[458]. Геркулес еще младенцем задушил в колыбели страшных змей. Перед началом грозы небо как бы собирается рождать; сгущенные облака, чреватые дождевою влагою, представлялись беременными юным громовником. У римлян предикат gravida (беременная) употреблялся при слове nubes – туча, в которой таится semen ignes и которая появлением своим предвещает грозу – «atram fulminibus gravidam tempestatem». В немецком языке встречаем выражение: die dicke gewitterwolke; прилагательное dick в народных говорах употребительно в смысле: беременный, как у нас то же значение придается слову тяжелый. Немецкое поверье утверждает, что во время грозы слышится крик плачущего ребенка: этот ребенок есть новорожденное дитя-молния, которое несется по поднебесью в своей облачной колыбели, а его далеко раздающийся плач – шум бури и раскаты грома. В Калевале, когда царица Похиолы похитила солнце и месяц и спрятала их в гору (= тучу), то Вейнемейнен и Ильмаринен взошли на небо, высекли там огонь и дали воздушной деве держать его на длинном облаке; она принялась качать и баюкать огонь, словно ребенка, и далеко было слышно, как звучала его золотая колыбель и скрипели серебряные ремни[459].
По знаменательному свидетельству скандинавского мифа, порода карликов произошла из червей, зародившихся в трупе первозданного великана Имира, который сам образовался из паров и есть собственно весенняя туча. Если мы припомним, что старинная метафора уподобляла молнию извивающейся змее, а змея отождествлялась в языке с ползучим червем[460], то необходимо придем к заключению, что мифические черви, зародившиеся в недрах умерщвленного богами великана-тучи, суть сверкающие молнии. Они также зарождаются в трупе Имира и питаются его мясом, как обыкновенные черви плодятся в разлагающемся теле покойника. При создании этого мифа древний человек руководствовался собственным наблюдением над трупами. Имировым червям боги даровали человеческие формы и разум, и таким образом явилось племя карликов. Любопытна немецкая сага о девочке-великанке, которая, увидя в поле пахаря, взяла его вместе с быками и плугом и в своем переднике принесла показать матери – какие водятся на свете чудные маленькие твари. Мать тотчас же велела отнести пахаря назад; «эти твари, – строго сказала она, – принадлежат к тому племени, которое причинит великанам великие беды!» Другая сага рассказывает о двух великанах, которые набрели некогда на человека. «Это что за земляной червь (erdwurm)!» – воскликнул один, а другой отвечал: «эти черви еще пожрут нас!» («diese erdwürmer werden uns noch auffressen!») Подобные рассказы известны и между славянами: в Малороссии помнят о великане, который принес к матери плуг с волами и пахарями: «посмотри, – говорит, – какие мудреные есть муравьи на свете!» Кашубский столым (великан) находит в поле крестьянина, засовывает его с плугом и четырьмя волами в рукавицу и показывает матери, а та говорит ему: «оставь червяка в покое; он нас выживет со света!» Существует предание, что великаны действительно исчезли с лица земли в то время, как появился на ней род человеческий. В этих сагах слышится отголосок древнейшего мифа о червях-карликах, пожирающих великанов, т. е. о молниях, разбивающих и сосущих дождевые тучи. Малютки-молнии, которые постоянно роются в подземельях облачных гор, сближены здесь с пахарями, подымающими плугом землю, и на этих последних перенесено мифическое сказание, так как в глазах исполинов обыкновенные люди были не более как ничтожные черви.
У народов германского племени карликам дается название эльфов; величина их определяется различно: то они равняются годовому, иногда даже четырехлетнему ребенку, то бывают не более дюйма или так крохотны, что могут свободно пролезать сквозь замочную скважину и носиться по воздуху, как рой комаров. Немецкое alp (множ. elpî, elbe), англос. äff, сканд. âlfr., готск. albs соответствуют ведаическому rib hu = arbhu, а с изменением звука «г» на 1: albhu – форма, откуда образовались гр. άλφός, лат. albus (сабин. alpus); следовательно, эльф означает духа светлого, блестящего, белого. Несмотря на это, Эдда различает три рода эльфов – светлых (liosâlfar = lichtelbe), сумрачных (döckâlfar = dunkelelbe) и черных (svartâlfar = schwarzelbe); первые сияют, как солнце, последние черны, как смола. Такое различие коренится в старинных воззрениях на грозу: яркий блеск молнии заставил сблизить ее с солнечными лучами, причислить к духам света и дать ей название эльфа; но с другой стороны, как обитатель облачных подземелий, как дух, являющийся под темным покровом тучи, эльф получил эпитеты сумрачного, черного и подземного. В ту эпоху; когда было затеряно коренное значение слова эльф, а указанные эпитеты стали пониматься в их буквальном смысле, народ разделил этих духов на две породы – столь же различные, как различны свет и тьма, и невольно связал с ними свои дуалистические представления о