Социум — страница 36 из 66

ом и кровью. А я, по крайней мере, приложу все усилия, чтобы им напоследок не всучили подделку.

После завтрака я приступаю к сбору и анализу информации. Я подписан на два десятка бумажных газет и пять толстых еженедельников. Это недешево стоит в наши дни, однако для дела денег не жалко, потерять можно гораздо больше. И ведь уже потеряно… но не будем о грустном.

Читаю. Сравниваю. Сличаю информацию. Проверяю себя и газетчиков. Мне непозволительно ошибаться. Страшно подумать, что будет, если я ошибусь и приму за очередную выходку холофабрикатора то, что ею не является. И еще страшнее подозревать, что, наверное, я все-таки ошибался — раньше, когда начинал. Когда только почувствовал в себе редкостный дар — способность реставрировать. Даже теперь я покрываюсь холодным потом при этой неизбежно возвращающейся мысли, при воспоминании о том, что я стер безвозвратно. Или, может быть, кого.

Вроде давал зарок не говорить о грустном? Я должен оставаться холодным и сосредоточенным, сохранять ясность рассудка и уверенность в своей правоте. Это трудно; враг рассчитывает как раз на то, что всякая ясность и уверенность потеряны окончательно, растворены в бесконечной череде иллюзий, совершеннейших и неотличимых от реальности, а порой и превосходящих ее по красоте, изяществу, удобству или — в зависимости от намерений конкретного холофабрикатора — по ужасу, уродству и силе кошмара, воплотившегося наяву.

Итак, я читаю все подряд (никогда не знаешь, где, в каком сообщении, наткнешься на прозрачный намек или красноречивую деталь), но пристальное внимание уделяю далеко не всему, что вызывает сомнения или подозрения. Сразу скажу: я не занимаюсь глобальными или отдаленными явлениями. У меня масса недостатков, но среди них нет завышенной самооценки. Я не собираюсь примерять на себя роль спасителя человечества. Человечеству уже давно плевать на спасение, да ему ничем и не поможешь — уж в этом-то я уверен. Однажды холофабрикаторы, даже не ведая того, случайно, нащупают центральную ось этого обветшавшего мироздания, и все — буквально все! — станет подделкой. И что? Многим наверняка понравится. Но сохранить хотя бы часть столь милого моему сердцу уголка я могу, пока живу. Всем прочим пусть занимаются другие реставраторы. Какое мне дело, например, до того, что, как сообщает «Nature», очередной интернациональный экипаж приступил к серии экспериментов по регенерации биообъектов на международной космической станции? Я-то знаю, что никакой МКС на самом деле не существует. Если какому-то холофабрикатору захотелось позабавиться таким образом — на околоземной орбите, — я не против… до тех пор, пока он не трогает луну, отражающуюся по ночам в темной воде моего озера.

Или возьмем другой пример. Не далее как месяц назад я прочитал, что в Тибете наконец найдена Шангри-Ла. Все как положено — координаты, фотографии с места «находки», даже снимки из космоса. Тысячи людей по всему свету ликуют, и сотни направляют свои стопы к святыне в надежде обрести высшую духовность в самой что ни на есть колыбели. Ну и? Не ехать же мне туда вслед за ними и не переться в горы с проводниками, лишь бы отреставрировать пару десятков квадратных километров какого-нибудь затерянного плато. Зачем, спрашивается? Чтобы сделать всех тех людей несчастными? Чтобы забрать у них игрушку, которой они будут тешить себя до самой смерти? Я не настолько жесток по отношению к ним. К себе — дело иное.

Идем дальше. Йети. Из той же оперы. Лох-несский монстр. Даже скучно обсуждать. Летающие блюдца. Без комментариев. Да-да, холофабрикаторы тоже люди, хоть и с особым даром. Как мух на дерьмо, их тянет к старым мифам и сказкам. Редко кого пробивает на нечто принципиально новое, большинству не удается избежать укоренившихся архетипов. Иногда это существенно облегчает мне работу, поскольку их творения достаточно предсказуемы. Лишь дважды я сталкивался с чем-то, совсем уж выходящим за рамки. Признаться, это было жутковато. Я едва не потерял чувство реальности, то есть последнее чувство из шести, готовых предать в любую секунду. Но я справился, хотя в результате еще больше замкнулся в себе, в границах своего личного мирка. Ради бога, ребята, резвитесь, сколько угодно. Только не трогайте мой дом, мой лес, мое озеро. И, конечно, небо у меня над головой.


Нет, они меня не слышат. Не внимают вежливым предупреждениям. Подбираются все ближе и ближе. Вчера один оказался близко как никогда. А потом наступило сегодня. Но сначала про вчерашний день.

После завтрака и изучения газет, в которых не обнаружилось ничего тревожного на интересующую меня тему, я сидел в шезлонге на берегу и наслаждался хорошим летним утром, а также возней утиного выводка неподалеку. Вдруг ощутил беспокойство, специфический раздражающий зуд в подсознании — верный признак чьей-то холофабрикатной активности. Приходится доверять интуиции, если не хочешь пропустить внезапный удар. Покой — очень хрупкая штука, редко длится дольше пары часов; что касается отдыха, то, честно говоря, не так уж я и устал. Включил местное радио, вещавшее в FM-диапазоне. Как раз попал на сводку новостей. И услышал, что совсем неподалеку, на территории соседнего округа, появились динозавры.

