Долгое время считалось, что на работу генов могут влиять лишь биохимические факторы – особенности питания или, в худшем случае, промышленные яды. Сегодня эпигенетика изучает, как родители обращаются с детьми, и пытается понять, каким образом воспитание формирует мозг ребенка.
С самого начала мозг человека запрограммирован на рост, но на то, чтобы справиться с этой задачей, ему требуется больше 20 лет: из всех наших органов мозг последним достигает анатомической зрелости. А пока он растет, все важнейшие в жизни ребенка люди – родители, братья и сестры, бабушки и дедушки, учителя и друзья – могут активно влиять на его формирование, создавая смесь социальных и эмоциональных условий, направляющих развитие нейронных систем. Как растение адаптируется к плодородной или бедной почве, так и мозг ребенка строится в соответствии с социальной экологией, особенно с эмоциональным климатом, создаваемым главными для него людьми.
Некоторые системы мозга особенно восприимчивы к социальному окружению. И у каждой сети нейронной проводки мозга есть собственные критические периоды, когда социальные факторы могут направлять ее развитие. Один из важнейших периодов, судя по всему, охватывает первые два года жизни, когда мозг растет особенно быстро: если у новорожденного он весит всего 400 г, то в два года – уже 1000 г (притом, что мозг взрослого человека в среднем дотягивает до 1400 г).
Начиная с этого этапа, важнейший личный опыт, по-видимому, устанавливает что-то типа биологических реостатов, определяющих уровень активности генов, которые регулируют функции мозга и других систем организма. Социальная эпигенетика определенно включает человеческие отношения в диапазон факторов, регулирующих работу части наших генов.
Усыновление можно рассматривать как уникальный естественный эксперимент, позволяющий оценить влияние приемных родителей на гены ребенка. В одном исследовании агрессивности приемных детей сравнивали атмосферу в родной и новой семье ребенка. Всего 13 % детей, рожденных в семьях, где в ходу были агрессия и насилие, но впоследствии попавших в миролюбивое окружение, превратились во взрослых с антисоциальными замашками. А когда такие дети попадали в “плохие дома” – семьи, где царила агрессия, – то жестокими вырастали 45 % из них[382].
Семейная жизнь, по-видимому, влияет на активность генов, определяющих не только уровень агрессивности, но и множество других личностных черт. Одним из мощнейших влияний может быть количество полученной от родителей заботливой любви или же холодного пренебрежения. Нейробиолог Майкл Мини из Университета Макгилла в Монреале увлечен приложением эпигенетики к человеческим отношениям. Майкл, великолепный оратор далеко не богатырского телосложения, демонстрирует мужество настоящего ученого, перенося на людей выводы из экспериментов с грызунами.
Майкл обнаружил, что по крайней мере у крыс родительская забота способна изменить саму химию генов детеныша[383]. В развитии крысенка он выявил единственный период – примерно 12 часов после рождения, – в течение которого происходит критически важный процесс метилирования[384]. От того, сколько времени крыса уделяет вылизыванию и грумингу крысенка в этот период, зависит, как в его мозге будут всю жизнь синтезироваться вещества, обеспечивающие реакцию на стресс.
Чем более заботлива мать, тем более сообразительным, уверенным и бесстрашным вырастет детеныш. Чем она менее заботлива, тем медленнее крысенок будет обучаться и тем восприимчивее он будет к стрессам. Что тоже немаловажно, от того, как старательно ухаживала мама-крыса за дочерьми, зависит уровень заботы о потомстве у этих дочерей в будущем.
У детенышей заботливых матерей выше плотность связей между клетками мозга, особенно в гиппокампе, ответственном за память и обучение. Такие животные показывают высокие результаты в главном крысином испытании, аналогичном IQ-тесту у людей, – прохождении лабиринта. Более того, они меньше подвержены стрессу, а если все-таки его испытывают, то потом быстрее восстанавливаются. У детей менее внимательных и нежных крыс в мозге образуется меньше связей между нейронами, и такие животные с трудом проходят лабиринты.
Хуже всего на развитие крысиного мозга влияет полное отлучение от матери в юном возрасте. Такой кризис отключает защитные гены, и животное остается незащищенным перед последствиями цепной биохимической реакции, в результате которой их мозг наводняют токсичные стрессовые молекулы. В итоге крысята вырастают крайне пугливыми и дергаными.
