А вот другой знаменитый теолог Герхардт фон Рад. Он пишет, что запрет на создание идолов был «выражением совершенно другого взгляда на мир», чем тот, который был принят у соседних народов.
«В больших и малых религиях Древнего Востока боги были персонифицированные силы неба, земли или бездны. Но Яхве был связан с миром не так. Как бы ни был он могущественен внутри мира, теологически он был к нему трансцендентен. Природа не была одним из воплощений Яхве. Он возвышался над ней как ее творец. Это значит, что заповедь, запрещавшая идолов, была неразрывно связана с потаенным путем, каким в обряде и истории совершилось откровение Яхве».
Опять двадцать пять. Яхве были трансцендентный бог, и евреи это понимали.
Ну ясен пень – люди, которые жили в крошечных глинобитных поселках на гребнях гор в одном доме со своим скотом и были очень озабочены, что делать, если бык провалился в яму, – они же знали, что бог трансцендентен!
При всем уважении к возвышенным построениям германской теологии XIX и XX веков, не менее сложным и не менее увлекательным, чем квантовая теория поля, мы можем сомневаться, что недавние пастухи, пришедшие из цивилизованного Египта в высокогорный Ханаан в XII в. до н. э., мыслили в терминах «трансцендентный» и «имманентный». Во всяком случае, ни следа этих терминов в их текстах нет.
Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала ответить на другой вопрос – а во что вообще веровали древние евреи?
А для этого надо ответить на другой вопрос – во что веровали их предшественники и соседи на земле Ханаана?
Хананеи и археология
Во что веровали хананеи, амореи и окружающие Израиль западно-семитские народы?
Еврейское священное писание отвечало на этот вопрос так: они были язычники и поклонялись идолам. Это радикально отличало их от евреев, которым Яхве идолов запретил. А так как влияние Библии на ее исследователей не может быть переоценено, это положение долго оставалось альфой и омегой библеистики.
«Современники и соседи Израиля в этот ранний период не имели ничего подобного. У нас не имеется никаких реальных аналогий, и запрет на идолов не может быть выведен из окружающего мира», – пишет немецкий теолог и библеист Вернер Шмидт.
Эта точка зрения была освящена писанием, веками, и особенно ярко подсвечивали ее костры инквизиции. Религия евреев была уникальна и находилась в ярком контрасте с многобожием и идолопоклонством окружающих языческих народов.
Утверждать что-то другое в XV, XVII и даже XIX веке было трудно не только из-за весьма неприятных (вплоть до костра) последствий, но и из-за полного отсутствия фактического материала. Финикийская и тем более ханаанская цивилизации исчезли из коллективной памяти Европы, а географические точки вроде Мегиддо, Тира или Вавилона превратились для европейцев в загадочные и недостижимые земли, граничащие с царством пресвитера Иоанна и регионами, где люди ходят на одной ноге и накрываются ушами, как лопухом.
В той мере, в которой европейская цивилизация являлась наследницей прошлого, – это прошлое было римским и греческим. Эта цивилизация употребляла латинский, а не финикийский алфавит. Она воспевала в стихах прелести Венеры, а не Астарты, и подвиги Геракла, а не Мелькарта. Она называла Солнце Гелиосом, а не Шемешем, шестую от Солнца планету – Сатурном, а не Элем. Ртуть она называла «меркурием», и даже болезни у нее были «венерические».
Что же касается семитских религий Ханаана и Сирии, то от них в буквальном смысле не осталось ничего. Даже от Египта остались пирамиды. Даже от Вавилона – зиккураты. Но Ханаан и Сирия, древнейшая полоска ближневосточной земли, на которой и совершилась неолитическая революция, на которой появились первые города, – исчезла из памяти человечества вообще. К XIX веку она превратилась в заросшие колючками бесплодные скалы, перемежаемые кое-где прибрежными болотами, в бесчисленные вади, пересыхающие русла рек, пересохшие летом и сносящие все на своем пути зимой.
Средний обыватель был знаком с древними религиями этих земель только из Библии, которая в данном случае вряд ли может служить объективным источником. Продвинутый книжный червь мог также воспользоваться книгой финикийца Санхуниатона, которая, в свою очередь, дошла до нас только в пересказе Филона Библского, который, в свою очередь, дошел до нас в пересказе Евсевия Кесарийского. В остальном нам приходилось полагаться на греческий экуменизм, щедрый на отождествления (Астарта = Афродита, Мелькарт = Геракл), и пристрастных римлян, порицавших финикийцев-карфагенян за ужасную практику детских жертвоприношений их верховному божеству Баал Хамону.
Ситуация изменилась только к началу XX века, когда британцы пришли на Ближний Восток и начали там раскопки.
Копали они, разумеется, прежде всего Египет и Месопотамию, – то есть места, породившие крупные, гремевшие в веках империи.
