тысяченачальников и пятидесятиначальников поставил над Израилем лично Моисей. Он считает, что тысяченачальники появились очень поздно, в результате тиранической царской власти. Само их появление было актом измены богу Израиля.
Мы можем предположить, что это плохое отношение было вполне естественной реакцией родоплеменного общества на попытку превращения его в деспотическое государство. И в самом деле, – никакому патриарху родового клана, обросшему родственниками, связями, клиентами, землями, рабами, – не понравится, когда его патриархальную наследственную власть заменяют на власть назначенного чиновника.
Напротив, задача автора Элохиста, в отличие от задачи автора 1Цар. 8, заключается в том, чтобы освятить новые бюрократические порядки и замену старейшин на тысяченачальников. Поэтому он утверждает, что это вовсе не какое-то новое деление. Его ввел еще Моисей!
Но почему Элохист приписывает идею этой реформы мадианитянину? Почему вообще Элохист так хорошо относится к мадиантинянам?
На этот вопрос есть очень интересный ответ, и мы дадим его, когда дойдем до обсуждения этнического состава богатого, процветающего и плодородного царства Израиля, расположенного на древних ханаанских землях. А пока вернемся к Моисею.
Четыре заповеди
Чтобы спросить совета Яхве, Моисей отправляется к горе Хорив. При приближении Моисея Бог обращается к нему. Он сообщает ему, что он очень высоко ставит весь народ Израиля. Он обещает его сделать его мамлехет коханим и гой кадош, то есть царством священников и народом святым (Исх. 19:6).
Когда Бог сходит на гору Хорив с молниями и громом, Моисей выводит весь народ из лагеря на встречу с богом. Однако народ страшно пугается грома и молний и отказывается говорить с богом. Он перепоручает это ответственное дело Моисею.
«И сказали Моисею: говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть» (Исх. 20:19). Поэтому народ остается у подножия горы, а Моисей поднимается наверх и вступает «в мрак, где Бог» (Исх. 20:21).
Как мы видим, Элохист рисует нам очень интересную картину поведения народа.
Яхве сказал всему народу Израиля, что тот будет сделан царством священников и народом святых, и весь народ с радостью согласился на это предложение. Однако, когда народ услышал звук трубы, он испугался и решил откосить от предложения Господа. К Господу послали разговаривать Моисея, и тот храбро вошел во тьму, а сам народ стоял поодаль.
Во тьме и на горе Моисей получил от Яхве свод законов, в который позднее были добавлены знаменитые Десять Заповедей, но который первоначально их вовсе не содержал, а взамен регулировал всякие практические вещи, как то: как наказывать хозяина быка, забодавшего человека, и какие права имеет женщина, проданная в рабыни (спойлер – почти никаких).
Однако первым делом этот самый древний известный нам свод законов регулировал самую важную вещь, а именно – правила общения между народом Израиля и его богом.
Правил этих было четыре:
– Не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых;
– Cделай Мне жертвенник из земли и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, овец твоих и быков твоих; на всяком месте, где вспоминают имя Мое, Я приду к тебе и благословлю тебя;
– Если же будешь делать Мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тесаных, ибо, как скоро наложишь на них тесло твое, то осквернишь их;
– И не всходи по ступеням к жертвеннику Моему, дабы не открылась при нем нагота твоя (Исх. 20:23–26).
Этот свод технических инструкций по почитанию Яхве очень интересен. Он мало походит на Десять Заповедей, но он разделяет с ними одно из самых фундаментальных правил, – а именно, он запрещает делать Яхве статуи. «Не делай мне богов золотых и серебряных».
Как мы уже отмечали, этот запрет в своем первоначальном виде вовсе не означал запрета на почитание бога в материальной форме. Для кочевников-семитов того времени он равнялся требованию соблюдать отеческие обычаи. А именно – ставить богу мацеву и сажать при нем ашеру, в точности как это делали кочевые предки. А всеми этими новомодными статуями, характерными для цивилизованных оседлых народов, не увлекаться.
Яхве также указывает, как должен выглядеть жертвенник. Он должен быть из земли или из необработанного теслом камня; и наверх должны вести не ступеньки, а рампа. Перед нами – типичная бама. Именно так выглядит алтарь на горе Гебал.
Но самая интересная из этих заповедей – вторая. Яхве, который диктует эти заповеди, явно не знает, что его алтарь должен находиться только в одном месте, и тем более он не догадывается еще, что этим местом должен быть Иерусалим. Он призывает ставить ему алтари повсюду. И более того, он призывает это делать любого человека.
Этот Яхве не знает, что право приносить жертвы Яхве является монополией Аарона, более того, он вообще не знает класса жрецов. У него весь народ является кадошим и коханим. Этот Яхве не нуждается в посредниках из племени Аарона, он нуждается только в личном желании человека и земляном алтаре.
