Но еще невероятней, если подумать, сцена, в которой Давид сходит с ума из-за болеющего младенца.
Напоминаем:
«И поразил Яхве дитя, которое родила жена Урии Давиду, и оно заболело. И молился Давид Богу о младенце, и постился Давид, и, уединившись, провел ночь, лежа на земле. И вошли к нему старейшины дома его, чтобы поднять его с земли; но он не хотел, и не ел с ними хлеба. На седьмой день дитя умерло, и слуги Давидовы боялись донести ему, что умер младенец; ибо, говорили они, когда дитя было еще живо, и мы уговаривали его, и он не слушал голоса нашего, как же мы скажем ему: умерло дитя? Он сделает что-нибудь худое. И увидел Давид, что слуги его перешептываются между собою, и понял Давид, что дитя умерло, и спросил Давид слуг своих: умерло дитя? И сказали: умерло» (2Цар. 12:15–19).
Младенцы редко являются важными персонажами в Библии. Когда Господь Бог уничтожает грешное человечество потопом, он даже не задумывается о том, что значительной частью этого утопленного человечества являются младенцы, которые никак не могли успеть нагрешить. Когда Господь является в Содом, на предмет испытания ее жителей, мы слышим, что перед домом Лота собрался весь народ, «от млада до велика», и захотел вступить в гомосексуальный контакт с его гостями, – отчего город грешников и был уничтожен дотла. По чисто техническим причинам ни женщины, ни младенцы не могли участвовать в процессе. Однако автору легенды о Содоме и Гоморре это соображение даже не приходит в голову. Точно так же, когда Господь уничтожает Кору огнем с неба, этот Кора и его сообщники стоят у ворот своего дома «со их женщинами и их детьми», и автору опять-таки не приходит в голову, что, как бы ни был предосудителен поступок Коры, возмечтавшего самостоятельно, наряду с Аароном, приносить жертвы Богу, его грудные дети точно в этом поступке не были повинны.
Когда Господь Бог уничтожает в Египте всех первенцев египетских, начиная от первенца фараона, сидящего на троне, и кончая первенцем служанки, вертящей ручную мельницу, – ему в голову не приходит, что эти первенцы есть какие-то самостоятельные существа.
Во всех текстах Библии единственным живым, мыслящим, важным действующим лицом является взрослый мужчина, желательно – начальник или князь. Маленькие дети не рассматриваются как нечто отдельное от отца. Они – просто отцовское имущество, вроде обуви или овцы, если уничтожают самца, то уничтожают также «и женщин и детей», а как еще?
И вот мы неожиданно видим царя Давида, который убивается по младенцу, которому без году неделя и который и без того имеет высокие шансы умереть: в это время первый год своего существования не переживала добрая треть младенцев, отчего, собственно, родители и не торопились эмоционально к ним привязываться.
Описание великого горя царя Давида призвано установить в уме читателя прочную связь: да, Давид взял Батшебу с постели своего военачальника. Но ребенок, который родился у Батшебы, когда она была еще женой Урии, умер. И к тому же он был все равно сын Давида. Он не был сын Урии.
Это горе Давида по умершем младенце вызывало подозрения у исследователей давно, и Барух Гальперн заходит так далеко, что прямо предполагает, что ребенок остался жив, и что это был не кто иной, как царь Соломон. Гальперн полагает, что Соломон мог быть незаконным сыном Урии, возведенным на трон критско-филистимской преторианской гвардией в результате дворцового переворота.
Возразим: нет никакой возможности, чтобы сын убитого хеттеянина воспитывался при дворе Давида наряду с его собственными восемнадцатью законными сыновьями; нет также никакой возможности, чтобы он – при наличии многочисленных сводных братьев – унаследовал престол.
Зато есть другая возможность. А именно – утверждение о том, что Соломон, наследник Давида, является незаконнорожденным бастардом, перебившим все его потомство, было главным утверждением нашего гипотетического пасквиля, нашего израильского «Анти-Давида».
Как мы уже говорили, вся история женских и сыновних интриг при дворе Давида кровава, завлекательна – и невероятна. Двор Давида был попросту слишком прост для таких интриг. Перед нами – атмосфера развитого израильского двора, двора Ахава или его потомков, перед нами пасквиль, написанный с целью делегитимизировать претензии дома Давидова не то что на владение Израилем, – а и вовсе на существование.
Более всего перед нами – история сбывшегося проклятия. Этого проклятия в нашем нынешнем тексте нет. Оно осталось только в редуцированном виде, в виде предсказания Натана и грязной ругани бессильного Шимеи.
Но, как нам хорошо известно, проклятия играют системообразующую роль в огромном количестве сюжетов. Жертвой проклятия является царь Эдип, который убьет отца и переспит с матерью, жертвой проклятия является Орест, и, что еще важнее, проклятия и предсказания являются главной движущей силой сюжета во всех четырех книгах Царств. Пророк Самуил предсказывает гибель роду Саула, безымянный пророк из Шило проклинает Иеровоама, пророк Илия проклинает Ахава и Иезевель, Иеремия проклинает царя Седекию. Нету в Библии такой трагической царской гибели, которая произошла без того, чтобы ее не предсказал пророк.
