Власть – это всегда монополия. Если вы делегируете процесс управления назначенному вами царьку, то он не потерпит на своей территории конкурентов.
Если вы делегируете процесс управления территорией жрецам некоего бога, – то они не потерпят на этой территории других храмов и других богов. Такая система управления – посредством храмовых священников – не могла бы выжить самостоятельно на Древнем Востоке, где все воевали со всеми. Но в составе рыхлой античной державы она одновременно снимала с персов головную боль по управлению провинцией и гарантировала, что провинция не восстанет.
Монотеизм – то есть полная, безраздельная, абсолютная монополия священников Иерусалимского храма, происходящий из семени Аарона, на все жертвоприношения, все обряды и все бытовые подробности жизни нации – окончательно победил только в уникальной среде персидской провинции Йехуд. До этого он был просто одной из религиозно-политических сект внутри яхвизма, так же как марксизм-ленинизм до своего прихода к власти в России в 1917 году был тоталитарным, иерархическим, прекрасно разработанным, – но всего лишь одним из многих соперничающих учений.
В другой исторической пробирке монотеизм не получил бы монополии.
Что за бортом?
При этом за бортом этого кодифицированного и правящего монотеизма – идеологической основы власти священников из Иерусалимского храмового ЦК – осталось довольно много верований древнего яхвизма.
Некоторые из них были вовсе запрещены как «язычество». Некоторые, будучи выгнаны в дверь, вернулись в окно. Некоторые, как окаменелые реликты, остались торчать в Торе, и фанатическое почитание каждой буквы священного Писания мешало их оттуда стереть.
В этой реформированной религии была совершенно запрещена практика почитания Яхве на высоких местах и под каждым «раскидистым деревом», и уж тем более практика почитания его супруги – Ашеры.
Но эта практика долго продолжала существовать в народе. Об этом свидетельствует Талмуд, который прекрасно знает об Ашере: он запрещал проходить под ее тенью, сажать под ней овощи и тем более поклоняться ей. В своих запретах как-то иметь дело с Ашерой трактат Авода Зара был так дотошен, что он предписывал уничтожить весь домашний очаг, если в нем случайно была щепка, происходившая от Ашеры, а также уничтожить всю ткань, если деревянный челнок, с помощью которого она была соткана, был сделан из Ашеры. А если эта ткань была смешана с другими, то надо было уничтожить все ткани! Уже сама детальность этих предписаний показывала, что Ашера сохранялась в народной и особенно женской среде.
В этой реформированной религии была совершенно запрещена практика лицезрения Бога. Тот, кто видел Бога, умирал. Но в ней при этом прямо в Торе сохранились упоминания, что Моисей видел бога лицом к лицу. Возможно, именно это, согласно Артапану Александрийскому, дало ему такое могущество, что он получил возможность убивать людей словом и воскрешать их. А, согласно Иезекиилю Драматургу, лицезрение Бога превратило в бога самого Моисея: Бог отдал Моисею свой скипетр и посадил его на свой престол.
Мы можем предположить, что эта практика лицезрения Бога была запрещена в том числе в связи с подпольной, но неустанной борьбой, которую некоторые фракции монотеистов вели с фигурою Моисея – легендарного предводителя евреев, который видел бога лицом к лицу и вознесся к нему в сверкающем облаке на небо.
Мы видим запрещенными в ортодоксальном иудаизме все небесное воинство и всех святых, которые составляли свиту бога грозы Яхве. Это небесное воинство было такой важной его приметой, что Яхве даже имел эпитет Яхве Цеваот, Яхве Войск. В угаритских источниках частью этого воинства могли быть обожествленные и взятые на небо герои, рефаим. Как Геракл был взят на Олимп после смерти, как у викингов павшие воины пировали в Вальгалле, так и рефаим составляли свиту бога Грозы, мчащуюся на огненных колесницах.