У людей роль вылизывания и груминга, по-видимому, играют эмпатия, сонастройка и прикосновения. Если результаты исследований Майкла Мини, как он и полагает, можно будет применить к людям, это будет означать, что обращение родителей оставило в нас генетический отпечаток буквально поверх того набора ДНК, каким они нас наделили. А наше обращение с собственными детьми, в свою очередь, определяет активность их генов. Это открытие указывает на то, что даже небольшие проявления родительской заботы могут иметь далеко идущие последствия и что взаимоотношения вообще причастны к постоянной доработке мозговой архитектуры.
Легко рассуждать об эпигенетике, когда дело касается генетически выверенных мышей в тщательно контролируемых лабораторных условиях. А попробуйте-ка разобраться, что к чему, в запутанном человеческом мире.
Этот грандиозный вызов приняла на себя исследовательская группа Дэвида Рейсса из Университета Джорджа Вашингтона. Для проведения крупномасштабного исследования Рейсс, известный своими хитроумными работами по динамике семейных отношений, скооперировался с экспертом по приемным семьям Мэвис Хезерингтон и выдающимся специалистом по генетике поведения Робертом Пломином.
Золотым стандартом исследований, призванных отделить роль наследственности от влияния семьи, считалось сравнение приемных детей с детьми, воспитанными биологическими родителями. Оно позволяло и сейчас позволяет оценить, насколько агрессивность или какая-нибудь другая черта обусловлена семейным влиянием и насколько – генетикой.
В 1980-х Пломин потряс научный мир результатами изучения близнецов в приемных семьях: он показал, в какой мере формирование черт характера и способностей определяется наследственными факторами, а в какой – воспитанием. По утверждению ученого, успехи ребенка в школе на 60 % зависят от генов, тогда как самоуважение – только на 30 %, а моральное поведение – на 25 %[385]. Но Пломин и другие ученые, использовавшие его метод, попали под огонь критики из-за того, что исследовали весьма ограниченный круг семей. Главным образом это были родные семьи близнецов и семьи, усыновившие близнецов.
Поэтому команда Рейсса решила включить в исследование больше вариантов приемных семей, дополнив уравнение многими переменными. Этот грандиозный замысел требовал подбора 720 пар подростков с различной степенью генетического сходства – от однояйцевых близнецов до разных вариантов сводных братьев и сестер[386].
Они прочесали всю страну в поисках семей, где было бы только два ребенка-подростка с одним из шести видов генетического сходства. Найти семьи с однояйцевыми и разнояйцевыми близнецами было нетрудно – это стандартная процедура для подобной области исследований. Куда сложнее было найти семьи, где каждый из родителей имел по одному ребенку от предыдущего брака. Еще больше задачу усложняло то, что супруги должны были состоять в новом браке не меньше пяти лет.
После мучительных поисков и убеждения семей принять участие в исследовании, ученые потратили годы на анализ огромного массива полученных данных. И тут они столкнулись с новыми трудностями. Одна проблема была связана с тем, что, как неожиданно выяснилось, дети переживали свое пребывание в одной и той же семье строго индивидуально[387]. В исследованиях разлученных близнецов принималось за аксиому, что все дети в одной семье получают один и тот же психический опыт. Но исследование Рейсса, подобно экспериментам Крэбба с якобы стабильными линиями мышей, в щепки разнесло это допущение.
Возьмем, к примеру, старшего и младшего ребенка в семье. С момента рождения старшему какое-то время не приходится делить ни с кем внимание и любовь родителей. И вдруг появляется еще один ребенок. Младшему с первых же дней жизни приходится изобретать уловки, чтобы заставить родителей выкраивать ему больше времени и ласки. Каждый из детей старается быть особенным, и в результате с ними обращаются по-разному. А ведь долгое время считалось, что если дети росли в одной семье, то они росли в одинаковых условиях.
Еще больше усложняло ситуацию то, что уникальный для каждого ребенка опыт семейной жизни, как оказалось, влияет на формирование его темперамента гораздо сильнее, чем генетические особенности. От той ниши, которую ребенок займет в семье, зависит его эпигенетический пейзаж, а поскольку все ниши уникальны, каждый ребенок в подобных исследованиях представляет собой эпигенетического джокера.
Более того, хоть родители и влияют на темперамент ребенка, делают это не одни они, а целый список людей, возглавляют который братья, сестры и друзья.
И будто бы это уравнение содержало мало переменных, всплыла еще одна, независимая и очень важная: на судьбу ребенка значительно влияет то, что он сам о себе думает. Разумеется, общая самооценка подростка почти не связана с наследственными особенностями, а определяется преимущественно тем, как с ним обращались. Но когда чувство самоуважения уже сформировалось, оно определяет его поведение независимо от бездарной заботы родителей, давления сверстников или наследственности[388]