ашера. Оно как раз и обозначало Великую Матерь, Атират, и вот это-то дерево мы и видим на монетах в святилище Мелькарта в Тире. До нас дошло множество изображений ашеры в виде дерева из Шумера, Ассирии, Финикии и Набатеи.
Что же до археологических свидетельств, – то по понятным причинам деревья на высотах дошли до нас хуже, чем камни. Как правило, они дошли до нас в виде сожженных пней в соответствующих слоях разрушения. Но мы можем проанализировать пепел от пней и узнать, что в Катне, на высоте, посвященной Нин-Эгаль (храм был уничтожен ок. 1380 г. до н. э.) стояло священное дерево и шесть бетелей. Или что в Аварисе, – центральном месте поселения семитов в Египте, – перед храмом на высоте на огороженном месте стоял алтарь, а рядом с алтарем падали дубовые желуди. Из чего следует, что там росла ашера.
В Торе говорится, что евреи должны по приходу в Ханаан уничтожить мацевы и срезать ашерим хананеян. «И разломайте их алтари, и разбейте их мацевы, и срежьте их ашеры» (Исх. 34:13).
Обратите внимание, что этот достаточно древний фрагмент Библии не требует уничтожать идолов хананеев, – просто за неимением таковых в сколько-нибудь товарных количествах. Он не требует даже уничтожать их храмы.
Он требует уничтожать алтари, мацевы и ашеры.
Что еще мы можем сказать о религии хананеев?
В ней не было непреодолимого барьера между человеком и богом. Покойники, если они сильно отличились в жизни, могли становиться богами. Такие боги назывались рефаим. В Угарите подземный бог Рафу пировал с умершими царями, которые стали богами.
Одним из важнейших мифов Древнего Востока был миф о космической битве бога грозы и водяного чудовища. Это был миф о сотворении мира. Вавилонский Мардук рассекал Тиамат, а угаритский Баал побеждал чудовище Ямма. «Ямм» на древнееврейском и угаритском значило «море». А вавилонская «Тиамат» – это близкая родственница древнееврейского «техом» – то есть бездна.
Этот миф всегда имел конкретное политическое наполнение, потому что с возникновением царской власти царь того или иного города неизменно ассоциировался с богом грозы победителем чудовища (Баалом, Хададом или Мардуком), а его противники – с самим чудовищем. «Когда ты воссел на трон отца своего, я дал тебе оружие, с которым я сражался против Бездны (тамтум)», – так писал пророк по имени Нур-син царю Мари Зимри-Лиму от имени Баал Хадада.
Не менее важен был другой миф – миф о смерти и воскресении бога грозы. В угаритском эпосе о Баале бог Смерти Мот угрожает сожрать Баала. Баал, чтобы спастись от Смерти, отправляется в пустыню и находит там ребенка, которого он наряжает в свою одежду и предлагает вместо себя Моту, обманув, таким образом, смерть.
В истории о Баале, который вместо себя предлагает смерти ребенка, наряженного в царские одежды, мы видим отзвук одного из мрачнейших семитских ритуалов того времени: ритуала детского жертвоприношения. Размах этого ритуала в разное время и в разных общинах был очень различный. В Карфагене, к примеру, ритуальная площадка для детских жертвоприношений в IV–III в. до н. э. составляла 5–6 тыс. кв. м, а количество погребальных урн достигало 20 тыс.
Однако Карфаген был все-таки исключение. В большинстве семитских обществ детские жертвоприношения были исключительным событием, и чаще всего речь шла о принесении в жертву царем своего первенца при осаде, которой подвергался город. Именно так поступает царь моавитян, когда его осаждают евреи (4Цар. 3:27), и именно такие детские жертвоприношения изображены на египетских рельефах, изображающих осаду ханаанских городов.
Наконец, еще одним обычаем, свойственным всем семитским народам, был херем, то есть священная война, сопровождавшаяся уничтожением всего живого. Херем, – слово, которое часто упоминается в Библии и постоянно восхваляется в книге Иисуса Навина, – вовсе не составлял ноу-хау одного Израиля. Он был повседневной реальностью окружающей жизни, и слово херем, так же как имя Эль, присутствовало во всех семитских языках.
До нас дошла стела моавитского царя Меши, выбитая ок. 840 г. до н. э. В ней Меша объясняет все свои победы тем, что он вел правильную войну. Он истребил всех евреев во взятом им городе Нево, сделав их херемом своему богу Кемошу. Свои предыдущие поражения Меша объясняет гневом бога моавитян Кемоша.
Наконец, последний феномен, который необходимо отметить, была гигантская пластичность культов. Боги легко меняли имена, удостоверения личности и место прописки в зависимости от политических обстоятельств. Баал Хадад был то сыном Эля, то сыном Дагана. Ашера переходила от Эля к Баалу. Мелькарт идентифицировался то с Гераклом, то с Зевсом. На месте одного уничтоженного святилища ставилось другое, и иногда этот симбиоз сменялся жесткой планомерной политикой по уничтожению.
