духовенство само рубит тот сук, на котором сидит. После этого, мирянин, возвратясь со съезда домой, примкнет к нему и псаломщик, станут явно голосить: „мы свергли Епископа, Архиерея, а с тобой, попом – и подавно справимся“»