Жезлов всматривался в карту:
— Обойдем колонны с запада. Отрежем танки. — И добавил сдержанно: — Пехоты бы нам немного…
Он не решался настаивать — понимал, что через какой-то час или даже полчаса бригада столкнется с дивизиями врага, а у Листера слишком мало сил. Но уходить танкам далеко без пехоты тоже нельзя.
Листер, снова поднося к глазам бинокль, вглядывался в густеющие черные колонны, которые, видимо, стягивались для атаки.
— Возьмите роту новичков. Обстрелянных мадридцев дать, к сожалению, не могу.
Сесенья. Маленький городок, каких в Испании тысячи. Каждый дом — крепость с каменными метровыми стенами. И к этим крепостям движутся по самой что ни на есть противотанковой местности двадцать семь машин Жезлова с десантом пехотинцев на броне. Метров триста — долина, а там отвесный подъем, скалы, ущелья узкие, а выскочишь из них — открытое обзору поле, и за камнями противотанковые пушки.
Жезлов по радио командует батальону рассредоточиться. Но где это сделать, если за ровным полем — рвы и овраги, скалистые ущелья. Машины взвода разведки подавили две противотанковые пушки, но чем ближе к Сесенье, тем их больше, а пехотинцы-десантники, радуясь приказу Жезлова не маячить на танках, когда те проходят по ровному полю, соскочили и куда-то исчезли. И нет поддержки пехоты ни на подступах к Сесенье, ни на его окраине.
Там, на окраине городка, танкисты разведки обнаружили танки, пополняющиеся боеприпасами и горючим. Шум вражеских машин возле складов заглушал гул двадцатишестерок, охватывающих городок в полукольцо. А когда советские машины подошли ближе, исход боя был предрешен.
На максимальной скорости, ведя огонь из сорокапятимиллиметровых пушек, машины Жезлова подошли к складам. Рвались боеприпасы. Горели немецкие Т-1 и итальянские «ансальдо». А те из них, которые вырвались и начали отстреливаться из пулеметов, не в состоянии были простыми пулями пробить броню «двадцатьшестерок».
Игорь, оглохший от взрывов, от гула и лязга, скорее чувствовал, чем слышал, команды Жезлова. В смотровой щели возникали то острый угол машины, то выскакивающие танкисты, и он, беря на себя рычаги, давил гусеницами вражеских офицеров, солдат, технику.
Смертельная опасность нарастала и для наших экипажей. Фашистам удалось втащить две маленькие противотанковые пушки на плоские каменные крыши домов. Невидимые из танков, они открыли огонь. У одной «двадцатьшестерки» пробило башню, на другой — вражеский снаряд угодил в моторную группу.
Но бой был победный. Ни один вражеский танк не вышел из Сесеньи. А мятежные войска, схватившиеся с бригадой Листера и оглушенные внезапным ударом с тыла танков Жезлова, повернули вспять.
Я имею все основания утверждать, что Советский Союз отправлял в Испанию лучшее свое оружие. Что касается танков, то они по своим качествам превосходили германские и итальянские танки мятежников.
В середине октября в республиканскую зону прибыли 50 советских танков. Уже 29 октября испанские танкисты, обученные советскими товарищами и сопровождаемые в бою храбрыми инструкторами, продемонстрировали полное превосходство над врагом и его техникой, нанеся ему тяжелые потери.
С октября 1936 г. по март 1937 г. более 25 судов СССР, Испании и других стран перевозили оружие для республики. За это время республиканская армия получила из Советского Союза 333 самолета, 256 танков, 60 бронеавтомобилей, 3181 станковый и 4096 ручных пулеметов, 189 тысяч винтовок, 1,5 млн. снарядов, 376 млн. патронов, 150 тонн пороха, 2237 тонн горюче-смазочных материалов.
Мужественно боролись с врагом советские танкисты: П. М. Арман, К. Я. Билибин, С. М. Быстров, Ф. К. Ковров, С. М. Кривошеин, П. Е. Куприянов, А. В. Никонов, С. К. Осадчий, Д. Г. Павлов, Д. Д. Погодин, Н. А. Селицкий, П. А. Цаплин, М. В. Юдин и другие.
Климат в Испании самый противотанковый… Температура в танке во время движения подымается до 65 градусов, температура масла — до 105! И все же механизмы исправно работают, и люди в танках атакуют фашистские линии, прорывают их, добираются до огневых позиций, ликвидируют их. А ведь одно только вождение танка, одно только пребывание в этой раскаленной металлической духоте,— одно оно достойно преклонения.
