[886]. Однако 29 апреля Серафим разослал несколько яростных телеграмм членам Синода, пытаясь отменить свое первоначальное решение об уходе: «Прошу Синод без моего прошения не увольнять меня. Мое частное письмо прокурору с рассуждениями не может заменить прошения, вся епархия умоляет меня подождать, возмутилась, не согласна, не давала полномочия судить об епископе, возможно буду просить следствия, намерен прибыть Петроград для решения своей судьбы = Архиепископ Серафим»[887]. Видный иерарх, Серафим сумел превратить свою неминуемую отставку в официальное увольнение по прошению.
В условиях, когда обратный ход Серафима поставил под вопрос каноническую легитимность, лидеры съезда нашли неоценимого союзника в лице его викария – епископа Старицкого Арсения. Съезд изначально обвинял Арсения, вместе с Серафимом, в деспотизме и невнимании, но тот решил обсудить эти обвинения с делегатами и даже извиниться. Этот жест обеспечил бы ему поддержку во всей епархии, даже среди тех, кто не был согласен с решениями съезда. В официальном протоколе съезда так изложено выступление Арсения 22 апреля:
Прибывший на Съезд по своему желанию, Владыка Арсений в пространной речи выяснил трудность епископского служения в прежнее время, особенно в Тверской многолюдной епархии, насчитывающей более 1000 приходов, тогда как нормальные отношения возможны только на епархиях не более 200–300 приходов и вместе с тем указал и на возможные с его стороны ошибки. Владыка в заключение отметил, что при том тесном единении между клиром, народом и епископом, которое устанавливается в настоящее время в свободной России, те недоразумения и ошибки, которые возможны были при старых порядках, впредь не будут иметь места[888].
На следующий день съезд включил Арсения в новый административный орган, который заменит консисторию, – Епархиальный совет. Арсений будет состоять в этом органе вместе с двумя священниками, дьяконом, псаломщиком, двумя преподавателями семинарии, инспектором семинарии и крестьянином. Каждый член совета, включая Арсения, будет голосовать за все административные решения на равных основаниях. При этом в случае принципиального несогласия с остальными членами совета епископ сохранял за собой право подать «на рассмотрение высшей инстанции (митрополита, патриарха, Синода)». Все епархиальные учреждения, попечительства, свечные заводы и т. д., которые прежде находились под верховной властью архиерея, теперь были отнесены к ведению Совета[889]. 10 мая Синод удовлетворил просьбу Серафима об отставке и признал Арсения местоблюстителем тверской кафедры[890]. На тот момент съезд положил конец «епископскому абсолютизму» в Тверской епархии, сохранив при этом апостольскую власть архиерея.
В беспокойное лето 1917 года епархиальный совет взаимодействовал с Синодом как признанная епархиальная власть и одновременно продолжал добиваться от него подтверждения своей канонической легитимности. В письмах Синоду в мае и июне Арсений сообщал, что некоторые приходы начали заменять на литургии имя Серафима на его собственное, а другие вообще перестали поминать епископа. Он утверждал, что эта практика во многом определялась прихожанами: «В некоторых местах, настроенные канонически иереи вынуждены уступать требованиям мирян»[891]. Как многие и опасались, некоторые прихожане вовсе начали смещать непопулярных священнослужителей[892]. В письме Синоду от 26 июня епархиальный совет заявил, что большинство тверских приходов отказываются поминать Серафима на литургии и что задержка Синода в решении вопроса об официальном назначении тверского архиерея наносит ущерб авторитету Совета. Дальнейшая задержка, предупреждалось в письме, лишит его возможности предотвратить распад епархии в условиях анархии.
Совет в глазах епархии является единственным правомочным и авторитетным органом правления; таковым он может оставаться только до тех пор, пока не заподозрят его искренности. Если это последнее случится… результатом такого отношения к Совету явится анархия в епархиальном управлении. В поисках авторитетного учреждения, миряне должны будут обращаться к органам, далеко стоящим от церковной жизни, следовать примеру иноков Ниловой пустыни, которые, не получая удовлетворения своей просьбы со стороны Епархиальной власти, обратились в совет солдатских депутатов. Понятно, насколько нежелательно подобное обращение[893].
