— Понял, господин Вельд. Можно вопрос?
— Ну?
— Когда вы заподозрили, что дело в ребенке?
— Да сразу. Хотя этому подлецу удалось сбить меня с толку. Врать — это у оффи в крови. Мне очень не понравилось, что в локальной сети той виллы не осталось никаких следов, — сказал Артур. — Если бы ты работал на такой вилле, то знал бы — вся переписка и все звонки обслуги идут через локальную сеть. Не для того, чтобы господа читали и подслушивали, — делать им больше нечего! А чтобы обслуга контролировала себя. Когда знаешь, что в любую минуту могут открыть твой текст о том, как на носу у госпожи вскочил прыщик, — это дисциплинирует. Господа хотят у себя дома говорить и вести себя, как им угодно.
— Она могла звонить Алнису не с виллы — скажем, из парка… или на дорогу выходила…
— Она не покидала территорию. Если бы покидала — кто-нибудь уж это бы заметил и донес господам. Ты подумай, четырнадцать человек обслуги. Женщины за ней наблюдали — им же было интересно, как она плавает с господином в бассейне и что из этого может получиться. У нее была рация, Ингарт. Маленькая рация, работающая на таких частотах, что можно не беспокоиться насчет локальной сети. А теперь скажи — откуда у нее могла взяться такая рация?
— Если она нужна для связи с Алнисом, то, наверное, дал Алнис.
— Правильно. А у него откуда? Если ему даже новые башмаки не по карману?
— От посредников?
— Ты на верном пути, дружок. Итак, посредники снабдили Алниса рацией. А для чего? Для того, чтобы поддерживать с ним связь. А он взял да и отдал технику подружке. Тебе это не кажется странным?
— Он мог у них попросить две рации — для себя и для Зенты. Или даже купить.
— Но зачем им говорить по рации, когда существует пять тысяч моделей коммуникаторов? Какие тайны они обсуждали? Ты заметь — им нужно было даже не скрыть содержание разговоров — им нужно было скрыть то, что они общались! А это уже плохой знак. Ну, ладно. Скорее, пока эти сукины дети не очухались! Сдадим их куда следует, еще и приз получим, — сказал Артур. — Посреднички! И ведь это наверняка не первый ребенок…
— А подонок?
— Ну его. Пусть сам со службой безопасности разбирается.
— Его отправят на айсберги.
— Это ему только на пользу пойдет. Человеком станет.
Перегонка айсбергов — дело нужное, но неприятное. Туда можно завербоваться за неплохие деньги — если не боишься за свою репутацию. Айсберги — фактически плавучие тюрьмы. Пока эта глыба движется от Антарктиды к Новой Зеландии, ее нужно изнутри обработать, поделить на секторы, это делают вручную — не потому, что техники жалко, а чтобы заключенные раз и навсегда поняли, как хорошо жить честно и не нарушать порядок.
— А был ли хоть один случай, чтобы оффи стал человеком? — подумав, спросил я. В моих словах не было ни иронии, ни сарказма, честное слово! Мне стало интересно — можно ли вырваться из этого дурацкого сословия?
— По-моему, нет, — ответил Артур. — А надежда есть.
Николай Немытов. Сказка на ночь для большого города
Город-сказка, город-мечта!
Попадая в его сети, пропадаешь навсегда…
Резников закашлялся — дышать на свалке было невозможно, — поднял оружие.
— Эй-эй! Погоди, Гриша! — Архип отступил на шаг, зная, что через секунду выставит руки перед собой в тщетной попытке защититься. Будто все это уже случалось раньше. Дежавю.
— Ты во всем виноват, — уверенным тоном заявил Резников.
Выглядел он удручающе: костюм помят и покрыт пятнами, правая нога по щиколотку в желтой жиже, как и правый рукав пиджака — поскользнулся среди гор отходов, пока разыскивал Архипа. Глаза Григория Резникова слезились, он постоянно тер пальцами веки, стараясь не упустить противника из вида. Привычный к свалке утилизатор Архип не страдал от запахов и испарений. Мог бы убежать, но, видимо, страх перед смертью сковал его волю. По крайней мере, так казалось Григорию. Он хотел, чтобы противник боялся его, хотел, чтобы проклятый утилизатор упал на колени в смрадную жижу, моля о пощаде.
— Послушайте, сударь, — перешел на вы Архип. — Э-э… Или сеньор? Господин? Резник-сан?
Утилизатор пытался быть вежливым, но совершенно забыл, в какой фирме работает старый друг, что там у них с корпоративным кодексом и какие приняты обращения среди сотрудников. Архип был не столько испуган, сколько растерян, озадачен: это уже было или ему кажется?
— Плевать на этикет! — Григорий оскалился. — Она умерла. Умерла из-за тебя!
Ребристый ствол «пульсара» мелко дрожал перед лицом утилизатора.
— Месье, поверьте — я тут ни при чем. Я даже не знаю, в чем меня обвиняют! За что вы хотите лишить меня жизни?
— Тебя показывали в новостях. Это был ты! Ты!
Архип нахмурился: что за новости? Какого канала? Когда показывали? Что именно видел Григорий?
— Хорошо-хорошо. Только, герр Резников, хочу предупредить: ваше оружие…
Григорий прекрасно знал, чем ему грозит применение электромагнитного «пульсара» против свободного гражданина Мегаполиса. Но он все равно выстрелил. Дождался, когда шкала заряда из красной станет зеленой, и выстрелил еще… и еще… и еще…
Ребенок сложил ручки и засунул их между ножек. Марина рассмеялась:
— Такой же хитрюга, как папа!
