с горою-тучею; а как представитель неба, осеменяющего дождем мать сыру землю, рождает его в период весеннего своего сочетания с богиней Землею. Обе плодящие матери: и гора-туча, и земля – должны были отождествиться в убеждениях народа, как скоро позабыто было метафорическое значение горы и в ней увидели не более как земную возвышенность. Рождаемый облачной горою, бог-громовник стал представляться исходящим из утробы матери-земли, и огнедышащие горы придали этому перенесению мифа с высокого неба на дольный мир особенную твердость. Подземные удары, слышимые во время землетрясений, совпали с громовыми раскатами: «гром гремит – земля дрожит»; в старинных отреченных книгах («громовниках») предсказания по грому и трусу (землетрясению) поставлены рядом. Подобно тому, греческий бог молний, позднее бог подземного огня, славный кузнец Гефест, был сын Зевса (= неба) и Геры; по другому сказанию, Гера родила его без помощи мужа; в ее образе греки олицетворяли тучу, из чрева которой сверкает молния, и потом землю, рождающую из себя вулканический огонь[267]. Эти мифические сближения повели к уподоблению неба, покрытого темными тучами, подземному царству: поэтический образ, весьма часто встречаемый в сказочном эпосе.
Представляя облака и тучи небесными горами, древний человек созерцал на их вершинах своих творческих богови при этом понятие о горах-тучах сливалось с представлением небесного свода светлою, блестящею горою; ибо небо, как родина туч, как широкое пространство, где созидаются эти толкучие горы, само отождествлялось с облачным миром (небо и nubes). Сказки о заклятых царевнах (= богинях летнего плодородия, полоненных злым демоном зимы) заставляют их томиться в неволе не только в пещерах змеиных гор (= в тучах), но и на хрустальной горе, т. е. на небе. Впоследствии сказания о небесных горах стали приурочиваться к земным возвышенностям. Так, по мнению греков, Зевс восседал на высокой вершине Олимпа или, по другим свидетельствам – на Иде и иных горах Греции и Малой Азии и назывался άχραίς (άχρις – вершина горы); Посейдон (первоначально бог дождевого моря) – на вершине лесистой горы Сама; Эол изображался восседающим на скале, в темных пещерах которой были заключены буйные ветры: ударяя скипетром (= молнией) о скалу, он выпускал их на свободу и чрез то воздвигал грозные бури. Белорусское поверье рассказывает, что Перуну подчинены гарцуки – духи, обитающие в горах, которые своим полетом производят ветры и непогоду; в великорусских губерниях думают, что зимние вьюги прилетают в ноябре месяце от железных гор, т. е. из снеговых или окованных стужею туч; в снежных же горах замыкаются на зиму весенние болезни, так называемые поветрия, а когда солнце растопит эти снега – они разбегаются по белому свету и нападают на людей. В Скандинавии и немецких землях многие горы и скалы носят имена, свидетельствующие о посвящении их Одину и Тору: Odensberg, Donnersberg, Thonersberg, Thuneresberg; одна из высочайших гор в цепи Альп – теперешний sanct Bernhard – в раннюю пору средних веков известна была под именем шопе Jovis; в разных странах Западной Европы камни и скалы были местами жертвоприношений (mahlsteine, opfersteine) и признавались священными[268]. В Литве долгое время сохранялось благоговейное уважение к некоторым камням; об одном камне рассказывают, что когда какой-то мельник хотел было достать его и употребить на жернов, то в глаза ему полетела с камня пыль – и он ослеп; помощников его также постигла небесная кара – один вскоре умер, у другого отнялись руки. Наравне с прочими индоевропейскими народами поклонение горам и камням было и у племен славянских. По свидетельству Гельмольда, балтийские славяне клялись священными камнями; у мыса Горенского, близь Руяны, есть огромный утес, исстари называемый божьим камнем – Buskahm (Бужкам), а подле Деммина есть другой священный камень; Дитмар упоминает о высокой горе в жупе силенской, которую чтили жители во время господства язычества. Близь Будишина две горы Белбог и Чернобог названиями своими указывают на культ богов светлых и темных. Козьма Пражский говорит о чехах, что они поклонялись камням и приносили жертвы горам и холмам. Краледворская рукопись упоминает о скале, любимой богами, где совершались жертвенные обряды:
Tamo w dubravu, tarn s cesty skala,
Bohöm zmilena, na ieie wrchu
Obietui bohöm, bohöm svym spasam[269].
