осквернил копотью и дымом. Битвы с ним нескончаемы, так как после каждого поражения он снова восстает в парах и туманах и потрясает мир грозою. Греческий змееголовый Тифон есть воплощение грозовой тучи; даже в историческую эпоху греки обозначали этим именем сгущенные массы облаков, бурные вихри и крутящиеся смерчи: «coelum atrum et fumigantes globi et figurae quaedam nubium metuendae, quas τυφώνς vocabant, impendere imminereque ac depressurae navem videbantur»[371]. Смерч в старинных наших словарях толкуется: «оболок, который, с неба спустившися, воду с моря смокчет». Τυφάω или Τυφωεύς (vaporinus), наполняющий воздух парами и душным зноем, есть сын Тартара (грозового демона) и матери-Земли, ибо образуется из земных испарений, или сын, порожденный небесной богинею Герою. Гезиод в своей Теогонии говорит о Тифоне, что у него на плечах вращаются сто драконовых голов, дышащих пламенем и издающих громкие звуки, подобные реву льва, мычанию быка, вою собаки и свисту пущенных стрел (= метафоры грома и завывающей бури), что от него произошли буйные ветры, несущие дождь и опустошение нивам. Рядом с этим мужским олицетворением выступает и женское, как супруга Тифона – Ехидна, которая изображалась наполовину женщиной, наполовину чудовищной змеею. От этой четы произошли все змеиные существа: Горго, отец змеевласых, Горгон[372], гесперидский дракон, лернейская гидра и друг. К той же породе принадлежат и гиганты – великаны, у которых вместо ног были змеиные хвосты; имея большие крылья, они двигались с быстротою молнии. Гиганты[373] порождены Землею из капель Урановой крови, т. е. из пролитых небом дождей. В этих преданиях о рождении облачных великанов и змей матерью-Землею сочетались два представления: с одной стороны, облака образуются из паров, подымающихся с увлаженной земли; а с другой, надвигаясь на небесный свод с краев горизонта, они кажутся как бы исходящими из-под земли, рождающимися из ее материнских недр. Сам Тифон называется гигантом и, следовательно, стоит с ними в ближайшем родстве. По словам Аполлодора, он был громадный исполин, головой своею достигал звезд, а простертыми руками касался солнечного восхода и заката; извергая клубы огня, издавая страшное шипение, он бросал на небо камни и вызывал богов на битву. Зевс, говорит Гезиод, бросил в него молнии, и низверженный Тифон упал в преисподние вертепы Тартара[374]. Предание о битвах бога-громовника со змеями составляет общее достояние всех индоевропейских народов; оно послужило материалом, из которого создались многочисленные поэтические сказания. Народный эпос в сагах, сказках и песнях часто любит обращаться к этому мифическому событию и воспевает его в разнообразной обстановке, с теми или иными отменами и добавлениями, вызванными местными и историческими условиями; тем не менее, однако, вариации эти удерживают яркие черты взаимного сходства и несомненной древности. На обязанности богатырей и героев, заступающих в народном эпосе место позабытого громовержца, лежит трудная задача побивать чудовищных змеев. Геркулес еще в колыбели задушил двух громадных змей и впоследствии, когда возмужал, должен был сражаться с драконами; у племен германской отрасли Зигмунд, Зигфрид и Беовульф были храбрые победители драконов; наш Добрыня и другие сказочные богатыри славятся тем же подвигом. В Тамбовской губ. поселяне толкуют, что во время грозы летают огненные змеи и, подобно дьяволу, стараются спрятаться от громового удара; но Бог преследует их своими меткими стрелами, и если случится, что змей будет поражен возле какого-нибудь здания, то оно непременно загорается от излияния и брызг змеиной крови. В других местах рассказывают, что нечистые духи, преследуемые стрелами Ильи-пророка, скрываются в гадов, т. е. превращаются в змей. Один из старинных памятников восстает против мнения суеверов, будто Илья-пророк «пущает по облакам молнии и гонит змия». В апокрифической беседе Панагиота с Фрязином Азимитом[375], при объяснении: отчего бывает гроза? – сказано: «девять ангелов, обравшись на небеси, радуются о славе божественной и трепещут своими крыльями, и от ударения крыльями облака идут по аеру, гремят и дождят; а от силы ангельской исходит огонь и молния с великим громом на проклятого змия». По чешскому поверью: кто владеет дубинкою, которою на вешний Юрьев день убита змея, тот непобедим в сражениях; дубинка эта есть громовая палица, которою Перун, или вместо него Георгий-победоносец, разит змея при начале благодатной весны. Змей тотчас лопается, если бросить в него нож или огниво (= молнию).
О тождестве змея с грозовою тучею предания и поверья представляют самые наглядные свидетельства, не позволяющие сомневаться, что между тем и другою существует самое близкое соотношение. Народная загадка: «мотовило-косовило[376] по поднебесью ходило, всем устрашило» или: «шило-мотовило под небеса подходило, по ниточке говорило» разгадывается двояким образом: и гром, и змей. Мотовило – снаряд для размотки пряжи; так как старинный метафорический язык уподоблял клубящиеся облака и тучи спутанной, косматой пряже, то громовая стрела, заостренная как игла или шило, казалась именно тем орудием, которым Перун разматывает небесную пряжу (т. е. рассеивает тучи). «По ниточке говорило» – выражение, указывающее на раскаты грома, которыми сопровождается эта работа: гром = Перуново слою. Очевидно, что приведенная загадка, служа для обозначения змея, имеет в виду не обыкновенного, земного гада, а мифического или молниеносного змея[377]. Из самого названия: «змей огненный» уже несомненна связь его с грозовым пламенем; в Эльзасе называют дракона der feurige drache, в Германии – glûschwanz; по мнению немцев, он является на небе красною или синею полосою. На то же указывают и русские поверья: змей, говорят крестьяне, летит по поднебесью в виде огненного шара и рассыпается искрами, словно горячее железо, когда его куют молотом; по другим показаниям, он несется черным клубом, а из раскрытой пасти его валит дым и пламя – представление, прямо снятое с природы: черная туча в полете своем по воздушным пространствам клубится подобными дыму парами и дышит огнем, т. е. вместе с вихрями выдыхает из себя и грозовое пламя. Это эпическое выражение сопровождает и все другие животненныс олицетворения громового облака; так о коне-туче говорится, что изо рта и ноздрей его огонь вылетает, из ушей дым столбом валит. В народных былинах встречаем «лютого зверя» Горынчища. Купался Добрыня в реке;
Как в тую пору, в то время
Ветра нет – тучу наднесло,
Тучи нет – а только дождь дождит,
Дождя нет – искры сыплются:
Летит змеище Горынчище,
О двенадцати змея хоботах.
