hsy, «подлый, гнусный», был стандартным наименованием всех иностранцев в египетских текстах всех эпох.
Что же касается самих кочевников на периферии упорядоченной земли, то египтяне называли их «шашу». Однокоренной глагол «шаша» означал «грабить».
Более того, египтяне, возможно, знали такую категорию этих кочевников, как «шашу из земли Яхве». Эти «шашу из земли Яхве», если современные исследователи правильно читают их название, вряд ли были евреи. Скорее «земля Яхве» находилась в том месте, куда потом евреи помещали мадианитян, на восточном берегу залива Акаба в Красном море (т. е. на северо-востоке современной Саудовской Аравии) или, в крайней случае, на Синае.
На протяжении веков процветающий и сытый Египет служил местом притяжения шашу, как банк служит местом притяжения грабителей. Особенно это касалось ханаанских кочевников, которые во времена засухи, как мы уже говорили, не имели особого выбора: единственное место, где они могли спастись от смерти, находилось в орошаемой Нилом дельте. «Увы, пустыня наполнила землю, города опустошены, и чужеземный народ с луками пришел в Египет», – так описывал мудрый писец Ипувер последствия слабости центральной власти.
Гиксосы
В 1650-х гг. до н. э. это взаимодействие кочевников и Египта вступило в новую стадию: ханаанские кочевники, почитавшие Баал-Хадада и его супругу Анат, завоевали Египет. Они «уничтожили страну», «опустошили Египет» и создали новую, XVI династию со столицей в Аварисе, расположенном в дельте Нила поближе к Синаю и Ханаану, – практически в том самом месте, которое в Библии будет потом называться «земля Гошен». Манефон, египетский историк, живший в IV–III вв. до н. э., и наш главный литературный источник, повестующий об этом событии, называет этих кочевников гиксосами.
Гиксосы не умели считать и писать (в отличие от египтян, писавших к тому времени математические трактаты), но зато в совершенстве владели новой военной техникой – легкими двухколесными колесницами, таранами и осадными башнями, с помощью которых они вскрывали, как ореховые скорлупки, города, набитые мирными египтянами и их добром.
При этом гиксосы не были внезапными захватчиками, вторгшимися в Египет из-за рубежа. Еще до своей победоносной военной кампании они некоторое время жили в районе Авариса (бывшего в тот момент крупнейшим портом) и служили фараонам в качестве военных отрядов. «Неясно, явились ли они по собственному выбору, или как военнопленные (что кажется менее вероятным, учитывая, что они сохранили свое оружие азиатов), или же были куплены у правителей Леванта».
В 1550-х годах гиксосов из Египта вышибли.
Согласно утверждению того же Манефона, гиксосы сбежали в Ханаан и построили там город Иерусалим, в котором и живут по сей день.
Короче, согласно Манефону, гиксосы и были евреи.
Это краткое сообщение Манефона переворачивает все наши представления об Исходе на 180 градусов. Если верить ему, Исход вовсе не был бегством безоружного и угнетаемого меньшинства! Ровно наоборот – с точки зрения египтян, это было великое национально-освободительное движение, древнеегипетская Реконкиста, наконец избавившая долину Нила от безжалостных завоевателей!
Однако верить Манефону не стоит.
Как мы уже сказали, Манефон писал в IV–III вв. до н. э., то есть через тысячу с лишним лет после описываемых событий, и вдобавок в то время, когда наводнившие Египет и презирающие язычников евреи не пользовались популярностью. Сообщение Манефона можно рассматривать не столько как исторически достоверный факт, сколько как классический образчик древней антисемитской пропаганды, имевшей целью предостеречь египтян от опасности, исходящей со стороны еврейских мигрантов.
Главное, что невероятно в этом сообщении, – это хронология. Гиксосов из Египта изгнали в середине XVI в. до н. э., а первые поселения евреев, как мы уже отмечали, появляются на Ханаанском нагорье только спустя 350 лет. При этом к Иерусалиму эти поселения никакого отношения не имели, потому что он как раз был основан за добрых полторы тысячи лет до изгнания гиксосов из Египта.
Как считают современные археологи, гиксосы происходили из амореев – т. е. из кочевых племен, которые в конце III тыс. до н. э. хлынули в Ханаан и уничтожили там всю городскую культуру, но постепенно цивилизовались сами и ко времени появления первых еврейских поселений и составляли большую часть населения ханаанских городов.
Однако в сообщении Манефона, – источника, безусловно, предвзятого – важно вот что. С точки зрения Библии, Исход из Египта был бегством национального меньшинства от страшных, невыносимых угнетателей. Сообщение Манефона заставляет задуматься, как Исход (если он был) выглядел с точки зрения египтян.
И вот еще что.
Евреи, как мы увидим, противопоставляли себя «амореям», «хананеям», «иевусеям» и прочим жителям Ханаана. Но вообще-то из сообщения Манефона заметно, что цивилизованные египтяне не видели между этими разновидностями «людей из-за песков» особой разницы. Для египтян они все были на одно лицо. Они все были «азиаты» и «подлецы».
