ютерах, а их модули обработки информации следуют чисто рациональной, вычислительной логике.
Однако фокусируя внимание исключительно на рациональных аспектах социального интеллекта, мы игнорируем бесценную роль эмоций и нижнего пути. Я предлагаю изменить ракурс так, чтобы он охватывал не только знания о социальной жизни, но и столь важные для нее автоматические способности – мы ведь пользуемся во взаимоотношениях как верхним, так и нижним путем. Популярные сейчас теории социального интеллекта прорабатывают хитросплетения этих способностей лишь точечно и с удивительно разной степенью детализации.
Мнение теоретиков интеллекта о месте социальных навыков в нашей жизни можно лучше понять, если вкратце вспомнить историю этой области. В 1920 году, когда Эдвард Торндайк первым предложил концепцию социального интеллекта, умами владела другая концепция, концепция IQ, как раз формировавшая тогда новую дисциплину психометрию, нацеленную на поиск путей измерения человеческих способностей. Те дни пьянили воодушевлением от недавних успехов психологии, когда во время Первой мировой войны удалось провести сортировку американских солдат по их IQ и, соответственно, эффективнее распределить задания и должности между ними.
Ранние теоретики социального интеллекта пытались найти аналог IQ, который позволил бы количественно оценивать таланты к общественной жизни. Вооружившись свеженькой путеводной нитью психометрии, они пытались отыскать способы оценки разницы в социальных навыках, которая была бы эквивалентна, скажем, разнице между людьми в пространственном и вербальном мышлении, измеряемой с помощью IQ.
Те первые попытки потерпели фиаско – и главным образом потому, что предусматривали измерение лишь разумного постижения людьми социальных ситуаций. Например, в одном из ранних тестов на уровень развития социального интеллекта оценивали такие когнитивные способности, как, например, умение назвать социальную ситуацию, для которой больше подходила бы определенная фраза. В конце 1950-х Дэвид Векслер, разработавший один из самых популярных вариантов теста на IQ, по сути, отверг важность социального интеллекта, отведя ему роль простого “приложения общего интеллекта к социальным ситуациям”[785]. Это суждение пропитало всю психологию, и социальный интеллект исчез с популярных карт человеческих умственных способностей.
Исключением стала лишь предложенная в конце 1960-х комплексная модель интеллекта. Ее автор, Джой Пол Гилфорд, насчитал 120 отдельных интеллектуальных способностей, 30 из которых имели отношение к сфере социального интеллекта[786]. Но несмотря на титанические усилия Гилфорда, его подход не позволял точно предсказывать способность людей адекватно вести себя в реальных социальных ситуациях. Более поздние модели, касающиеся социального интеллекта, – модели “практического интеллекта” Роберта Стернберга и “межличностного интеллекта” Говарда Гарднера – получили большее распространение[787]. Однако целостной теории социального интеллекта, которая четко отделила бы его от IQ и могла применяться на практике, психология создать так и не смогла.
Былое видение социального интеллекта как приложения общего интеллекта к социальным ситуациям превращало его в чисто когнитивную способность. Такой подход представляет социальный интеллект как капитал знаний о социальном мире. Но это делает его неотличимым от общего интеллекта, или фактора g[788].
Но что же все-таки отличает социальный интеллект от g? На этот вопрос однозначного ответа нет до сих пор. Одна из причин заключается в том, что психология как профессия представляет собой научную субкультуру, в которую люди приходят, социализируясь в соответствующих вузах и совершенствуя профессиональные навыки в рамках той же системы. В результате психологи склонны смотреть на мир сквозь ментальную призму своей дисциплины. Однако эта профессиональная деформация может подрывать их способность к постижению истинной природы социального интеллекта.
Когда по просьбе исследователей люди, далекие от психологической науки, составляли список качеств, которые делают индивида умным, они неизменно, как само собой разумеющееся, на первых позициях включали в него социальную компетентность. Однако если такую же задачу ставили перед психологами, специалистами по интеллекту, они ставили во главу угла когнитивные способности вроде вербальных навыков и умения решать проблемы[789]. Пренебрежительный взгляд Векслера на социальный интеллект, похоже, продолжает жить в неосознаваемых предубеждениях психологической отрасли.
