[143]. Социальные привилегии и иерархия – например, почетное председательство влиятельных лиц – были отменены. Общественные объединения были принципиально открыты для всех лиц мужского пола, если они придерживались демократически-республиканских правил. В то же время задачи образования и морального совершенствования сохранялись. Руководитель общества самообразования рабочих в Бамберге отверг предложение местного промышленника о вступлении в общество и его готовности позаботиться об учреждении страховой кассы, на том основании,
что наше общество – это общество самообразования рабочих, а не просто общество рабочей взаимопомощи, что рабочие, далее, опираются сами на себя, самостоятельно добиваются улучшения своего материального положения, создания и руководства своей политической и общественной позицией в государстве, а не хотят милостыни или благотворительности г-на В. или аналогично мыслящего «брошуа» (буржуа) – а это невозможно без политики[144].
Установку на образование и моральное совершенствование сопровождала демонстрация подчеркнуто респектабельного внешнего вида. «В общество и на собрания ходили не в рабочей одежде, а в выходном костюме»[145]. Общества самообразования рабочих функционировали подобно буржуазным литературным обществам: создавались библиотеки и читальные залы, устраивались доклады и чтения, но прежде всего стало возможным свободное общение членов друг с другом. Рабочие организовывали праздники и экскурсии, у них были свои флаги и значки. Некоторые, как, например, пражская «Дельницка беседа» («Dělnická beseda»), даже изобрели свой форменный костюм, который состоял из голубой куртки с черным позументом (отсылка к спортивным союзам движения сокольства), серых штанов, широкого пояса с монограммой общества, красного шейного платка и красной гусарской шляпы-чикош (чикос) с белым пером[146].
Как показывает пример пражского общества самообразования рабочих, страсть к ассоциациям охватила и Австро-Венгрию. После проигранной войны против Пруссии, испытывая растущее политическое давление изнутри, Габсбургская монархия была вынуждена в 1867 году приступить к фундаментальным реформам: во-первых, к так называемому «австро-венгерскому компромиссу», основанию венгерского государства в государстве, которое во многом было независимым, а затем к новой конституции, в которой были реализованы важные либеральные основные права. В том же году последовала либерализация законодательства о собраниях, которая стала реакцией на предшествующее взрывное увеличение числа новых ассоциаций и способствовала их последующему развитию. Правда, закон не гарантировал полную свободу союзов: «иностранцам, лицам женского пола и несовершеннолетним» доступ в политические объединения был запрещен. Кроме того, власти оставили за собой право разгонять общества, которые могут «угрожать государству». Однако на практике это касалось лишь политических обществ в узком смысле этого слова, причем и в этой сфере границы с течением времени сдвигались и становились более проницаемыми. Три основных политических силы – национал-либералы, католики-консерваторы и социал-демократы – создали каждая собственную сферу социального общения, которые определяли политическую жизнь Габсбургской монархии в последующие десятилетия[147].
Австрийские либералы, как и все остальные, не только видели в политических клубах и объединениях организации для защиты групповых интересов, но и пытались перенести в политику моральные идеи неполитических ассоциаций. Казалось, что социальная утопия домартовского периода стала явью: нравственное и политическое воспитание и руководство масс образованной элитой, которая утверждалась в своей роли через культуру общественности; постепенная реформа общества под эгидой буржуазных либералов без революционного насилия.
Поэтому не должно удивлять, что объединения исключительно общественного характера переживали в Габсбургской монархии с 1860-х годов настоящий грюндерский бум[148]. В общем в 1868 году в Цислейтании[149] насчитывалось около 5200 ассоциаций, в 1870-м уже более 8000, через десять лет около 15 000; еще через десять лет (1890) это количество удвоилось (более 30 000), до конца века оно удвоилось еще раз (почти до 60 000), а за последовавшее затем десятилетие, то есть до 1910 года, это число достигло более 103 000[150].