Мой собеседник рассказывает:
— Откровенно говоря, мы один раз прямо-таки не выдержали. Чувствуем, что еще немного — и попадаем в обморок, потому что дышать ну прямо-таки нечем. Чувствуем все, но чувствуем в одиночку. А для того чтобы почувствовали все, нужно, чтобы сказал командир. И вот, после того как мы расстреляли один боевой комплект, командир говорит: «Идем на зарядку воздухом». Мы отъехали метров восемьсот, под оливковое дерево, вылезли из танка и давай дышать. Но как дышали! Никогда в жизни я так не дышал. Прямо-таки роскошно дышали. Около нас легли, совсем рядом, два снаряда, но это нисколько не повлияло на наше дыхание. Затем обратно, заняли места и вернулись в бой. Конечно, это отняло восемнадцать минут, но, уверяю вас, отразилось прямо-таки очень полезно.
…Свою пехоту танкисты тоже долгое время шутя называли противотанковой: очень не ладилось с ней взаимодействие. В атаках пехотные части отставали, нередко даже теряли танки из виду. Не умели закрепляться в местах танкового прорыва, не понимали смысла подвижности и маневренности машин, а воспринимали их только как ходящие вместе с ней, с пехотой, батареи: куда она, туда и они. Если взвод танков или даже одна машина возвращались в тыл для заправки бензином или за снарядами, это воспринималось как отход, и пехота бодро топала назад за танком. Заправится он — и пехота за ним опять бодро топала вперед…
Сейчас положение если не полностью, то в корне изменилось И в боях, и в дни передышек, на тактических учениях пехотинцы и танкисты договорились и поняли друг друга. Сейчас в танковых операциях пехота часто идет вплотную за машинами.
В некоторых современных изданиях встречаются порой замечания, что будто бы те танкисты, которые сражались в Испании, не критически переносили боевой опыт в СССР. В частности, они якобы отрицали самостоятельную роль танковых войск и уверяли, что танки могут лишь сопровождать пехоту. Особенно часто упоминается в этой связи имя Д. Г. Павлова.
Мне хочется защитить здесь его имя. Нападки эти напрасны, а их авторы ставят вопрос с ног на голову. В действительности дело обстояло как раз наоборот. Павлов справедливо доказывал, что те легкие танки, которые были у нас, вроде Т-26, не способны решать крупные задачи; между тем роль танковых войск растет с каждым месяцем, значит, нам необходимо улучшать имеющуюся технику, создавать новые танки, более мощные и более подвижные. Фактически этот тезис и был претворен в жизнь, ибо за него ратовала сама же жизнь. Танки Т-34 и другие, прославившие себя в годы Великой Отечественной войны, являлись не чем иным, как мечтой Д. Г. Павлова, воплощенной в металл.
Неожиданный вызов
Накануне первомайских торжеств тридцать шестого года правительство наградило орденами группу ленинградских танкостроителей, среди них и Кошкина, за создание проекта и экспериментального образца «сто одиннадцатого» — первого в мире танка с противоснарядной броней.
Радость омрачала беда, обрушившаяся незадолго перед этим на коллектив опытного завода, — начальника КБ Гинзбурга сняли с работы. На его место назначили Кошкина.
Михаил Ильич доказывал, что у него ничтожный стаж и опыт конструирования, что не может он руководить инженерами, знающими больше его, но с ним не посчитались.
Только теперь, оставшись без Гинзбурга, Кошкин сумел сполна оценить организаторскую и конструкторскую одаренность бывшего руководителя. Нетрудно приказом низвергнуть человека, но невозможно заменить талант. И если бы не давний сподвижник Семена Александровича — заместитель начальника КБ Галактионов, — коллектив на какое-то время был бы парализован.
Осенью Серго прислал Кошкину телеграмму-«молнию». Срочный вызов восприняли на заводе по-разному. В цехах решили: нарком желает ближе узнать нового начальника КБ. В заводоуправлении забеспокоились: не связана ли молния с задержкой монтажа Т-111. Лишь одна машина была смонтирована и испытана на полигоне. Поступили в сборку детали и узлы еще для двух, но монтаж застопорился — прокатный стан, на котором ижорцы прокатывали шестидесятимиллиметровую танковую броню, вышел из строя. Ремонт и наладка его затянулись.
— Нарком, может, не знает, что ижорцы…
— Не из-за брони вызов.
— Думаете, просчет в конструкции?
На следующее утро Кошкин поднимался в приемную народного комиссара тяжелой промышленности. Он запомнил ее по тридцать четвертому году многолюдной, шумной, а очутился в строгой тишине, увидел единственного посетителя — военного, сидящего к нему спиной за журнальным столиком. В глубине приемной тихо говорил но телефону помощник наркома.
Военный обернулся, и Кошкин узнал адъютанта начальника управления бронетанковых войск. Подошел к нему. Во время приездов в Ленинград адъютант бывал неизменно улыбчив и весел, как, впрочем, большинство преуспевающих по службе молодых военных. А тут — не свойственная ему серьезность.
— Прилетели?..
— Нет, поездом. Случилось что?