Мы можем предположить, что этот устойчивый троп «пророк проклинает царя; царский род терпит катастрофу» появился в качестве системообразующего гораздо раньше нарратива Девтерономиста. В израильском пасквиле «Анти-Давид» также фигурировал пророк, – пророк, который проклинал Давида. Он предсказывал ему, что семя его прекратится; что он будет бессилен поделать что-то в женщине, что его сын надругается над его гаремом, что его сыновья поубивают друг друга и что его наследником будет бастард, который уничтожит других его сыновей.
Эта первоначальная версия и рассказывала нам страшные истории о дисфункциональной семье тирана: об изнасиловании Тамар, убийстве Амнона и гибели Авессалома. Она и рассказывала нам в почти нынешнем виде историю любовного треугольника Давид – Урия – Батшеба. Это она рассказывала лукавую и чрезвычайно лживую по отношению к Давиду легенду, что Давид послал Урию на смерть. И делала она это ровно затем, чтобы сообщить, что у Урии остался сын – и этот-то сын и взошел на трон Давида в результате интриг Баштебы и дворцового переворота, учиненного наемниками.
Воцарение Соломона
Посмотрим повнимательней на то, как 3-я книга Царств рассказывает нам об обстоятельствах воцарения Соломона, – и что мог содержать в себе наш гипотетический «израильский пасквиль», который она опровергает.
Соперник Соломона Адония, согласно дошедшему до нас тексту, был четвертый по старшинству сын Давида, рожденный после Амнона (сына Ахиноам), Хилеаба (сына Авигаль) и Авессалома (сына гешурской царевны Мааки). Он был старше Соломона и после смерти своих сводных братьев Амнона и Авессалома был, вероятно, законным наследником престола.
Адония «завел себе колесницы и всадников и пятьдесят человек скороходов» (3Цар. 1:5).
Девтерономист утверждает, что отец не знал об этих «колесницах и всадниках», но это предположение выходит за грань разумного. Колесницы – хотя бы и изрядно потрепанные «народами моря» – в X в. до н. э. оставались самой дорогой и престижной частью войска. Их содержание было таким же затратным делом, как содержание в Средние века рыцарей с их конями и полным вооружением. 50 колесниц была чудовищная военная сила; 10 – уже внушительная. Колесницы были важнейшей статьей дворцовых расходов, и предположить, что Давид не знал, что его сын содержит колесницы, – все равно что предположить, что современный диктатор не в курсе, что его сын обзавелся парочкой танковых батальонов.
Колесницы, всадники и скороходы были естественным атрибутом законного наследника.
Из текста Девтерономиста следует, что Адония был помазан в цари публично, у источника Рогель. Его помазание сопровождалось официальным жертвоприношением, и при нем присутствовали все братья нового царя, а также все придворные слуги. Помазал Адонию на царство верный первосвященник Давида, Авиафар.
«И заколол Адония овец и волов и тельцов у камня Зохелет, что у источника Рогель, и пригласил всех братьев своих, сыновей царя, со всеми Иудеянами, служившими у царя» (3Цар. 1:9).
Перед нами – исчерпывающая картина официальной и законной церемонии помазания. Особенно характерно, что при ней присутствуют все братья царя. Любая узурпация власти на Древнем Востоке обыкновенно кончалась убийством всех потенциальных соперников узурпатора. Давид мог впасть в детство и не знать о перевороте – но сложно себе представить, чтобы в детство впали поголовно все его находящиеся в расцвете сил отпрыски мужского пола.
Единственный важный военачальник, который не присутствовал на церемонии, был Бенайя. Бенайя был знаменитый удалец.
«Он поразил двух сыновей Ариила Моавитского; он же сошел и убил льва во рве в снежное время; он же убил одного Египтянина человека видного; в руке Египтянина было копье, а он пошел к нему с палкою и отнял копье из руки Египтянина, и убил его собственным его копьем» (2Цар. 23:20–21). (Последний подвиг неприятно напоминает историю убийства Голиафа.)
Но самое главное – Бенайя был командир иностранных наемников, тех самых «херети и пелети», критян и филистимлян, которые составляли преторианскую стражу Давида.
Именно Бенайя-то сразу после помазания Адонии и посадил на царство Соломона, а после этого он убил своего главного соперника Иоава.
Перед нами – классический гвардейский военный переворот.
У этого переворота есть также еще одна очень важная и выразительная деталь.
Помазание Адонии было публичной церемонией, совершенной на глазах всего народа. На нем присутствовали его братья и весь народ. Адония вел себя как законный наследник, имел скороходов и колесницы, и уже после воцарения Соломона он говорил: «царство принадлежало мне, и весь Израиль обращал на меня взоры свои, как на будущего царя» (3Цар. 2:15).
Однако назначение царем Соломона публичным не было. Давид, конечно, сказал: «он будет царствовать вместо меня», – но он сказал это почему-то не публично, не перед народом, не около жертвенника Господня, не на Гильгале, не у ворот города, ни у источника. Он это ска