Они все были «народы лука».
XVIII династия и египетская оккупация Ханаана
Полководца, который прогнал гиксосов из Египта, звали Яхмос, и он стал основателем новой, XVIII династии.
Эта новая династия, пришедшая к власти на волне борьбы с кочевыми оккупантами, изменила всю военную стратегию фараонов и привела к появлению нового, имперского Египта. Этот Египет больше не игнорировал новейшие военные достижения (прежде всего легкие, запряженные конями колесницы) – наоборот, он инкорпорировал их в свою армию. Этот Египет больше не глядел на Ханаан как на гнездо мерзких, но далеких варваров; он видел в нем источник стратегической опасности и исповедовал доктрину упреждающей оккупации.
Фараон Яхмос понял простую истину: если империя не хочет сражаться с варварами на своей территории, она должна сражаться с ними на территории варваров. Если она не хочет, чтобы ее оккупировали варвары, империя должна оккупировать варваров сама.
Очистив от кочевников дельту, Яхмос I вторся по их пятам в Ханаан, сжигая и уничтожая все на своем пути от Иерихона до Дана; его сын Аменхотеп дошел до Сирии, и его преемник, Тутмос I, достиг Евфрата. Однако высшим выражением этой доктрины стали военные кампании правнука Яхмоса Тутмоса III. Фараон взял Мегиддо, переправился через Ефрат, сжигая все на своем пути, и превратил Ханаан в египетскую провинцию. В это время «цари Ханаана бежали от одного вида египтян».
Стены ханаанских городов (тех, которые вовсе не были уничтожены) были срыты, для вящего удобства оккупантов; в них были размещены египетские гарнизоны. Часто эти гарнизоны были представлены нубийскими племенами. В Ханаане начался длительный период упадка. Некогда крупные города превращались, по сути, в плохо укрепленные и малонаселенные деревни. Иерусалим, Акко и Ахсаф, подвергшись опасности, едва могли выставить вместе 50 колесниц; банды из сорока разбойников хватало, чтобы стереть такой город с лица земли.
Как мы уже сказали, Ханаан был очень неоднороден: его плодородные долины были заняты цивилизованными городами, но его бесплодные горы были населены дикими кочевниками.
Фараоны нуждались в контроле над побережьем и долинами прежде всего по экономическим соображениям. Это позволяло контролировать торговые пути и эксплуатировать богатые природные ресурсы Ханаана, которых не хватало самому Египту, – от меди, которую везли из Библоса и с Кипра, до дерева, которое шло на мебель, на безделушки, и даже на священный корабль Амуна, плававший по Нилу. В самом Египте строевого леса не было.
Однако их контроль над бесплодным и малонаселенным Ханаанским нагорьем был связан прежде всего с пониманием стратегической опасности появления шашу на этих территориях. Так же как англичане в XIX в. стремились не столько покорить бесплодный и бедный Афганистан, сколько обезопасить Индию от угрозы со стороны местных диких племен, – так же и египтяне стемились контролировать бедные и горные районы Ханаана не из-за дани, которая с них причиталась, а из-за диких кочевников, которые могли там завестись.
В каком-то смысле фараоны своей цели добились. В течение всего времени, пока Ханаан был египетской провинцией, шашу в Ханаане не было. «Шашу», и в том числе «шашу из земли Яхве», водились в это время в заиорданских пустынях, – на териториях, которые потом будут заняты моавитянами, эдомитянами и мадианитянами.
Зато хроническим бедствием для Ханаана стала другая социальная группа, которая в наших египетских источниках называется «’апиру», они же «’абиру» и «хабиру».
Это слово – «апиру» – подозрительно похоже по звучанию на древнееврейское «иври», из которого и происходит греческое Ἐβραίους, английское Hebrew и русское «еврей». Наши подозрения особо усиливает то, что в тексте Торы слово иври почти никогда не употребляется в качестве самоназвания. Сами себя евреи называют «Исраэль» или «бене Исраэль». А вот как только дело доходит до египтян, то египтяне сразу начинают называть евреев «евреями».
Так, когда жена Потифара облыжно обвиняет Иосифа в сексуальном харассменте, она называет его эвед иври, раб-еврей (Быт. 39:17), а когда виночерпий расхваливает Иосифа фараону, он сообщает: «И там был с нами наар иври, юноша-еврей» (Быт. 41:12)[7].
Очень вероятно, что египетское ‘апиру и ивритское иври – родственники.
Кто такие были апиру?
Семитское и египетское «апиру» обозначало термин, который очень близок к тому, который обозначало русское слово «казак». «Апиру» – это были кочевые ханаанские шайки, которые либо грабили империю, либо служили в ее войсках. Они были устроены так же, как казацкие банды или германские дружины в поздней античности: в их составе под предводительством лидера объединялись самые разные люди, от обычных кочевников до деклассированных элементов и преступников, сбежавших из городов.