Эта завуалированная угроза была подкреплена еще одним письмом. 13 июля к Синоду с протестом против «систематического игнорирования» решения епархиального совета об отстранении Серафима обратился Тверской губернский совет крестьянских депутатов: «В случае же неудовлетворения этого пожелания Совет Крестьянских Депутатов считает своим долгом взять на себя следственные функции»[894]. Однако эти увещевания и угрозы были значительно смягчены признанием со стороны самого епархиального совета того, что он «не имеет права (с канонической точки зрения) разрешить непоминовение имени Архиепископа [на литургии]»[895]. Несмотря на свой радикализм, епархиальный совет никогда прямо не заявлял, что он законно низложил Серафима, а скорее утверждал, что отставку архиепископа следует считать таковой, чтобы не возбуждать беспокойное население.
Неоднозначность статуса епархиального съезда в рамках церковной иерархии выявил процесс восстановления Серафима на кафедре. Поскольку Синод не убедили заявления Совета о том, что он представляет большинство епархии, вместо того чтобы поддержать отставку Серафима, он поручил епископу Самарскому Михаилу расследовать обвинения съезда против Серафима. Поскольку эти обвинения были расплывчатыми, неудивительно, что коллега Серафима по Синоду счел их беспочвенными[896]. Однако вместо того, чтобы просто восстановить архиепископа, Синод счел целесообразным вернуться к этому вопросу на другом епархиальном съезде 8 августа под председательством Михаила. Там же следовало избрать представителей на грядущий Собор. На съезде за отставку Серафима проголосовало незначительное большинство делегатов. Впрочем, уже 9 августа Синод объявил о восстановлении Серафима в качестве правящего архиепископа Тверского. Синод обосновал свое решение расследованием Михаила, собственным желанием Серафима вернуться, а также тем, что «большинством только шести голосов (142 против 136) вынесено решение об увольнении Преосвященного»[897]. Скорее всего, была надежда, что, находясь под пристальным вниманием, конгресс станет менее радикальным и продемонстрирует широкую общественную поддержку Серафима. Когда эта авантюра провалилась, Синод отклонил результаты голосования.
После восстановления на кафедре Серафим напал на своего викария за поддержку восстания против него. В письме Синоду он обвинил Арсения в попытке узурпировать епархиальную кафедру в корыстных целях, а также в разграблении имущества, оставленного Серафимом. «Ради экономии собственных средств, он в мое отсутствие обедал ежедневно в моем доме и привозил даже гостей женского пола»[898]. Для достижения этой цели, как утверждал Серафим, Арсений потворствовал требованиям «нетрезвых крестьян» и низшего духовенства, которые доминировали на апрельском съезде. Он поддержал их радикальную программу, проголосовав за резолюции съезда. «Еп. Арсений, в надежде быть избранным на мое место, голосовал по всем вопросам вместе с ними и сделался соучастником незаконных, неканоничных и самых непристойных постановлений съезда»[899]. Как член епархиального совета, утверждал Серафим, Арсений продолжал умиротворять восставшее низшее духовенство, рукополагая необразованных дьяконов в сан священника. Чтобы укрепить свое положение, Арсений все лето 1917 года клеветал по всей епархии на своего начальствующего епископа. Неблагоприятный исход августовского съезда Серафим объяснял этой «агитацией», а также интригами Арсения на самом съезде, в том числе использованием радикально настроенных солдат для запугивания делегатов. Интересно, что свое требование о переводе Арсения в другое викариатство Серафим обосновал тем, что последний утратил народную поддержку в епархии: «Необходимо и для его личного интереса перевести Еп. Арсения в другую епархию на ту же должность, ибо он до крайности уронил свой сан и потерял всякое уважение со стороны большинства духовенства и паствы»[900]. Опять же, намерение Серафима дискредитировать съезд и его претензии на то, что он представляет епархию, продемонстрировали, что одних его слов о незаконности и неканоничности оказалось недостаточно, чтобы побороть брошенный съездом вызов. Обвинив Арсения в руководстве съездом, Серафим стремился подорвать моральный авторитет этого коллективного органа как по-настоящему соборного учреждения.
Ответ Арсения, направленный в Синод 3 сентября, представлял собой четкую защиту его собственных решений и решений съезда с канонической точки зрения. Начал он с тонкой критики его начальствующего епископа.
В течение 3½ лет я состоял ближайшим сотрудником АРХИЕПИСКОПА СЕРАФИМА. В личных отношениях ко мне ВЛАДЫКА был все время ровен, корректен, вежлив; в области служебных отношений Он неуклонно придерживался тактики «просвещенного абсолютизма»… К сожалению, АРХИПАСТЫРЬ не наклонен к соборности в решении дел, и, предоставленный самому себе, я вступил в апреле месяце на тот путь, который мне подсказал мой разум, но которого до сих пор не осуждает моя совесть