[914]. Его присутствие иллюстрировало основные проблемы синодальной системы: изоляцию епископата от народа и его уязвимость перед манипуляциями со стороны государства. Под руководством вновь образованной московской Организации объединенного духовенства 13 марта 1917 года, без согласия Макария, в Москве собрались епархиальные делегаты. Хотя небольшое число наиболее консервативных московских священников, в том числе Иоанн Восторгов, не стали участвовать в знак протеста, большинство делегатов съезда проголосовали за увольнение митрополита[915]. Объединенное духовенство объявило об этом решении епархии в печатной брошюре: «Митрополит Макарий, этот благочестивый и благоговейный пастырь, апостол Алтаря и известный миссионер, но „ветхий деньми“ старец, положительно не в состоянии быть тем руководителем и вождем, каким должен быть теперь каждый архипастырь»[916]. Таким образом, съезд не обвинил Макария в каких-либо конкретных проступках и не предпринял никаких попыток обосновать свое решение перед Синодом.
Когда Львов поднял вопрос об отставке Макария перед старым Синодом в марте, иерархи поначалу сопротивлялись, восприняв этот шаг как посягательство на епископскую власть в целом[917]. В конечном итоге архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) предложил Макарию последовать примеру святого Григория Богослова, удалившись ради блага церкви, и митрополит неохотно согласился[918]. Синод принял отставку Макария 20 марта и назначил епископа Иоасафа (Каллистова) временно управляющим Московской епархией[919]. Однако по возвращении в епархию Макарий возмутился, узнав, что московское духовенство и миряне собрались без его благословения. Ссылаясь на 39‑е и 55‑е Апостольские правила, а также правила Четвертого Вселенского собора и Двукратного Константинопольского собора, которые все касаются епископской власти, он объявил о запрещении любого священника, который перестал поминать его на литургии[920]. Это распоряжение было отменено московской консисторией по указанию Львова на том основании, что митрополит уже в отставке[921]. Но Макарий отказался подавать в отставку и удалился в Свято-Троицкую лавру, откуда и продолжил борьбу за епархию.
Макарий начал наступление на епархиальных революционеров. Как и Серафим, он ставил под вопрос авторитет съезда как представительного института епархии: «На собраниях участвуют учащиеся, солдаты, рабочие и лица женского пола. На их собраниях порицаются действия преосвященных, благочинных, присутствующие громко бьют в ладоши, кричат и смеются. Это не собрание в строгом смысле, а скорее, как говорит правило, скопище»[922]. Однако, в отсутствие народной поддержки, единственным настоящим оружием Макария было каноническое право. Защищаясь от критики, он использовал цитаты из Апостольских правил, Вселенских соборов и писаний отцов церкви. Макарий также обвинил Львова в том, что последний угрожал ему тюремным заключением в Петропавловской крепости, если он откажется уйти на покой: «Приемлю решимость просить Св. Синод не назначать на Московскую Кафедру управляющего архиерея с титулом Митрополита Московского, оставивши таковой за мною, на основании канонов (пр. 16 Двукратн. Соб.), как законнопоставленным и под давлением толпы»[923]. Макарий также утверждал, что Львов был в центре заговора с целью реформирования церкви поверх голов монашеской иерархии: он в одностороннем порядке поощрял участие мирян в церковных делах, одобрял выборы епископов и предлагал реформировать церковную образовательную систему, и все это без учета канонического права[924].
Утверждение Макария о злоупотреблениях Львова подтверждает в своем докладе епископ Феодор (Поздеевский), ректор Московской духовной академии и, возможно, единственный союзник Макария. Как и последний, Феодор не пользовался большой народной поддержкой. Борис Титлинов, радикальный профессор Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре церковной истории, посетил Феодора 12 марта по приказу Львова для расследования административных злоупотреблений. К числу последних относилось увольнение в 1910 году профессора Ильи Громогласова, члена епархиального съезда. По словам Феодора, Титлинов жестоко допрашивал эконома, инспектора и помощника инспектора на глазах у смеющихся студентов. Когда Феодор возразил, что академия подчиняется не обер-прокурору, а Синоду, Титлинов ответил, что «г. Обер-Прокурор, как Член временного Правительства, выше Синода и может раскассировать даже самый Синод»[925]. Феодор присоединился к Макарию в его кампании протеста в Троице-Сергиевой лавре. В апреле они оба были обвинены в антиправительственной, монархической агитации и помещены под домашний арест местным военным комитетом. В итоге Феодора отправили в Данилов монастырь, а Макария – в Николо-Угрешский в Подмосковье[926]. Хотя легитимность самого назначения Макария может быть оспорена из‑за его связи с Распутиным, смещение митрополита было осуществлено с помощью государства – и без учета канонического права[927].
