Начальник Службы контроля прищурился:
— Похвально, похвально. Терапия — это наше все, — подергал он себя за седую бровь. — Тогда слушай, раз торопишься.
Елисей чуть подался вперед.
— Третьего дня, — скользнул пальцем по столу Дормидонт Прасковьевич, открывая файл, — у тебя на профориентации девочка была.
Фотография рыжеволосой девчушки увеличилась. Начальник потер кончиком салфетки веснушки на ее курносом носу, будто пытаясь оттереть грязь с экрана.
— Припоминаешь?
— Так точно, — кивнул Елисей, не понимая, к чему клонит шеф. Рядовая первичная профориентация семилеток. — Никаких патологий. Обсессия поиска отца и гиперактивность, но в этом возрасте это норма. Фобии наследственные, выражены слабо. Сорок три по Зангу. Рекомендовал вторичный осмотр при достижении десятилетнего возраста.
— Сорок три, говоришь, — прошипел начальник Службы контроля. Датчик эмо-фона враз налился фиолетовым, будто на мизинце шефа вспухла гематома. — А никтофобия?
— Дормидонт Прасковьевич, дорогой, — заспешил с объяснениями Елисей. — Нет у нее никакой никтофобии! Выдумывает она. Или родитель надоумил.
— Мать, — вставил, как выругался, шеф.
— Мать надоумила, — поправился Елисей, все еще не понимая реакции руководства. — Чтобы девочка от сверстников не особо отличалась. Знаете ведь, к чему такая особенность может в таком возрасте привести. Задразнят девчонку. А там фобии прогрессировать начнут, — Елисею вдруг захотелось защитить мать этой конопатой девочки. В памяти так некстати всплыло воспоминание — его ответ: «Все может быть, малышка» и полные слез глаза ребенка, который ищет папу. Елисей исподлобья глянул на шефа. — Мы же предотвращать должны, как-никак. Я и внес в отчет. Баллов на тридцать всего. Кажется.
Начальник Службы контроля засопел и побагровел лицом, будто обещанная на завтра туча.
— Или вы считаете, что был умысел? — смекнул Елисей и даже осекся. Родительницу конопатой девчонки тотчас стало немного, но жаль. — Думаете, мать не хочет, чтобы дочку в ночные смены ставили?
Во взгляде начальника Службы контроля сверкнули молнии:
— Елеся, ты карту медицинскую ее смотрел?
— Конечно, — не моргнув, соврал Елисей.
Дормидонт Прасковьевич мазанул по столу кончиком пальца еще раз и взял свежую салфетку.
Поверх отчета Елисея из глубины столешницы проявился бланк Службы охраны здоровья сотрудников. «В результате осмотра Лесаны Катериновны, регистрационный номер 678955, установлено…» Буквы корпоративного шрифта складывались в приговор диагноза: «Приобретенная катаракта, вызванная внешними факторами, в частности — солнечным ионизирующим излучением». Факсимиле главврача Центральной клиники и гербовая печать Компании «Эдем» не позволяли надеяться на ошибку.
Елисею снова стало душно. Он перечитал еще раз.
— Выходит, может быть у нее боязнь темноты, — слова плохо лезли наружу. — Выходит, ошибся я, Дормидонт Прасковьевич?
Начальник Службы контроля скомкал салфетку. Стукнул кулаком по столу и подался вперед.
— Ты работу свою любишь, Елисей Аристархович? — прорычал он, вскочил, перегнулся через стол и навис над Елисеем. — Или зря у нас хлеб жрешь? Я тебя из Седьмого округа тоже зря перетащил? — брызгая слюной, бесновался начальник. — За забор захотел? Ты чего тут мелешь?
Елисей все больше вжимался спиной в кресло. Таким он своего шефа за девять лет работы в Четвертом округе не видел ни разу.
— Ты же мой лучший контролер! Я письма рекомендательные писать собирался! Ты куда смотрел, паскудник? Ты сюда, сюда вот, — Дормидонт Прасковьевич увеличил на полстолешницы бланк и грохнул в район печати кулаком, так что взвизгнул пластик, — посмотри!
Елисей отер рукавом пиджака начальничью слюну со щеки и глянул куда велено.
Дата под врачебным заключением была вчерашняя.
— Ты мне врать еще будешь, курва?! — замахнулся Дормидонт Прасковьевич. — Смотрел он медкарту! Ее позавчера не было еще!
Одной капсулы бензо для сегодняшней встречи явно оказалось мало. Елисей почувствовал, как у него начали неметь губы.
— Но это только начало истории, — оскалился шеф и стал похож на псину из-за Стены. — Я уж не знаю, кто эту лярву, мать ее, надоумил, явно кто-то из профсоюза, но она вчера два письма отправила. Первое — в Службу демографического развития, а второе — Генеральному!
Слова начальника с трудом пробивались сквозь звон в ушах. Смысл их доходил до Елисея еще натужнее.
— Все как надо, через Канцелярию зарегистрировала, составлены — не придерешься. Грамотная, холера! — продолжал рычать Дормидонт Прасковьевич. — В Демографию пишет, мол, готова на повторное оплодотворение. А Генеральному — в рамках социальной политики Компании прошу разрешить проведение операции по замене хрусталика на интраокулярную линзу для моей дочери. Из Демографии на радостях подсуетились, и оба письма на стол к Самому. А тот возьми и отпиши — «В работу»!
Ног Елисей уже не чувствовал. Ледяные мураши обглодали кончики пальцев рук и двинулись выше.
— …в итоге звонит мне наш старший и орет: «Вы там в Четвертом вконец охренели! Мышей совсем не ловите? Мы теперь на каждую поломойку будем ресурсы тратить? Я из ваших пайков буду расходы покрывать? Или из своих, может?!»