В северобогемском промышленном центре Ауссиг (Усти-над-Лабем) до 1860 года было лишь несколько ассоциаций. К 1867 году, то есть еще до введения законодательства о союзах – уже 32. Затем их число каждые десять лет удваивалось и таким образом примерно соответствовало росту ассоциаций в целом на австрийской половине империи. В большинстве общественных объединений языком был немецкий. Еврейское население имело свои традиционные благотворительные общества, но оно было интегрировано и в немецкие ассоциации; и лишь часть горожан, которые все в большей степени ощущали себя чехами, основали собственные общества[151]. В Пресбурге (Братислава, Пожонь) с ее очень нередким сочетанием у населения венгерской, немецкой, еврейской и словацкой идентичности в 1850-е годы существовало лишь одиннадцать ассоциаций с утвержденным уставом, а в 1870-х годах около восьмидесяти, с числом членов более 18 000. Как и в других местах, рост ассоциаций во второй половине XIX века намного опережал рост населения[152]. В небольших городах ассоциации играли еще большую роль для общественной жизни, чем в крупных центрах. В Лойтшау (Левоча), городе в Верхней Венгрии (ныне Словакия), которая насчитывала около 6000–7000 словацких, венгерских, немецких и еврейских жителей, после 1870 года было около сорока общественных объединений. В распоряжении 150–200 членов местного клубного общества имелось в 1860 году 32 газеты и журнала, среди них Пештский «Ллойд», «Ревю де Дё монд» (Париж) или «Лондонская иллюстрейтед ньюс»[153].
Развитие общественных объединений Австро-Венгрии проходило, как показал Ганс-Петер Хие, без существенных ограничений со стороны государственных инстанций[154]. Исключение составляли масонские ложи, которым католические консервативные круги Габсбургской империи все еще приписывали радикально-демократические цели и которые в австрийской части монархии были официально запрещены вплоть до 1918 года. Тем не менее – и это показывает, как мало законодательство о союзах свидетельствует о реальной жизни общественности, – с конца 1860-х годов деятельность масонских лож в Габсбургской монархии переживала эпоху расцвета. В каждой из частей двойной монархии были разные правовые системы. В Транслейтании[155] венгерские и немецкие масоны могли в конце 1860-х годов основывать собственные ложи в Будапеште. Некоторые масоны, например граф Дьюла Андраши, премьер-министр первого правительства Венгрии с 1867 года, вернулись из эмиграции во Франции, Италии или Швейцарии, вступив в масоны там. Ложи представляли собой место встречи состоятельной и образованной буржуазии с прогрессивными дворянами. С 1870 по 1886 год не менее двадцати масонов были постоянно членами парламента[156].
Иные правовые предпосылки существовали в австрийской части империи (Цислейтании). Ложи там по-прежнему были закрыты, однако неполитические объединения больше не подвергались ограничениям. В результате установилась своеобразная практика: венцы вступали в венгерские ложи, а затем с официальной санкции основывали в Вене близкие к ложам ассоциации. Так в 1869 году было основано общество «Хуманитас», из которого в 1871-м вышла ложа с центром в Лайта-Сент-Миклош, пограничном местечке с венгерской стороны. Там проводились масонские ритуалы, тогда как в Вене занимались общественной стороной жизни ложи. Другие австрийские масоны, в большинстве своем представители свободных профессий и торговцы, среди которых было много евреев, последовали этому примеру и периодически проводили свои ритуальные собрания в венгерских приграничных городках или Пресбурге/Братиславе. Все это скорее походило на выезд общества буржуа на экскурсию, чем на конспиративную встречу тайного общества. Венские масоны раз в месяц или выбирались на поезде в Винер Нойштадт, откуда ожидавшие на вокзале кучера через четверть часа доставляли их в находившийся сразу за австрийско-венгерской границей Нойдёрфль. Либо они садились в самой Вене в своего рода трамвай, через час оказываясь в центре Пресбурга (Братиславы). Даже масоны из находившейся дальше Праги области последовали этому примеру и основали после 1870 года близкие к ложам объединения, а затем – правда уже позже, в 1909 году, – собственную ложу «Хирам к трем звездам» в Пресбурге. Так эти венгерские «пограничные ложи», обойдя запрет, способствовали развитой и ориентированной на либеральные ценности жизни масонских лож в Австрии до 1918 года – на виду и с молчаливого согласия государства[157].
С большим недоверием государство относилось к новым национально-политическим обществам. В транслейтанской части монархии венгерское государство поддерживало общественные объединения, способствовавшие мадьяризации, и, наоборот, строго регламентировало деятельность ассоциаций невенгерских меньшинств – например, словаков[158]