Хочет он Добрыню огнем спалить, хоботом ушибить, но богатырь осилил и убил чудовище; много вытекло крови змеиной, трое суток стоит в ней Добрыня, не знает – как выбраться, и слышится ему глас с небеси:
Ты бей копьем о сыру землю,
Сам к копью приговаривай:
Расступись-ко матушка сыра земля!
На четыре расступись на четверти,
Пожри-ко всю кровь змеиную.
Послушался богатырь гласа небесного, и как сказано – так и сталося: пожрала мать сыра земля кровь змеиную. Пролитая змеем и пожираемая землею кровь есть метафора дождя, который струится обильными потоками из тучи, разбитой ударами громовника, и наводняет поля и равнины. Тот же эпизод повторяется и в стихе, повествующем о битве Егория Храброго со змеем лютым, огненным:
Из рота яво огонь-полымя,
Из ушей яво столбом дым идет.
Миф о борьбе со змеем связывается и с именем богатыря Алёши Поповича: пошел Алёша на реку, завидел его Тугарин Змеевич (сын змея), заревел зычным голосом – и дрогнула вся дубрава; почернел он как осенняя ночь, поднялся на крыльях, полетел по поднебесью и закричал супротивнику: «хочешь – я тебя огнем спалю, конем стопчу, копьем убью!» Богатырь поразил Тугарина. По украинскому преданию, когда Кирило-кожемяка выступил против змея, последний разгорелся огнем; изо рта, ушей и глаз его запрыгали искры, закурился дым и полилось синее пламя, точно из горнила. В Сербии, по указанию Вука Караджича, «за алу (ала – баснословный змей) се мисли да има особиту духовну силу те лети и води облаке и град наводи на љетину»[378]. О ненасытном человеке сербы говорят: «ало несита!» У них есть поговорка: «бори се као ала с берићетом» – борется, как змей с урожаем. «За змaja, говорит Караджич, мисли се да je као огњевит jyнак, од коjега у ле ћењу оган одскаче и свиjетли». Сербская загадка изображает огонь под метафорою змеи: «два дола-суподола, меhу нима змиjа лежи; де змиjа лежи, та трава не расте» (ватра меhу приjекладима, т. е. огонь между двумя сторонами очага). Русские сказки и песни упоминают о чудесной змее, которая когда ползет – под ней трава горит или сохнет. Предания других индоевропейских народов ту же силу испускать пламя приписывают дракону – санскр. drgvischa – змея, животное чуткое, сторожливое, всегда озирающееся (от drç – смотреть, видеть), греч. δράχων, др. – нем. draccho, (drache), сканд. dreki, ирл. draic, кимр. draig, чешск. drak, литов. drēżas; в греч. δέρχειν – смотреть, светить, рассыпать искры. Дракон летает по воздуху, выдыхает из своей пасти дым, пламя и бурные вихри, пожигает зеленые травы и заражает воздух своим ядовитым дыханием; он или палит своего врага огнем или изрыгает на него жгучий яд; человек, которого коснется блестящий взор дракона, падает мертвым, ибо из глаз его исходит тот же губительный яд. Слова eit – огонь и eiter – яд лингвистически родственны. И, поражая змея, герой подвергается опасности погибнуть от его яду или крови, которая течет рекою из ран убитого чудовища. Сам бог Тор хотя и убивает великого змея в последней битве асов с Суртуром, но тонет в его отраве; так же гибнет и Беовульф, славный герой англосаксонского эпоса, а Геркулес умирает от одежды, напитанной ядом умерщвленной им гидры: одежда эта – поэтическое представление громового облака. Смысл всех означенных сказаний тот, что бог-громовник, победитель тученосного змея, сам погибает в страшной битве; сгорая в пламени молний и утопая в ливнях дождей, он исчезает с неба или умирает вместе с окончанием грозы. Рядом с этими преданиями встречаем другие, в которых драконовой крови, как метафоре дождя, придаются спасительные свойства живой воды = амриты: она не только не причиняет герою вреда, но, напротив, сообщает его телу неуязвимость. Таково немецкое предание о Зигфриде, деяния которого совершенно тождественны с подвигами Зигурда, воспетыми Эддою. Этот знаменитый герой убил страшного, извергающего пламя дракона Фафнира и труп его бросил в огонь; твердый роговой покров дракона расплавился; Зигфрид разделся донага и окунулся в приготовленный расплав, но, к несчастию, не заметил, что к его спине пристал липовый лист и одно это место не покрылось непроницаемой роговой оболочкою: сюда-то впоследствии вонзилось вражеское копье, низложившее храброго витязя. По другим свидетельствам (см. песнь Эдды о Зигурде и поэму о Нибелунгах), геро