Они пили на кухне утренний кофе под пение птиц за огромным — во всю стену — окном. Григорий рассмеялся в ответ, а акушер на гало вежливо кашлянул в кулак, напоминая о себе.
— Хотел вас спросить, док, — Резников постучал ложечкой по краю чашки, стряхивая капельки. — Кофе не вредно для Марины?
— Нисколько, — заверил тот. — Ребенок уже сформировался и… — Акушер принялся объяснять, что да как.
Григорию казалось, что с ним беседует не живой человек, а медицинский модуль, напичканный всяческой умной чушью: гормоны, диеты, психология и генетическая предрасположенность…
Марина взглянула на мужа, приподняла бровь. Ей всезнайство молодого акушера казалось забавным, а критическое отношение мужа к врачу — чрезмерным. Резников готов был прервать слишком говорливого акушера, но Марина накрыла его пальцы ладонью.
— Ох, извините, — врач и сам почувствовал, что клиентам не очень интересны подробности.
Модуль определяет состояние собеседника по лицу. А извинения — стандартный набор фраз, который способен повторить даже робот-пылесос.
— Для меня, как для врача, огромная честь наблюдать развитие… — Он поджал губы, подбирая нужное слово.
«Плода, — понял Григорий. — Он хочет сказать: плода».
— …развитие ребенка, зачатого любящей парой, — бледная улыбка обозначилась на губах акушера.
«Он меня боится, — догадался Григорий. — И правильно делает! Если сейчас заикнется о зачатии путем соития, о риске, которому подвергается Марина, вынашивая плод, я запущу в него чашкой».
Но врач смолчал, к тому же Марина сильно держала мужа за предплечье, чтобы сдержать любой порыв гнева.
— Разрешите откланяться, сеньор Резников, — кивнул врач. — А вас, сеньора, жду через неделю у себя. Приятного дня!
— Он не модуль, — сказала Марина, вставая со стульчика, когда изображение врача растворилось в воздухе.
— Ты это к чему? — Григорий сделал непонимающий вид.
— Резников, не валяй дурака. Я прекрасно видела, как ты изучал акушера.
— Да ну? — удивился Григорий, продолжая дурачиться, но жена взглянула на него с укором, и Резников принялся оправдываться: — Я думал о другом. Честно.
Она поймала его за подбородок, повернула лицом к себе.
— Врать беременной жене нехорошо, сеньор.
— Да ты что? — вновь удивился Григорий.
— Беременные женщины существа странные, — продолжила Марина, ткнув его пальчиком в лоб. — Настроение у них меняется очень часто, и они за версту чувствуют вранье.
— Что-то врачом запахло, — пробормотал Григорий, глотнул кофе.
— А ты бы слушал, что тебе умные люди говорят.
— Какие еще указания будут? — Резников отставил пустую чашку, привлек Марину к себе. — Может…
— Даже не думай, — она взяла мужа за нос. — Ты хитрец известный, но сейчас меня следует выгулять.
— Так и я об этом, — прогундосил Григорий и тихо спросил: — А ты чего подумала?
— Вы работаете в представительстве испанской фирмы? — спросил мистер Дедлаф.
— Да, — ответил Григорий, не поднимая головы.
— Хорошо, сеньор Резников, — заключил Дедлаф.
Он носил зеркальные интерактивные очки и строгий черный костюм с логотипом фирмы «Мемориал» (восходящее над высотками солнце) на кармашке пиджака, из которого торчал уголок безупречного белого платочка.
— Хорошо? Просто отлично, — пробормотал Григорий.
Дедлаф выдержал паузу и тихо произнес:
— Мне очень жаль…
— Хватит! — воскликнул Резников, закрывая лицо руками. — Умоляю вас! — Он взглянул на зеркальные стекла. — Все как с ума посходили: мне жаль, мне жаль, жаль… Черт вас побери! Что вам жаль?!
В отчаянье Григорий сжал кулаки. В изогнутых линзах-зеркалах он видел свою искривленную фигуру. Наверное, и лицо в гневе выглядело не лучше.
Как так могло произойти? Как могло случиться? Курьерский дрон сбился с курса — ошибка оперативной системы. Случается… Раз в сто лет случается. И Марину, его ненаглядную Марину, увезли на карете «Мемориала» в лучшую клинику. Тоже странность: семейный браузер Резниковых «Мегаполис», а увезли на скорой «Мемориала». Сказали, машина оказалась рядом. Сказали, мешкать было нельзя. Сказали, опасность для ребенка…
Григория скрутило, он сжал коленями ладони, чтобы не тряслись.
— Хорошо. Я вижу, что имею дело с настоящим мужчиной. Вы стойко переносите утрату дорогого человека, — Дедлаф выпрямился струной, — и потому не собираюсь вам лгать.
Резников отвернулся — слова вроде правильные, но противно, гаденько от них на душе. Процедил сквозь зубы:
— Будьте так любезны.
— Вы любили свою супругу, сеньор Резников, — гало над рабочим столом представителя «Мемориала» показало несколько эпизодов, снятых уличной системой наблюдения и выложенных супругами Резниковыми в «Мегаполисе». Не личные записи с семейного браузера, а общедоступные — «для друзей и знакомых».