Проклиная холофабрикатора, испортившего мне день, я отправился в дом, собрал все необходимое, вывел из гаража свой «опель» с электрическим двигателем и отправился, что называется, по указанному адресу, хоть и весьма неопределенному.

Егеря уже успели выставить пикеты, поэтому пришлось заехать в глухомань, почти до водопада, а оттуда уже пробираться пешком к эпицентру холофабрикатного всплеска. Как я уже говорил, в моем деле физическая подготовка бывает не лишней. Поход по сильно пересеченной местности занял около часа. По мере продвижения дискомфорт нарастал и вскоре сделался почти физическим. Это как галлюциногенный «bad trip», но при этом знаешь, что виной всему не кислота и что ты точно не принял ни миллиграмма.

Потом я их увидел. Что же, я был впечатлен. Целое стадо диплодоков. Огромных, как шагающие экскаваторы, но в отличие от экскаваторов — живых, хоть это и была вторичная жизнь. Лучшим подтверждением было то, что, подойдя поближе, я ощутил вполне первозданную вонь. Самое неприятное в моей работе — реставрировать по живому. Но вина за это лежит не на мне, а на тех, кто пошел против природы.

Через пятнадцать минут я закончил. Осталась только тонкая нить эха холофабрикации, тянувшаяся к тому, кто устроил представление. После многих лет начинаешь различать индивидуальный почерк. В данном случае автором был холофабрикатор по кличке Бездна. Раньше я его не искал и не трогал. Но на этот раз он зашел слишком далеко. Точнее, подобрался слишком близко к моему лесу и моему озеру. Вне всяких сомнений, он парень ушлый и ему ничего не стоит изменить внешность, однако, без ложной скромности, с реставраторами моего уровня такие номера не проходят.

Я собирался заняться им на следующий день. Но мои планы были нарушены.


Сегодня случилось нечто крайне странное — Майя вышла со мной на связь и попросила о встрече.

Я знал ее давным-давно, со времен нашей юности, когда холофабрикатные дела и, соответственно, реставрация были еще в новинку. Обеим сторонам не хватало опыта, кое-кто имел проблемы с самоконтролем, еще не сложились неписаные правила игры, которая превратилась вскоре в войну на уничтожение. Холофабрикаторы были кем-то вроде террористов, не подпадавших ни под одну криминальную статью, а реставраторы представляли собой кучку идеалистов — зеленых в обоих смыслах слова, потому что экология так и осталась их несыгравшим козырем. Во всяком случае, получить официальный статус или финансирование на исследования холотропных феноменов не удалось, насколько мне известно, никому.

Такими были и мы с Майей. Ездили по всему миру, реставрировали что могли, время от времени влипали в серьезные переделки и постепенно понимали, что сохранить душу, память и совесть чистыми не удастся. Вскоре мне стало совершенно ясно, что и любовная наша история подошла к концу. Для сохранения отношений следовало бы терпимее относиться к иллюзиям, а мы оба этого не умели, но прежде всего — Майя (трудно представить себе менее подходящее имя для такой женщины, как она). Я предпочел отойти в сторону, уединиться в отдаленном месте и вести, по возможности, тихую жизнь, а Майя целиком посвятила себя идее тотальной реставрации. Она организовала что-то вроде международной группы единомышленников, и еще несколько лет я то и дело узнавал во все более мутном потоке событий признаки ее непримиримого и радикального вмешательства. Потом, похоже, группа раскололась, а может, ушла в глухое подполье. Уверен: как и прочие идеалисты иных времен, мои бывшие товарищи постарели, растеряли остатки веры и радикализма, стали циничными приверженцами status quo, бытового комфорта и того, что называется неприкосновенностью ближнего круга. Получился мой собственный портрет, не правда ли? Но я так же уверен, что, если нарушить границу этого самого ближнего круга, то каждый из нас еще способен показать подпорченные зубы, а то и вырвать нарушителю глотку.

В общем, Майя объявилась четверть века спустя — что называется, гостья из небытия. Я терялся в догадках относительно цели ее приезда. Ожидание пробудило воспоминания, которые уже давно меня не посещали, и вкрадчиво, будто кошка, вернулась полузабытая печаль с примесью боли. Чему удивляться — Майя была любовью моей молодости. И, пожалуй, единственной настоящей любовью моей жизни. Я выпил перед тем, как выйти и встретить ее.


Она приехала на «вольво» с бензиновым убийцей под капотом. Судя по отсутствию навигатора, она не утратила своего феноменального чутья, потому что найти мою хибару не так-то легко. Почти такая же стройная и, на мой субъективный взгляд, такая же красивая, как раньше, несмотря на наметившиеся морщинки. Она разительно отличалась от холофабрикатных красоток, которых создавал на заказ человек, взявший себе псевдоним Ницше. Я предположил бы, что в юности он дрочил, разглядывая творения Сораямы. У него отбоя не было от клиентов, а девочки были в полном смысле живыми и при этом — какое удобство! — с «регулируемым» под желания заказчика характером. Снаружи и внутри — сплошное совершенство. Беда только в том, что и умирали они, как настоящие. В принципе, то же касается и участников так называемой «Марсианской миссии», хотя поделка некоего Призрака поражает масштабностью и проработкой деталей. Кстати, эти ребята любят брать себе громкие клички, что выдает их основной мотив — стремление компенсировать то, чего они недополучили в этой жизни. Но я отвлекся.