У словаков доныне почитаются священными некоторые из вершин Татранских, где собираются на молитву тени усопших предков; у хорутан имя священной горы носит Триглав, у них же уцелел обычай оставлять на камнях плоды и ленты – вероятно, остаток древних жертвоприношений. Хорваты и сербы считают Велебитский хребет обиталищем вил; в Сербии есть гора Перуна – Дубрава. Горы у славян были обычными местами жертвоприношений и сопровождавших их игрищ. Кумиры Перуна и других богов стояли в Киеве на холму: «и постави (Владимир св.) церковь Василия на холме, идеже был Перун… идеже творяху потребы князь и людье»; там закапались жертвы: «и осквернися кровьми земля руска и холм от». В толстовском списке Новгородской летописи читаем: «куда же древле погани жряху бесом на горах, туда же ныне церкви стоят златоверхие каменозданные и монастыреве». Исцеленный Христом человек в слове Кирилла Туровского говорит жидам: «чили на высокые холмы хощете мя повести, идеже вы своя дети бесом закаласте?» В старинном русском поучении проповедник увещевал свою паству: «не нарицайте собе бога… ни в камении». На Ладожском озере, на острове Коневце под Святою горою лежит большой Конь-камень (12 сажень в окружности и 7 аршин в вышину), которому еще в XV в. приносили в жертву коня. В дар духам, которые обитали около этого камня и охраняли скот, перевозимый с берега на остров и оставляемый на тамошних пастбищах в продолжение целого лета, без всякого надзора, прибрежные жители ежегодно обрекали по одному коню; конь этот погибал зимою, и суеверные крестьяне были убеждены, что его пожирали незримые духи. Преподобный Арсений окропил камень св. водою, и нечистые улетели с острова в виде воронов. В Ефремовском уезде, на берегу Красивой Мечи, вокруг Коня-камня до позднейшего времени совершалось опахиванье, чтобы приостановить губительное действие скотского мора. В той и другой местностях Конь-камень служил видимым представителем бога-громовника, которому как пастырю небесных стад крестьяне поручали охранение своего скота. В житии препод. Иринарха (XVII в.) рассказывается, что в городе Переяславле был поток, среди которого лежал большой камень, и вселился в тот камень бес и творил мечты; сходились к нему и мужи, и жены, и дети ежегодно на Петров день и творили камню поклонение. Уведав про то, препод. Иринарх разжегся ревностию и велел дьякону Онуфрию зарыть камень в яму; Онуфрий исполнил приказ, но бес озлобился, наслал на него трясовичную болезнь и сотворил ему много пакостей. Есть указание, что белорусы до сих пор, следуя старому обычаю, кладут на камни деньги, холсты, пояса и другие приношения, которые потом поступают в пользу церкви. В Тамбовской губ. есть камень, почитаемый целебным от зубной скорби; чтобы унять эту скорбь, поселяне грызут его больными зубами, – точно так же, как в других местах с тою же самою целью грызут Перуново дерево – дуб. Купальские и соботские огни разводятся славянами по горам. Почти во всех славянских землях существуют свои красные, червонные, русые, черные, гремучие, поклонные и святые горы (холмы). Эти эпитеты знаменательны: красная (червонная, русая) и черная горы напоминают нам сейчас указанные названия священных гор: Белбог и Чернобог. До сих пор на красных горках встречается у нас весна и восходящее весеннее солнце, с хороводными песнями и приношением хлебов; самый день, в который празднуется возврат весны (богини Лады), с ее благодатными грозами и ливнями, слывет Красною Горкою: это – воскресенье Фоминой недели, время брачного союза неба с землею и обычная пора свадеб в городах и селах.
На красной горе,
На всей высоте,
Крестись и молись,
Земно кланяйся! –
говорит народное причитанье. На такое чествование холмов и гор указывают придаваемые им эпитеты святых и поклонных; наконец, название гремучие или гремячие горы прямо свидетельствует о их связи с громовником и небесными скалами-тучами – подобно тому, как тот же эпитет в применении к горным ключам свидетельствует о сближении этих последних с дождевыми потоками, ниспадающими из облачных гор. Я. Гримм приводит названия гор: Hromolan (от слова гром) – в Богемии и Grimmmg = славян, germnik (grmnik) – в Штейермарке, недалеко от потока, называемого Donnersbach. В Воронежской губ. в меловых горах, идущих по берегу Дона, известны Дивы или Дивогорск, а в Пермской губ. Дивьи горы: названия, напоминающие дивов, духов, родственных с змеями-горынычами.
Яркое сияние солнца и пламя грозы старинный метафорический язык уподоблял блеску золота, серебра и самоцветных каменьев, а туманы, облака и тучи – горам, пещерам и мрачным подземельям. Отсюда возник миф, что драгоценное золото солнечных лучей и молний, вместе с небесным вином или живою водою, т. е. дождем, похищаются на зиму злыми демонами и, сокрытые в облачных скалах или в подземном мире туманов и снежных туч, лежат недоступными для человека кладами. Клад (от глагола класть, кладу) означает запрятанное, или, что то же, погребенное, похороненное со-кровище (от крыть, сокрывать = облачать, затемнять тучами); творческие, живительные силы природы (молния, дождь и все согревающий свет солнца) действительно умирают в зимнюю половину года и как бы погребаются за непроглядными туманами и облаками: по-гребать (за-гребать) – закапывать, хоронить = хранить, беречь, прятать, кладбище – место погребения усопших, кладовая = по-греб. Подобно тому, готск. huzd (др. – верх. – нем. hord, англос. heord, сканд. hodd – клад) буквально соответствует латин. cust (custos, custodia – от сuro = cuso), так что немец. hûs (das hegende, schützende) и лат. curia (haus, hof, домашний кров) одного корня; следов., в слове huzd лежит понятие охранения, сберегания. Немец. berg (санскр. bhrgu) – гора (метафора тучи) происходит от bergen (лит. биргти, рус. беречь, берегти – прятать, скрывать), а собственное имя Татры (Карпатские горы) – от корня та (слав, таити, таю – celare) и приставки тра. Забывая первоначальный смысл метафорических выражений, народ низвел мифическое сказание о небесных кладах до простого, буквального объяснения; облачные скалы и вертепы обратились в его убеждениях в настоящие горы, из которых добываются благородные металлы, в курганы и могильные холмы, где вместе с умершими зарывалась и часть их сокровищ, в пещеры и подземелья, куда древний человек прятал свои драгоценности, чтобы обезопасить их от вражьего похищения