[869]. Другие письма, представленные в Синод группами мирян и священнослужителей в поддержку Серафима, содержали аналогичные опасения по поводу последствий съезда для отношений клириков и мирян, а их авторы утверждали, что изгнание епископа было неканоничным[870].
Нельзя сказать, что решения апрельского съезда в Твери были делом рук радикальных кругов, клерикальных или каких-либо иных. Будучи, безусловно, радикальным, съезд отразил приоритеты большой и разношерстной части тверского православного населения. Например, ясно, что низшее приходское духовенство, дьяконы и псаломщики, влияли на решения, но не доминировали на съезде, как утверждал Серафим. Собрание постановило, что приходским священнослужителям низшего звена, «особенно семейным», следует выплачивать бо́льшую плату за их службу, и рекомендовало распределять приходское вознаграждение в размере: «священник получает две части, штатный диакон 1½ части и псаломщик 1 часть»[871]. Это была бы гораздо более справедливая ставка по сравнению с предыдущим десятилетием, когда примерно три части шли священнику, одна – дьякону и половина – псаломщику[872]. Тем не менее это решение также подтвердило иерархические различия между различными чинами духовенства. Кроме того, в повестку дня съезда было включено такое предложение: «Постепенное уничтожение института диаконов там, где нет нужды в них»[873]. Эти решения не свидетельствуют о перевороте, совершенном низшим духовенством.
Изгнание съездом Серафима было принято многими мирянами, о чем свидетельствует отказ от поминовения архиепископа на литургии во многих приходах[874]. В мае Львову были адресованы два письма от жителей города Кашина в поддержку решений съезда, каждое из которых было подписано более чем сотней человек. Первая подпись в обоих письмах выражала неприязнь к сословным различиям: «Бывший мещанин г. Кашина, а ныне гражданин. И. Ешн.»; «Православному Христианину противно бывает, стоя в храме, слушать, когда Священнослужители по приказанию свыше публично морочат людей – провозглашая „во-первых помни господи святейший правительствующий синод“ во это время хочется плюнуть, а не молится. Затем „и Господина нашего преосвященнейшаго Архиепископа Тверского и Кашинского Серафима“. Пусть они молятся о своем господине в тайне, но не публично, дабы не смутить совесть верующих»[875]. В своем втором письме эти просители апеллировали к думской речи самого Львова: «[Вы высказались] против недостойных слуг правительства из чинов высшего духовенства, опозоривших своими действиями Церковь Православную. Просим обратить Ваше просвещенное внимание на следующий факт: вскоре после бывших в Москве съездов общегородской и общеземской организаций, Архиепископ Тверской и Кашинский Серафим позволил себе в Твери с церковной кафедры всенародно оскорбить как эти съезды, так и Государственную Думу, а в лице ее и Вас – члена Г. Думы»[876]. Эта петиция показывает, что тогдашняя политика и произведенная Львовым синодальная революция оказали влияние на религиозные взгляды некоторых православных христиан. Хотя съезд не выдвигал против Серафима обвинений в политической реакционности, которые, скорее всего, были беспочвенными, он явно присоединился к соборному движению, заменив большинство епархиальных управлений представительными собраниями, в которые должны были войти как представители духовенства, так и миряне. Враждебное отношение авторов петиции к сословным категориям также нашло отражение в повестке дня съезда, который предложил «участие духовенства во всяких учреждениях на правах одинаковых с другими гражданами», а также выступил за «отмену наград и привилегий для духовенства»[877]. Съезд четко сформулировал приоритеты значимой части православного населения Тверской епархии.
Хотя многие священники были встревожены изгнанием Серафима, нельзя сделать вывод, что священство было незначительной силой в тверской епархиальной революции. Иереи и протоиереи занимали видное место в руководстве Тверского съезда и администрации, которая затем была сформирована. Хотя этих конкретных людей можно было бы посчитать маргиналами, влияние священства в более широком смысле проявилось в заботе съезда о канонической легитимности. Слишком мало примеров того, как миряне апеллировали к каноническому праву. На епархиальном съезде в Ростове-на-Дону в мае делегаты-миряне даже кричали: «Нам нужно меньше обращать внимания на каноны соборов!»[878]. Однако озабоченность пастырей канонической легитимностью была тесно связана с их заботой о легитимности своего сана с точки зрения мирян. Возражения против «неканонического» изгнания Серафима съездом высказывались в сочетании с опасениями по поводу влияния этого действия на отношения между мирянами и духовенством. Такое возражение было зафиксировано в протоколах съезда: «Указывалось также, что, согласно канонам Двукратного Собора [Константинопольского в 861 году], удаление [епископа] возможно добровольное или по суду, что переизбрание Владыки логически требует переизбрания и всего духовенства, что приведет к развалу церковной жизни в такое тяжелое время, как настоящее»[879]. Приходские священники понимали, что, даже если большинство мирян не интересовалось деталями канонического права, достоинство и социальный статус пастыря были неразрывно связаны с церковью и ее иерархией. Тверские епархиальные революционеры прилагали все усилия, чтобы сохранить это достоинство, добиваясь «канонической свободы», что означало свободу в рамках канонического права.