Это небесное воинство было запрещено реформаторами. Люди не могли становиться богами. Между человеком и Богом стояла неприступная, выше небес, стена, и калиточку в этой стене, через которую полагалось подавать прошения, сторожили только жрецы из рода Аарона. Но следы этого небесного воинства и его огненных колесниц до сих видны на страницах Библии. Эти огненные колесницы видит пророк Елисей (4Цар. 6:17). На этой огненной колеснице поднимается на небо его учитель Илия. И даже Аэндорская волшебница видит, как из земли поднимается элохим, то есть ставший богом дух Саула (1Цар. 28:13).
Более того, на один конкретный случай воплощения бога в человеке табу было наложено особо: и этот конкретный случай был, конечно, царь. В древнем яхвизме царь был Сыном Яхве (2Цар. 7:14). Он отождествлялся с богом (Пс. 45:7)[36]. Он сидел на Престоле Господнем (1Пар. 29:23), в храме, на пустом троне, обрамленном крыльями херувимов, в точном соответствии с финикийской иконографией и точно, как это делали финикийские цари. Но после мятежа Зоровавеля правящий иерусалимский коллективный ЦК ни в каких наземных воплощениях Яхве не нуждался. Яхве был трансцендентен. А системой связи с Яхве заведовал сам ЦК.
В этом отредактированном монотеизме был совершенно запрещен древний системообразующий сюжет о борьбе Бога Грозы и Чудовища, которая привела к Сотворению Мира. Морское чудовище Ямм, которое поражал Баал/Господь, превратилось в безличное маим. У Бога монотеистов не было Космического Противника. Они предпочли изобразить Яхве параноиком, который поражает египетский народ самыми изощренными казнями и тут же сам ожесточает сердце фараона, чтобы тот не отпустил евреев, – нежели допустить наличие какого-то другого бога, который помогает египтянам.
Аналогичным образом они переписали древнюю легенду о всемирном Потопе, представив Яхве в виде мегаломаньяка, который сначала решает утопить все человечество, а потом за не очень понятные заслуги решает спасти ничем не примечательного и – как мы знаем из дальнейшего – склонного к пьянству и бытовому разложению Ноя.
При этом бог монотеистов вовсе не был выше всех бытовых проблем. Наоборот, он высказывал очень глубокую озабоченность. Он был постоянно озабочен тем, чтобы подтвердить, закрепить и всячески освятить права жрецов из рода Ааронова на эксклюзивное совершение ему, богу, жертвоприношений, которые могли происходить в одном-единственном месте – в контролируемом этими жрецами Иерусалимском храме. Это была гипермонополия. Супермонополия. Все те, кто ее нарушали, даже если они были евреями, обрезывались и соблюдали субботу, немедленно объявлялись не евреями. Они объявлялись потомками язычников и самаритянами.
Но точно так же, как в Европе в 12 в. н. э. реальная обрядовая и религиозная жизнь деревенской общины не сводилась к требованиям, которые предъявляла к ней святейшая Инквизиция, – точно также и в живой еврейской общине 5–3 вв. до н. э. жизнь не сводилась к тем правилам, которые были утверждены в Торе.
Персидское царство пало и сменилось владычеством греков.
Евреи к этому времени говорили уже на арамейском языке – lingua franca древнего Востока, языке почившей в бозе Вавилонской империи. Вокруг – в Селевкии, Нисибисе, Эдессе, Адиабене и самом Вавилоне – во всех городах, где существовали крупные еврейские общины – шумел и волновался гигантский арамейскоязычный и – шире – семитский мир. В нем по-прежнему поклонялись богу без статуй и на вершинах гор. В нем по-прежнему поклонялись классической семитской троице – Богу-Отцу, Богине-Матери и Богу-Сыну, – например, культ Бела (отца), Небо (сына) и Великой Матери в Эдессе.
Цари и Гераклы становились богами. Ахура-Мазда сражался с Ариманом, а в далекой Индии последователи Будды достигали просветления и впадали в нирвану.
Селевкиды и Птолемеи оспаривали друг у друга Иудею. Иерусалимские первосвященники вынуждены были править народом, как религиозные ортодоксы, и одновременно угождать эллинистическим царям. Боги, святые, души мертвых и космические противники Яхве, выгнанные через дверь, лезли в окно.
Но это уже совсем другая история.