Поскольку руководители Московской епархии не собирались отказываться от канонического права – они решили лишить Синод полномочий по его толкованию. Политическая поддержка со стороны Львова сделала это возможным. Протоиерей Николай Цветков, председатель Московской организации объединенного духовенства, публично назвал Львова «горячим сторонником ее [церкви] раскрепощения и процветания на канонических свободных началах»[928]. Этот термин – «каноническая свобода» – также использовался «Группой 32 петербургских священников» в 1905 году и подразумевал, во-первых, признание собраний и съездов приходского духовенства не инструментами епископской власти, но автономными образованиями в рамках церковного управления, а во-вторых – право епархиальной общины избирать своего архиерея. Первое было частично одобрено 5 мая синодальным указом № 2668 «О более активном участии духовенства и мирян в церковном управлении», в котором признавалось право духовенства организовывать собрания на всех уровнях епархии без предварительного одобрения и без ограничений по предмету обсуждения[929]. Второе право Синод подтвердил 5 июля принятием «Общих правил об избрании епархиальных епископов»[930]. Впрочем, руководство Московской епархии не дождалось ни первого, ни второго решения. 21 марта состоялся новый съезд. Протоиерей Николай Боголюбов утверждал, что съезду следует не запрашивать разрешения Синода на избрание митрополита, а разработать собственную процедуру выборов, которая послужила бы прецедентом для других епархий. По предложению профессора Громогласова делегаты решили просить «благословения» Синода, но не его «разрешения»[931]. Затем был избран специальный комитет из 46 представителей духовенства и мирян, которому было поручено разработать правила и процедуру выборов[932]. Потом епархиальные руководители решили организовать общенациональный форум, на котором представители всех епархиальных съездов России могли бы обсуждать церковную реформу независимо от иерархии. Он состоялся с 1 по 9 июня. Участие приняли 1268 делегатов, в соответствии с нормой представительства: один священнослужитель и один мирянин на каждые 100 церквей, а также один монах и один представитель религиозной школы от каждой епархии[933].
Всероссийский съезд духовенства и мирян стал кульминацией и пастырского движения, и епархиальных революций. Речи на съезде и его решения вполне свидетельствуют о целях обоих движений. Религиозное и социальное объединение в церкви всех, независимо от сословия или класса, занимало среди этих целей видное место. Отец Цветков, председатель и главный организатор всероссийского съезда, выразил свое видение церкви в своей интерпретации мартовского епархиального: «Понимая, что только „в единении – сила“, они [епархиальные съезды] обратились с братским призывом к пастырям и мирянам оставить свои сословные интересы, забыть о своих корпоративных нуждах и искренно протянуть друг другу руки для совместной и душевной работы на благо родины и Церкви»[934]. Это видение было поддержано многими делегатами Всероссийского съезда. Отец Боголюбский начал первое заседание речью о единстве: «Да будут все едины; как Мы, Отче, едины с Тобою (Ин 17:21)… Всякое уклонение от этой силы [единства] было уклонением от подлинного лика Церкви Христовой»[935]. Один петроградский священник выразил оптимистическую точку зрения: «Раньше церковь рассекали на части… Она почти и не жила, как не может жить одна голова без тела… Теперь Церковь в полном своем составе из клира и мирян стоит перед Христом»[936]. Ради того, чтобы сделать это видение реальностью, делегаты согласились на уступку прихожанам, которой священнослужители долгое время сопротивлялись, из опасения обанкротить свои епархии. Александр Папков, давний активист движения за обновление прихода, объявил на восьмой день съезда, что теперь приход получит права юридического лица с правом распоряжаться всей приходской собственностью