По сравнению с этими гигантскими царствами узкая полоска земли, тянувшаяся вдоль восточного побережья Средиземного моря и представлявшая собой, по сути, сухопутный мост между Египтом и Месопотамией, привлекала не так много внимания. В ней не было крупных рек, которые были экономической основой гигантских речных цивилизаций прошлого. Ее изрезанный горами рельеф предотвращал образование крупных государств. Самое ее расположение между двумя очагами протяженных цивилизаций, – Египтом с одной стороны и Месопотамией с другой – делало ее вечной землей раздора. Землей, на которой египтяне и ассирийцы или египтяне или вавилоняне сражались друг с другом.
И хотя в древности эта полоска была значительно зеленее, – в сущности, долгое хозяйствование человека как раз и способствовало разразившейся на ней экологической катастрофе, – большая часть ханаанской и сирийской цивилизации была сосредоточена вокруг городов или небольших, – по сравнению с Египтом, – царств.
Эта полоска была полоской не древних, а самых древних поселений человечества. Именно в этих краях – и это, как ни странно, очень важно для нашего рассказа, – произошла неолитическая революция. Именно там человечество перешло от собирательства к земледелию, одомашнив пшеницу. Именно в Ханаане возник самый старый город человечества – Иерихон.
В этом городе, – в самых старых его слоях, – не было царского дворца, что достаточно типично для самых ранних человеческих городов. Они не управлялись царями. Они, как меланезийские племена или средневековые исландцы, управлялись горожанами, – старейшинами или воинами, собиравшимися на площади, хотя это не значит, что люди в городе были свободны. Как правило, такой город консолидировался вокруг святилища, жрецы и религиозные правила играли в нем огромную роль.
То, что люди жили в городе, позволяло им, впервые в истории человечества, накапливать запасы. Эти-то запасы они и прятали в поселениях, лишенных первоначально оборонительных стен. Они хранили их в совместных складах в сосудах, помеченных печатями: первые печати в истории человечества запечатывали не царские указы, а горлышки частных сосудов в коллективных хранилищах. Эти запасы привлекали рейдеров. Города захватывали. Они обзаводились стенами. Их захватывали снова. Тогда города – или захватчики для обороны – обзаводились военными вождями. Их захватывали все равно.
В середине III тыс. до н. э. в Ханаан пришли амореи. Это был кочевой семитский народ, который разрушил все окрестные поселения. Он распространился на весь Древний Восток, на Месопотамию, Сирию и Ханаан, проник даже в Египет. Постепенно оседая на землю, он основал на костях разрушенных им цивилизаций города Эблу, Мари, Ларсу и Вавилон. В Сирии он населял Угарит. В соседнем Ханаане – Хацор, Гезер, Мегиддо.
Эти-то города и начали копать англичане.
Раскопки города Эбла, уничтоженного впоследствии Саргоном, показали, что ханаанская цивилизация еще в III тысячелетии до н. э. не уступала по своей развитости таким издавна известным центрам, как Месопотамия и Египет.
Эбла, помимо всего прочего, была не просто торговым городом. Ранняя Эбла была еще и республикой: царского дворца в ней не было, хотя огромную роль в жизни города играли храмы. В Эбле была найдена самая древняя в мире библиотека, включавшая в себя несколько тысяч глиняных табличек. Современник и соперник Эблы, город Мари, в середине III тысячелетия до н. э. контролировал все территории в среднем течении Евфрата.
Археологи раскопали Эблу и Мари, Эмар и Катну (впрочем, Катну сирийцы вкоре после этого затопили, построив плотину для гидроэлектростанции).
Однако самыми важными оказались начавшиеся в конце 1920-х годов раскопки прибрежного ханаанского города Угарит, уничтоженного «народами моря» в начале XII в. до н. э. – то есть в то самое время, когда на Ханаанском нагорье начинают возникать первые еврейские поселения.
Эти раскопки принесли нам множество текстов, из которых самым важным был эпический «цикл Баала», главного божества города Угарит, рассказывающий о его борьбе с чудовищем по имени Ямм.
Раскопки Угарита вызвали шок. Из Библии можно вывести, что евреи были полной противоположностью населявших Ханаан хананеев и амореев. Ведь Библия постоянно требует от евреев никак не ассоциироваться с ними, никогда не брать замуж их женщин, разрушать их алтари, уничтожать их мацевы и рубить их ашеры (Исх. 34:13). Из Библии можно было заключить, что эти народы были совершенно различны, а их религиозные системы были противоположны друг другу.
Но из раскопок оказалось, что язык, на котором говорили жители Угарита, был очень похож на древнееврейский, и вся терминология, которая касалась ритуалов и богов, была одинаковой.
Во что же веровали хананеи?
Во что веровали окружающие Израиль хананеи и амореи?
Во-первых, они верили в Верховного Бога Эля.
Вера в Верховного Бога была одной из главных черт и семитской, и шумерской религии. В Шумере этот бог обозначался клинописным значком из четырех перекрещенных лучей, что читалось как «Ан», а в семитском аккадском языке этот же самый значок читался как «Эль/Иль». (Вклейка x.)