Статуи чужих богов брались в плен и вывозились в метрополию. Священные тексты переписывались с тем, чтобы возвеличить того бога, который считался главным в этот момент. Вавилонский царь Навуходоносор I (1125–1103) приказал переписать священный эпос «Энума Элиш», заменив бога Энлиля богом Мардуком. При ассирийце Синнахерибе Мардука заменили Ашшуром, при преемнике Синнахериба Эссархадоне Мардук вернулся обратно, а последний из вавилонских правителей, Набонид, принялся внедрять культ бога Сина. Последнее обстоятельство сыграло немалую роль в его крахе: жрецы Мардука, обиженные тем, что их бог (и они сами, в качестве его представителей) лишился причитающихся ему подношений, с радостью встретили персидских захватчиков.
Не только Яхве был ревнивым богом. Воинственные боги Древнего Востока были не очень-то терпимы друг к другу.
В высокотерпимой римской империи боги разных народов мирно уживались. Римляне спокойно отождествляли Юпитера с Зевсом, Ашеру с Афродитой, галльских и олимпийских богов и т. д. Они не истребляли богов покоренных народов и не увозили их статуи в Рим, чтобы те служили Юпитеру. Напротив, на Древнем Востоке, где земли было мало, а людей – много, среди богов тоже царила жесткая конкуренция. Победившее государство частенько навязывало своих богов побежденным или мытьем, или катаньем.
Итак, еще раз повторим одну важную вещь.
Утверждение, что запрет на изображение бога в виде песеля, то есть резной статуи, не имел параллелей в окружающей древних евреев реальности, мягко говоря, неверно.
Ровно наоборот.
На Древнем Востоке практика изображения бога посредством необработанного, неотесанного камня, являющегося жилищем бога, была самой древней из возможных. Как ни называй такой камень, – отдельно стоящий камень, менгир, мегалит, мацева, бетель, сиканнум, стела, обелиск, – такой камень был древнейшим символом бога.
Она предшествовала изобретению земледелия. После изобретения земледелия такой камень, стоящий на открытом пространстве, как правило, на высоте, оставался главным объектом почитания у кочевников, вследствие их низкой материальной культуры и низкого уровня безопасности их жизни. Они не могли произвести скульптуру и не могли ее оборонить.
Каждый раз, когда кочевники завоевывали города, практика аниконизма возрождалась. Вместе с кочевниками в города приходили бетели и высоты. По мере того как материальная культура совершенствовалась, высоты превращались в храмы, а бетели – в статуи. Но в очень многих случаях бетели оставались важным объектом культа. Ханаан и Сирия в II тыс. до н. э. были завоеваны кочевыми амореями, и это привело к появлению в огромном количестве священных бетелей на высотах и в открытых дворах храмов. Кроме бетелей, вместилищем божества очень часто являлось дерево, которое сажали на той же священной площадке.
Тот факт, что в культе хананеев и амореев преобладали мацевы и ашеры, зафиксирован самой Библией. Она не требует уничтожать статуи богов, возведенные амореями. Она требует разбивать их мацевы и срубать их ашеры.
Во что веровали евреи?
Во что верили ранние евреи? В то же, во что верили их ближайшие родственники и соседи: угариты, амореи, хананеи, моавитяне, аммонитяне, а после итурейцы и набатеи.
Ранняя религия евреев просто не может быть отделена от религии хананеян, точно так же как «еврейский» и «ханаанский» языки не могут быть отделены в начале железного века. Единой для них является даже сакральная терминология: например, такие термины, как «жертва», «священник» и «скиния».
Нет никакого сомнения, что евреи поклонялись Яхве, точно так же как их соседи моавитяне поклонялись Кемошу. Это поклонение и было системообразующим для нации: тот, кто поклонялся Яхве и «трижды в год являлся перед лицо бога», и был еврей. Тот, кто ему не поклонялся, евреем не был.
Евреи почитали своего бога Яхве, но они знали, что других богов много.
«Кто сравнится с тобой, Яхве, между богами?» – спрашивает древний гимн, приписываемый Моисею (Исх. 15:11). То же самое повторяет один из псалмов, приписываемых Давиду: «Нет другого такого, как ты, Яхве, между богами» (Пс. 86:8).
Как вы понимаете, когда девушке говорят: «другой такой красивой девушки нет», говорящий не имеет в виду, что это единственная девушка в мире. Он просто говорит, что никто из других девушек с ней не сравнится: они все похуже и попроще. «Теперь я знаю, что Яхве больше всех богов», – говорит зять Моисея, мадиамский жрец (Исх. 18:11). В Исходе Яхве обещает совершить суд «над всеми богами Египетскими» (Исх. 12:12).
Пророк Михей утверждал, что «все народы ходят, каждый во имя своего бога» (Мих. 4:5). Этим богом является, в частности, Кемош, бог аморейского царя Сихона (Суд. 11:24). Сыны Израиля говорят Сихону, царю аморейскому: «Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Кемош, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Яхве, бог наш» (Суд. 11:24).
Жрецы Яхве, несомненно, полагали, что Израилю следует молиться одному Яхве по той же причине, по которой, к примеру, американскому военнослужащему стоит слушаться только президента США. Было бы странно, если бы американский военнослужащий исполнял приказы, скажем, генерального секретаря ЦК КПСС. Это было бы изменой присяге и преступлением. Но это не значило бы, что американский военнослужащий отрицает существование генсека ЦК КПСС. Он просто отрицает возможность ему повиноваться.