— И что теперь делать? — едва смог промычать Елисей.
— Делать надо было позавчера, Елисей Аристархович. Работу свою. Хорошо делать. А сейчас переделывать надо, — выплеснув остатки гнева, Дормидонт Прасковьевич удовлетворенно хмыкнул и опустился в кресло. — Твое счастье, что я сводку в Центр не отправил.
— Я не совсем понимаю… — начал было Елисей.
— Дурака валять перестать! — осек его шеф. — Не понимает он! — Дормидонт Прасковьевич широким движением активировал столешницу. Выбрал нужные файлы. — Значит, так, — третья за разговор салфетка порхнула из коробки в его ладонь. — Все упоминания о никтофобии ты сейчас из отчета удалишь. С эсбэшниками нашими я уже согласовал, звукоряд сеанса твоего они подправят, — постукал он указательным о средний палец. — Запись об исправлении файла тоже удалят. И еще — замени в нем обсессию на компульсию, — лицо начальника Службы контроля передернула гримаса отвращения. — Эта гадина мелкая меня за руку схватила сегодня. Хорошо, в перчатках был.
— Вы ее осматривали? — поднял бровь Елисей.
— И мать ее тоже, — кивнул Дормидонт Прасковьевич. — Кто-то же должен работу работать! Мне вот моя работа нравится. А тебе, Елисей Аристархович?
Шах и мат. На обе лопатки. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Старый жучара дело свое знал, а в заметании следов ему просто не было равных.
— Я горжусь своим назначением, — глухо ответил Елисей и, уже не скрывая дрожи в пальцах, ввел индивидуальный номер.
Когда все было кончено, начальник Службы контроля выудил из ящика стола фляжку и два пластиковых стаканчика. Поставил один перед собой, второй — прямо на улыбающееся лицо рыжей девчушки.
— Ну вот и славно, — скрутил он крышку и плеснул в оба пахнущую клопами жидкость. — Давай-ка, прими от стресса. А то ты что-то покраснел слегка, — кивнул на отливающий медью датчик эмо-фона Елисея. — Так и до панической атаки недалеко, — хохотнул шеф.
— Никак нет, — криво улыбнулся шутке начальника Елисей. — Я не употребляю седативного.
— Молодец! — похвалил шеф, сливая все в один стакан и поднимая его к потолку. — За стабильность и процветание!
Елисей услужливо кивнул.
Дормидонт Прасковьевич занюхал клопов салфеткой и откинулся в кресле.
— Да не принимай ты так близко к сердцу, Елеся. Девочке этой все равно ничего бы не перепало. Хочешь, я тебе файлы по ее матери пришлю? И отчет из Службы безопасности и правопорядка? Ознакомишься для успокоения совести.
Елисей покусал губу и промямлил:
— Если вас не затруднит.
— Жалобы на твою девочку поступали неоднократно, между прочим, — пробубнил под нос Дормидонт Прасковьевич, отправляя файлы. — Ходила по улице, приставала к согражданам, провоцировала гаптофобию. Дважды.
«Основательно подготовились, — подумалось Елисею. — Спецы…»
— Разрешите идти? — вслух просипел он.
Начальник Службы контроля социальной эффективности по Четвертому округу повернулся к окну. За покрытым светоотражающей пленкой стеклом уходили вниз широкими ступенями полные бледных огней пояса округов. Где-то далеко в темноте пульсировала гирлянда прожекторов на Стене, освещая буферную зону. А еще дальше, в буром сумраке таяло закатное солнце.
— Ступай, чего уж. Благодарю за службу, — не глядя на Елисея, махнул рукой шеф.
Елисей поднял с кресла отяжелевшее тело и двинулся на непослушных ногах к выходу. У самой двери в спину ему ударило:
— Ты бы витаминчиков заказал себе двойную порцию. Из премиальных. А то что-то колечко твое пошаливает, — от заботы в голосе начальника волосы на загривке Елисея вздыбились. — И пешочком больше гуляй. Способствует.
— Спасибо, обязательно, — выдохнул Елисей и тихонько закрыл за собой дверь.
На улице Елисея вырвало.
Он едва успел забежать в подворотню к мусорным бакам. Потом стоял, хапая полным горечи ртом вечерний воздух Эдема. Здесь, в Четвертом округе, где расселяли «чистюль» — мизофобов, воздух пах цитрусом и хлоркой. Первое время после уличной вони Седьмого этот запах казался Елисею волшебным ароматом. Потом он просто перестал его чувствовать.
Седьмой округ. Последнее кольцо многоярусного торта Эдема. Его основание. Там, наверху сиял праздничной вишенкой Центр, мечта каждого служащего. Обитель аппарата управления. Ожившая картинка с рекламного буклета. Но на Седьмом, у самой Стены, случалось такое, о чем не писали даже самые желтые блогеры. Фотографий с видами Седьмого Кольца не найти ни в Сети, ни в проспектах. Разве что на постерах Службы безопасности и правопорядка. Мужественные лица бойцов СБ на фоне Стены, что защищает от смерти и ужаса мертвых земель каждого гражданина Эдема.
Седьмой округ. Последнее прибежище профнепригодных. Подверженных паническим атакам. Склонных к суициду. «Леммингов». Разжалованных и снятых с довольствия сотрудников Компании. Вечно пьяных и горячечных ветеранов СБ. Людей, вынужденных каждый день выходить на улицу в поисках краюхи хлеба. Или даже перебираться за Стену в надежде найти на развалинах старого мира хоть что-нибудь ценное. Отбросы. «Мусор