— У вас проблема сложнее — на малых печах и вы бы сумели. Но посмотреть, как на «кислых» мартенах варят эту сталь, тебе не вредно.
— Поработать бы, а не смотреть!
— Что ж, попрошу поставить подручным к хорошему сталевару. Не обидишься? Сколько у тебя осталось отпускных дней?
— Четырнадцать. Но Любаша…
Смеясь, Серго приблизился к Горнову, потрепал его солидно отросший чуб:
— Мне и Зинаиде Гавриловне не доверяешь? Любаша за эти дни отдохнет, поправится, а соскучится по тебе, совсем хорошо — крепче любить будет. В Магнитку отправлю вас самолетом. Согласен? — И провел Алексея в соседнюю с кабинетом комнатку, в которой Зинаида Гавриловна заблаговременно приготовила для гостя постель. — Спи, ты устал, а завтра кроме полета тебе, возможно, еще предстоит смена у печи — я же тебя, неугомонного, знаю.
И, со строгой нежностью глядя в счастливые глаза Горнова, пожелал ему спокойной ночи.
Часть втораяЭХО ИСПАНИИ
КБ ротного зампотеха
Не бывало в тридцатые годы смотров боевой техники и маневров Красной Армии, в которых, так или иначе, не участвовали бы изобретения зампотеха танковой роты Николая Цыганова.
Чего греха таить, ему нравилось быть на виду.
Созовут в Москве армейских изобретателей и рационализаторов, Цыганов не постесняется попросить наркома сфотографироваться на память, и будьте покойны — в центре первого ряда, локоть к локтю с Ворошиловым, непременно будет стоять, горделиво вскинув голову с вьющейся шевелюрой, он, Николай Цыганов. Правда, в его горделивости не было и намека на превосходство над кем-нибудь, она мирно уживалась с искренней дружбой с друзьями-изобретателями, приглашенными в Москву. Естественными были легкий поворот головы в сторону Ворошилова и чуть косящий на наркома взгляд — уважительный и благодарный.
Но мечты Цыганова были на десять голов выше его невинного тщеславия!
Он мечтал создать легкий танк, который превзошел бы по проходимости и бронестойкости все имеющиеся машины и те, что проектировались на заводах. Ему доказывали, что без инженерных знаний, вне большого конструкторского коллектива, вне завода с новейшим оборудованием подобные мечты неосуществимы, а он приводил в пример самоучку Эдисона, получившего без участия фирм и конструкторских бюро больше тысячи патентов на изобретения.
Цыганов, конечно, не был так наивен, чтобы претендовать на роль русского Эдисона, думать, что можно в одиночку сконструировать принципиально новый танк. Он надеялся на помощь конструкторов и рабочих Южного завода, часто бывал там, рассказывал о своих замыслах, учился у профессионалов в КБ. Но как-то начальник производства затронул в разговоре больное место танкиста — его техническую малограмотность, будто Цыганов виноват в том, что юность свою протопал в землекопах и только в армии познал азы техники… Такой обиды Цыганов простить не мог. И перестал показываться на заводе.
Все мечты о новом танке Цыганов связывал теперь с созданным им в бригаде КБ. Безотказный Петр Васильев (до армии он работал чертежником на танкостроительном заводе) превращал наброски его идей в чертежи, а механик-водитель Игорь Мальгин с танкистами — бывшими литейщиками, слесарями, сборщиками — в металл, в детали и узлы задуманной машины. Работали в примитивной бригадной мастерской и в маленьких цехах военно-ремонтного заводика, бедного и оборудованием, и кадрами.
Встречу с Игорем Мальгиным, бывшим сборщиком Уралмаша, Цыганов считал своей величайшей удачей.
Игорь прибыл в механизированную бригаду после окончания курсов механиков-водителей. На курсах он изучил все имеющиеся на вооружении типы танков. В бригаде Мальгин быстро освоился, стал инструктором вождения, но однажды зашел в мастерскую к Цыганову и признался:
— Соскучился по станку и по сборке…
С тех пор почти все выходные дни и свободные вечера Мальгин работал с Цыгановым и Васильевым.
Начали они с создания на БТ-7 небывалой ходовой части.
Колесно-гусеничные машины всех серий БТ имели одну пару ведущих колес и могли развивать скорость только на отличных дорогах. А свернет водитель с шоссе на мягкий грунт — и нужно надевать гусеницы. Скорость машины резко падала, да и времени на смену ходовой части уходило около получаса. Разве противник позволит столько копаться? Минута задержки и та может стать роковой!
Цыганов задумал оснастить танк тремя парами ведущих колес. Вскоре экспериментальная машина была готова. Испытания провели на бригадном полигоне и собирались выйти на окружной, но тут случайная находка Игоря Мальгина дала толчок новым поискам.
Испытывали листы новой марки стали. Стреляли бронебойными пулями из станкового пулемета.
То ли невзначай, то ли по какому-то наитию Мальгин поставил две карточки — вырезанные из броневого листа четырехугольники — не под прямым углом, а с небольшим наклоном, как бы падающими назад. Удалился в укрытие. С одной и той же дистанции, одинаковым количеством очередей пулеметчик стрелял по каждой карточке. Когда прозвучал отбой, Мальгин с бойцами выбежал из укрытия отмечать попадания.