Что объединяет все эти Четыре заповеди?
Прежде всего – это заповеди кочевого народа, стоящего на низкой технической ступени развития. Этот кочевой народ попросту не знает ремесла каменотеса. Когда Соломон – впервые в истории еврейского народа, – построил Богу Израиля что-то посерьезней военной палатки, то, конечно, камни для храма были тесаные (3Цар. 5:17), и царь Соломон для строительства был вынужден выписать иностранного специалиста, – Хирама из Тира. Даже древесину Соломон был вынужден импортировать, потому что, как признался он царю Тира, «у нас нет людей, которые умели бы рубить дерева так, как Сидоняне» (3Цар. 5:6).
Бог рекомендует строить алтари из земли или неотесанных камней прежде всего потому, что народ, которому он это рекомендует, не умеет тесать камень.
То же самое касается изысканных богов, – египетских или ханаанских, покрытых золотом и серебром, c украшениями и одеждами, с драгоценными вставками и искусно отлитыми головами. У кочевников просто нет ресурсов изготовить такого полноразмерного бога, как у них нет технических возможностей изготовить iPhone. Такой бог будет исключительно тяжел и неудобен в походе, а если оставить Золотого Бога при открытом земляном алтаре на склоне горы, – то этого бога просто утащат и разберут на кусочки.
Мы должны напомнить, например, что алтарь на горе Гебал над Шехемом располагался в буквальном смысле посереди нигде. Это не был храмовый комплекс с отделанными золотом дверями, возле которых стояла бдительная стража. Это не был храм в городе. Возле алтаря не было ни малейших следов поселений, – даже поселений его служителей. На всей горе не было ни малейших следов человеческой деятельности, за исключением алтаря. Все горы вокруг были покрыты ранними еврейскими поселениями, а на этой не было ничего, кроме алтаря. Она была запретной.
Если читателю данной книги случалось ездить на велосипеде по швейцарским, или австрийским, или греческим горам, – или ходить по ним пешком, – то он наверняка иногда наталкивался на премилые беседки или местечки для пикника, – устроенные вдали от всякого жилья. В этих местах для пикника никогда не бывает ничего, кроме прекрасного вида, а также скамеек и лавок. При всей законопослушности европейского гражданина любая вещь, кроме скамейки и лавки на местечке для пикника, будет откручена и унесена.
Точно так же и алтарь на горе Гебал. Это была запретная территория, на которую народ собирался в праздник, – принести жертву и попировать. Вокруг главного алтаря существовали другие алтари и другие дворы, но, по-видимому, все они были на открытом воздухе. Никакого человеческого поселения вокруг не было. Любая вещь, которая стояла бы на этой горе, – чаши, сосуды, занавеси, покровы, и тем более золотая статуя, – все что угодно, кроме неподъемных каменных блоков, – было бы просто унесено.
Очень сложно поставить золотую статую в неохраняемом месте, где никто не живет и куда люди собираются три раза в год. Это кончится для статуи очень плохо. Золотая статуя может стоять в городском храме. Но золотая статуя и ранняя кочевая бама несовместимы.
Хорошей иллюстрацией этих слов может служить храм Хатор, построенный в Тимне, в тридцати километрах от Эйлата, то есть в тех самых местах, в которых проживали мадианитяне.
Тимна была местом богатых медных месторождений, разрабатывавшихся с V тыс. до н. э. Когда египтяне завоевали Ханаан, они построили там храм богине Хатор, покровительницы металлургии. В самом начале железного века, в XII в. до н. э. храм был намеренно разрушен, а статуя богини – уничтожена. На фундаменте храма появилось другое святилище, и это святилище было не что иное, как скиния, то есть палатка. Остатки богатой ткани, покрывавшей палатку, нашли археологи, а внутри палатки стояли мацевы, роль которых выполняли колонны разрушенного египетского храма.
Интересно, что храм Хатор был разрушен и заменен скинией с мацевами в то самое время, когда египтяне лишились своего контроля над Ханааном, – то есть в то самое время, когда, если верить Элохисту, через эту часть пустыни проходили кочевые войска со своим новым богом Яхве. Мы, конечно, не можем утверждать, что храм Хатор разрушило маленькое войско Моисея, но зато мы можем быть уверены, что идея почитания бога, который не имеет статуй и живет в палатке, вполне бытовала среди кочевников того времени, и была следствием отнюдь не возвышенного понимания бога, – а суровых бытовых походных условий.
Четыре заповеди – это заповеди очень примитивного в техническом смысле народа, который ведет кочевой или полукочевой образ жизни, живет обособленными поселениями по 100–150 человек и собирается в праздники на бамот, попировать и попить, – как евреи и мадианитяне перед горой Хорив, или как обитатели союзных деревень в Новой Гвинее, чтобы сохранить единство.