Психологи, пытавшиеся измерить социальный интеллект, оказывались в тупике из-за поразительно высокой корреляции между их результатами и результатами тестов на IQ: она заставляла думать, будто нет никакой фактической разницы между когнитивной и социальной одаренностью[790]. Это и послужило главной причиной того, что социальный интеллект остался за бортом научного исследования. Но думается, глобально проблема уходит корнями в неверное определение социального интеллекта как набора рядовых когнитивных способностей, приложенных к общественной жизни.
Этот подход оценивает мастерство в межличностном взаимодействии лишь на основании того, что люди сообщают о своих знаниях. Например, тестируемых спрашивают, согласны ли они с утверждениями типа “Я могу понять поведение других людей” или “Я знаю, как мои действия сказываются на чувствах других людей”.
Эти примеры взяты из недавно разработанной шкалы оценки социального интеллекта[791]. Создавшие ее психологи просили 14 профессоров из своей отрасли – так называемый экспертный комитет – дать определение социальному интеллекту. Итоговое определение гласило, что это “способность понимать других людей и предсказывать их реакции на различные социальные ситуации”. Другими словами, по мнению экспертов, социальный интеллект представлен исключительно социальным познанием[792]. Тем не менее психологи понимали, что это далеко не полное определение. Поэтому они ввели в тест несколько вопросов, призванных понять, как люди на самом деле ведут себя в социальном мире: например, нужно согласиться или не согласиться с утверждением “У меня уходит много времени на то, чтобы хорошенько разобраться в других людях”.
Но этот тест, как и любой другой, только выиграет, если его составители пойдут дальше и предусмотрят оценку талантов нижнего пути, так много значащих для насыщенной жизни. Социальная нейронаука подробно описывает, как многообразные пути познания и действия вовлекаются в наши отношения с другими. Конечно, никто и не сомневается, что навыки верхнего пути – вроде социального познания – играют в них важную роль. Но социальный интеллект не обходится и без плодов работы нижнего пути: синхронности и сонастройки, социальной интуиции и эмпатической заботы, а также – что, правда, спорно – позывов к состраданию. Наши представления о том, что делает человека умным в общественной жизни, несомненно, будут полнее, если мы включим в фокус нашего внимания и эти способности.
Такие невербальные способности реализуются в течение микросекунд, то есть быстрее, чем разум успевает сформулировать какие-либо мысли. Несмотря на то, что способности нижнего пути могут показаться кому-то ничтожными, именно они образуют платформу для гладкого протекания социальной жизни. Поскольку эти способности невербальные, они не поддаются оценке с помощью карандаша и бумаги, а большинство современных тестов на социальный интеллект как раз таковы[793]. На самом деле получается, что они расспрашивают верхний путь о деятельности нижнего, а это весьма сомнительная тактика.
Колвин Тревартен, специалист по психологии развития из Эдинбургского университета, убедительно доказывает, что общепринятые представления о социальном познании порождают глубокое непонимание человеческих отношений и места эмоций в социальной жизни[794]. Да, когнитивная наука сослужила отличную службу лингвистике и сфере создания искусственного интеллекта, но она лишь ограниченно применима к человеческим отношениям. Такой подход пренебрегает некогнитивными аспектами интеллекта – например, теми же способностями к сопереживанию и синхронизации, которые привязывают нас к другим людям. Аффективная революция (не говоря уже о социальной) в когнитивной нейронауке все еще не докатилась до теории интеллекта.
Более надежная система измерения социального интеллекта должна включать оценку работы не только высших, когнитивных структур (для этого опросники подходят превосходно), но и сетей нижнего пути, для чего может подойти, например, тест PONS или метод распознавания микровыражений лица, разработанный Экманом[795]. А еще можно прибегать к имитации социальных ситуаций (возможно, в виртуальной реальности) или уж хотя бы учитывать мнения других людей о социальных способностях тестируемого. Только так мы сможем строить более адекватные индивидуальные профили социального интеллекта[796].
Но есть и другое научное затруднение, не слишком широко обсуждаемое: сами IQ-тесты лишены какого-либо теоретического обоснования. Их создавали, скорее, с единственной целью – для предсказания успехов в учебе. Как обнаружили Джон Килстром и Нэнси Кантор, тест на IQ почти не подкреплен теорией: он разработан “для моделирования вещей, которыми дети занимаются в школе”[797]