В двух наклонных карточках не обнаружили сквозных пробоин, только вмятины, а в тех, что стояли, как обычно, под прямым углом, были и сквозные пробоины, и вмятины более глубокие. Пораженный внезапной мыслью Игорь вызвал по полевому телефону с огневого рубежа Цыганова и Васильева.
Через несколько минут втроем считали вмятины и бороздки, измеряли их глубину. Ставили под разным наклоном другие карточки, стреляли тем же количеством очередей и с той же дистанции. Потом опять считали попадания, измеряли, записывали результаты…
До глубокой ночи просидели они в тот день в казарменной комнатке зампотеха. Цыганову не терпелось тут же найти наиболее выгодный угол наклона броневого листа, но вычислить его он не мог. Васильев предложил обратиться за помощью к заводским конструкторам и вместе с ними спроектировать корпус с наклонной броней.
— Хочешь, чтобы украли нашу идею? Никогда к ним не обращусь, мы нашли — мы и сделаем!
— В нашей мастерской такое не собрать, — поддержал Васильева Мальгин.
Цыганов слышать ничего не хотел.
— На ремонтном соберем. Никому ни слова! Только наркому напишу!
Но Цыганов то ли не успел, то ли передумал писать — объявленные в округе маневры заставили отложить начало работ над корпусом машины с наклонной броней.
Быть готовым в любой обстановке продемонстрировать командарму новый колесный ход!
Столько напоминали об этом Цыганову, Мальгину и Васильеву, что командарм мерещился им и на маршах бригады, и в обороне, и на выходе к исходному рубежу для наступления. Однажды Васильев даже поднял ложную тревогу — ему показалось, что с КП комбрига отъехал командарм и его машина движется прямо на них. Потом, во время наступления, напряжение сгустилось настолько, что уже не хватало времени думать ни о чем другом, кроме выполнения задач по маневрам.
На подходе к занятой «противником» роще головной танк взвода разведки наскочил на «минированный» участок и, как определили командиры-посредники, «взорвался». Возглавить разведку предстояло теперь Цыганову, и он, скользнув из башни к Мальгину, своему механику-водителю, кратко изложил обстановку: слева от «минированной» дороги — поле, простреливаемое «противником», справа — прикрытая холмом распаханная низина. Мальгину не нужно было объяснять, что по пахоте другие танки не пройдут, пока не наденут гусеничные ленты, а на это экипажи затратят около тридцати минут. За это время «противник» мог перенести огонь из рощи по неподвижным танкам и расстрелять взвод. Пока основные силы батальона, действующего в передовом отряде, не приблизились на дальность действительного огня, надо было скрытно обойти «противника», двигаясь по скату холма, и атаковать его с фланга или с тыла.
— Прикажите замыкающему предупредить комбата: наша машина идет по распаханной низине.
Мальгин знал, как это опасно, но в сложившейся обстановке такое решение было единственно верным.
— Действуй! — согласился Цыганов.
Накануне прошел проливной дождь, чернозем прилипал к колесам, въедался в пустоты. Машина с каждым метром становилась тяжелее, вязла в грязи. Мотор надрывался, и, чтобы он не перегрелся, Игорь вынужден был сбавить скорость.
Сделав полукруг по склону холма, Игорь почувствовал: машина пошла легче. И когда роща оказалась слева, танк рванулся на холм, атаковал артиллерийские позиции «противника».
Цыганов открыл люк башни, чтобы просигналить комбату ракетой: «Путь открыт! Вперед, по стерне». Но руку не поднял, увидев возле танка командарма. Лобастое лицо с грубоватыми крупными чертами было гневным. Цыганов не знал, что командарм, находившийся на НП, следил в бинокль за их танком и был возмущен дерзостью механика-водителя и командира: как рискнули повести по мягкой пахоте боевую машину на колесах?! «Не иначе плутовство какое-то, обман на учениях!» — раздраженно подумал командарм и, когда танк ворвался на холм, пошел к нему. Он был почти убежден, что корпус и башня этой машины из фанеры, а пушка из жести.
Цыганов соскочил на землю, вытянулся:
— Разрешите доложить, товарищ командующий?
Командарм молча и недоверчиво постучал по подкрылкам, броне бортов и башни, поднял руку к пушке и рассмеялся:
— А я-то подозревал липу… Как же ты умудрился не утонуть в трясине?
— Три пары катков сделали ведущими, товарищ командующий! — улыбнулся Цыганов.
— Что ж вы с комбригом скрывали эту машину?
— Только на днях опробовали.
— Ладно, показывай свои три ведущие!
— Здесь, товарищ командующий, не могу…
— Наведаюсь на этой неделе. Похоже, доброго коня ты армии подарил, товарищ Цыганов!
Знакомство
Игорь медленно шагал по улице. Тело освобождалось от давящей тяжести, ломоты. Глаза, долгими часами зажатые смотровой щелью, обрели свободу, простор. Определенной цели у него не было — все равно куда идти, на что смотреть. И все же потянуло к городскому парку.