силах природы. Светлые и мрачные эльфы явились эльфами добрыми и злыми, подобными ангелам и адским, демоническим существам; одни принимаются за обитателей блестящего неба (Gimli) и состоят при боге Фрейре: другие же населяют мрачное подземное царство – Svartâffaheimr; с одними по преимуществу соединялась благодатная, творческая сила молнии, с другими – ее враждебные, карательные свойства. Светлые эльфы наделены чудною красотою, стройностью и юностью; тело их совершенно воздушное, прозрачное и столь нежное, что капли росы, когда они прыгают по траве, едва дрожат на листьях, не сливаясь одна с другою; их длинные, золотистые волосы вьются по плечам роскошными кудрями; они носят легкие белые и серебристые одежды и, подобно славянским полудницам, любят показываться в полдень, при солнечном сиянии. Напротив, черные эльфы (мары) носят одежды сумрачных и темных цветов и показываются только ночью; сами они, несмотря на свой детский рост, стары и безобразны: сморщенное лицо, большой нос, блестящие глаза, несоразмерные части тела, на спине горб – вот их характеристические признаки[461]. Другое название, придаваемое черным эльфам: сканд. dvergr, англос. dveorg, др. – верх-нем. tuerc, ср.-в.-н. tverc, ново-в.-н. zwerg – с тем же значением, как лат. nanus, греч. νάννος = карлик. Цверги обитают в диких, неприступных пещерах, в глубоких ущелиях гор и в великанских холмах (riesenhügeln) и называются: unterirdische, erdmannlein, erdmanneken, bergmannlein; наоборот, горы нередко обозначаются именем zwergberge. Как горные духи, жители подземелий, не освещаемых солнцем, цверги имеют истощенные, мертвенные лица, подобные тем, какие бывают у покойников. Эхо, раздающееся в ущельях скал, по древнескандинавскому выражению, есть отклик цвергов – dvergmâl = sermo nanomm, – тогда как на Руси, где при отсутствии гор всего чаще приходится слышать эхо в лесах, оно признается отзывом лешего. В народных сказаниях цверги представляются то кузнецами, то рудокопами, добывающими благородные металлы, т. е., выражаясь общепонятным языком: они роются в облаках, стучат громовыми молотами и открывают пути для солнечных лучей (= куют солнце). Горные рабочие не только их не боятся, но считают их появление за добрый знак, за указание на близость богатых рудных жил. В своих подземных пещерах они хранят несчетные сокровища серебра, золота и самоцветных каменьев и приготовляют чудесное оружие и разные драгоценности[462]. Эдда изображает их искусными кузнецами, и с этим занятием вполне согласуется их черная, как бы выпачканная в саже наружность; они выковали пояс, наделяющий силою двадцати мужей, и кольцо, дарующее счастие (радугу и солнце?), выковали Одину копье Gungnir, Фрее – золотое ожерелье, Зифе – золотые волосы; большая часть славных, несокрушимых вооружений и, между прочим, богатырский меч Зигурда были плодом их искусства; когда боги решились связать волка Фенрира, черные эльфы изготовили для них изумительно крепкую цепь (Gleipnir). «Громовая стрелка» (donnerkeil) называется albschoss, в Шотландии: elfarrow, elfflint, elfbolt; это потому, что эльфы-кузнецы ковали для Тора огненные стрелы. О светлых эльфах известно, что они бросают с воздушных высот свои опасные стрелы. Цверги бросают каменьями (donnersteine); предание дает им бич, удары которого сопровождаются молниями; когда они совершают свой поезд, то все небо горит грозовым пламенем. Как обитатели облачных гор, затемняющих небесный свет, подземные эльфы боятся солнца и прячутся от его лучей в мрачные пещеры; лучи эти точно так же наносят им смерть, как и великанам. Народная фантазия, которая любит сливать воедино все сходные явления, сочетала с светлыми эльфами представление о солнечном сиянии, а с цвергами не только понятие о мраке, распространяемом грозовыми тучами, но и понятие о ночной тьме. По свидетельству Древней Эдды, карлик Alvis, подобно сербскому Трояну, погиб от лучей восходящего солнца, и притом также – вследствие любви к женщине. Сватался он за дочь Тора, а этот, желая избавиться от докучливого жениха, нарочно заговорился с ним до дневного рассвета; солнце взошло и своими лучами превратило карлика в камень.
Ежедневное наблюдение убеждало древнего человека, что светозарное солнце, при закате своем, как бы скрывается под землю, а ранним утром появляется из-за ее далеких окраин; отсюда возникло представление, что те же цверги, которые прячут золото солнечных лучей в облачных пещерах, скрывают его и во время ночи в своем подземном царстве. Другие наиболее употребительные метафоры для тучи были: небесный корабль, плащ и шапка-невидимка. Под влиянием первой из этих метафор создалось сказание, что подземные карлики сковали чудесный корабль Skidhbladhnir, которому – как бы он ни повернулся – ветер всегда дул в паруса. Ладья, на которой плавают они по (воздушному) морю, есть, собственно, облако; а плата, какую бросают они за свой перевоз и котор