Окончательное решение съезда добиваться избрания нового епископа было оформлено именно как просьба, без явного заявления о его полномочиях низложить архиепископа: «Епархиальный Съезд выражает пожелание об оставлении им Тверской кафедры, о чем и доводит до сведения его чрез особо избранную депутация»[880]. Таким образом, Серафиму было предложено самому принять решение, что он и сделал. В девять часов утра 22 апреля к Серафиму была направлена делегация во главе с протоиереем Лебедевым, чтобы сообщить ему о решении съезда. В официальном протоколе съезда его ответ представлен следующим образом:
«Благодарю. Для Тверской епархии не нужен, видимо, такой Архипастырь, о деятельности которого знает вся Россия и могут засвидетельствовать Государственная Дума и Правительство. Я служил в семи епархиях и отовсюду получил признательность за свою деятельность. [Владыка при этом указал на две витрины с альбомами.] Я уже предрешил о своем уходе, так как разрыв сердечный с епархией у меня уже произошел с первых дней моего приезда в епархию в дни революции. Конечно, когда у меня сердце раскололось, молитвенником за Тверскую епархию я быть не могу. Но не вы меня поставили и не по вашей воле я уйду. Весьма будут удивлены там наверху, где меня считают нужным для России и не поблагодарят вас те епархии, где я служил. Очевидно, для Тверской епархии нужны такие архиереи, которые бы никуда не выезжали. Я никому зла не сделал, но всех ласкал. Съезд я считаю неправомочным, так как я еще у власти. Съезд собрался не по моему указанию, именно не в том числе; вопросы обсуждались не те, которые мною утверждены. Избранные Председатель и Президиум не явились даже ко мне за утверждением, и вопросы Съезда не представлялись на мое утверждение. Это не Съезд, а Учредительное Собрание. Впрочем, я не буду об этом распространяться, так как уже предрешил оставить епархию. Я довольно поработал. Мне не нужна никакая епархия. Я буду содействовать, чтобы не было раскола в народе и войсках». Владыка повторил: «Я очень благодарен» и благословил общим благословением[881].
Арсений, тверской викарный епископ, который заменит Серафима, позже утверждал, что публикация этих комментариев помогла настроить общественное мнение против архиепископа[882]. Самомнение и негодование Серафима также ощутимы в его собственных письмах в Синод: «Разве это не комично? Начальствуя над тремя большими монастырями, стоя в главе подготовления Нижегородской и Тамбовской губерний к событию прославления Преподобного Серафима Саровского и затем, управляя четырьмя епархиями, в которых мною сделано было весьма много, что достаточно известно в России, писать и постановлять кучке смутьянов о недоверии моей церковно-общественной деятельности, – прямо дерзко и смешно»[883]. Он покинул епархию 4 мая, а затем попросил Львова назначить его на какую-нибудь должность в Синоде[884]. Уход возмущенного Серафима из епархии оставил ее под контролем съезда. Его демонстративное заявление о добровольности ухода подорвало последующие претензии к канонической легитимности съезда.
Сразу после того, как Серафим заявил о намерении покинуть Тверь, руководители съезда обратились в Синод с просьбой принять отставку архиерея. Опираясь на симпатии Львова к реформе, съезд направил 22 апреля в Синод делегацию в составе протоиерея и двух преподавателей семинарии для представления аргументов в пользу избрания нового епископа[885]. Ответ обер-прокурора они получили 25 апреля. Львов сообщил делегации, что Серафим написал письмо о своем желании уйти с епархиальной кафедры. Таким образом, стало возможным избрать нового епископа. Что же касается избрания кандидата из числа белого духовенства, то для этого придется подождать обсуждения на предстоящем Соборе