удар.
– Хватит.
Она вырывалась, но он сильнее сжал пальцы, нащупал чувствительную точку там, где встречаются кости, и надавил. Она издала горловой звук, как раненый зверь.
– Что толку снова и снова вспоминать то, что у тебя отняли? – прохрипел он.
Семь долгих лет Холланда привязывало к жизни одно-единственное желание. Увидеть, как страдают Атос и Астрид Даны. А Келл украл у него эту мечту. Похитил взгляд, который вспыхнет в глазах у Астрид, когда его кинжал пронзит ей сердце. Похитил выражение боли на лице Атоса, когда он, Холланд, будет рвать его на куски.
«Никто не страдает так же красиво, как ты».
Семь долгих лет.
Холланд оттолкнул Лайлу, она плечами ударилась о решетку. В камере слышалось лишь хриплое дыхание – они стояли друг напротив друга, будто два зверя, запертые в одной клетке.
Потом Лайла медленно выпрямилась, разминая пальцы.
– Если хочешь отомстить, – сказал он, – действуй.
Один из нас непременно добьется отмщения, подумал он, закрыл глаза и принялся считать своих мертвых, начиная с Алокса и заканчивая Ожкой.
А когда снова открыл глаза, Дилайлы Бард уже не было.
За ним пришли на рассвете.
Точнее говоря, он не знал, который час, но чувствовал, как зашевелился, пробуждаясь, дворец над головой, как едва ощутимо потеплел мир за стенами тюрьмы. За долгие годы холодов он научился чувствовать малейшее изменение температуры, умел без часов определять ход времени.
Пришли стражники, разомкнули оковы, и на миг он почти освободился – ничто его не удерживало, кроме человеческих рук. Но потом его сковали снова, обмотали цепями руки, плечи, пояс. Железо было невыносимо тяжелым, и он из последних сил держался на ногах, шаг за шагом карабкался вверх по лестнице.
– Он вис оч, – сказал он себе.
«От рассвета до заката». На его родном языке эта фраза имела двоякий смысл.
«От начала до конца». «Начать заново и хорошо закончить».
Стражники провели Холланда по дворцовым коридорам, куда люди стекались поглазеть на него. Потом вывели на балкон, большой, опустевший, оттуда убрали все, а посередине возвели широкий дощатый помост. На нем лежала большая каменная плита.
«Он вис оч».
Выйдя наружу, Холланд сразу почувствовал перемену. Колючая магия, охранявшая дворец, здесь не действовала, вокруг царила лишь пустота, морозная свежесть да ослепительно яркий свет, от которого жгло глаза.
Вставало солнце, не дававшее тепла. Холод пробрал до костей, и Холланд, опутанный цепями, невольно поежился. Но он уже давно привык не показывать, как ему плохо. И, хоть и понимал, что находится в центре внимания, – как-никак он сам спланировал этот праздник, – не стал дрожать и молить о пощаде. Он не доставит им подобной радости.
Среди зрителей были король и принц, и четверо стражников с кровавыми отметинами на лбу, и несколько волшебников с такими же метками: юноша с серебристыми волосами, игравший порывами ветра, близнецы с темной кожей, усеянной самоцветами, светловолосый человек-гора. А возле них стоял кто-то смутно знакомый с голубым камнем над бровью – его лицо было испещрено серебристыми шрамами, старик в белых одеждах и с красным пятном на лбу, да Дилайла Бард с искрами света в разбитом карем глазу.
И наконец, прямо на помосте, возле каменной плахи, ждал Келл с длинным мечом в руках. Конец широкого лезвия упирался в шершавые доски.
Видимо, Холланд невольно замедлил шаг, потому что стражник грубо подтолкнул его в спину, к короткой лесенке, ведущей на эшафот. Он выпрямился, бросил взгляд на потемневшую реку под балконом.
До чего же похоже на Черный Лондон.
Слишком уж похоже.
– Не передумал? – спросил Келл, крепче сжимая меч.
– Нет, – ответил Холланд, глядя мимо него. – Просто захотелось полюбоваться пейзажем.
Он перевел взгляд на юного антари, обратил внимание на то, как он держит меч – одна рука на рукояти, другая на лезвии, прижата так, что выступила полоска крови.
– Если он не придет… – начал Холланд.
– Я все сделаю быстро.
– В прошлый раз ты не попал мне в сердце.
– Мимо головы не промахнусь, – заверил Келл. – Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Холланд заговорил было, но проглотил слова.
В них нет смысла.
И все-таки он произнес их про себя.
«А я надеюсь, что дойдет».
В утреннем холоде загремел голос короля.
– На колени, – приказал правитель Арнса.
От этих слов Холланд окаменел. В памяти возник другой день из другой жизни, холодная сталь и вкрадчивый голос Атоса. Но он уступил тяжести воспоминаний и тяжести сегодняшних цепей, опустился под их весом.
Он не сводил глаз с реки. Под поверхностью воды клубилась тьма. Холланд заговорил вполголоса, обращаясь не к тем, кто стоял на балконе, и не к Келлу, а к королю теней.
– Помоги.
Не слово – всего лишь туманное облачко на губах. Зрителям, наверное, казалось, что он молится богам, которых почитает. И в чем-то они были правы.
– Антари, – сказал король, обращаясь не по имени или титулу, а называя его словом, отражающим самую его суть. «Интересно, знает ли он вообще, как меня зовут», – подумал Холланд.
«Восижк, – чуть не сказал он. – Меня зовут Холланд Восижк».
Но теперь это уже не имело значения.
– Ты виновен в тяжких прегрешениях против империи, виновен в запретной магии, в том, что принес в нашу страну хаос и опустошение, развязал войну…
Слова короля падали, как капли дождя. Холланд посмотрел на небо. Высоко над головой летали птицы, по низким облакам пробегали тени. Осарон был там. Холланд скрипнул зубами и нехотя заговорил – не с теми, кто его окружал, не с королем и не с Келлом, а с незримой сущностью, которая смотрела, слушала.
– Помоги.
– За свои преступления ты приговорен к смерти от меча, а твое тело будет предано огню.
Он чувствовал, как магия осхока шевелит ему волосы, щекочет кожу, но упорно не проникает внутрь.
– Если у тебя есть что сказать напоследок, скажи это сейчас, но знай, что твоя судьба решена.
И тогда в зимнем воздухе зазвучал другой голос.
«Проси».
Холланд застыл.
– Тебе нечего сказать? – настаивал король.
«Проси».
Холланд зажмурился и сделал то, до чего ни разу не опускался за все семь лет рабства и мучений.
– Прошу тебя, – взмолился он, сначала тихо, потом громче. – Умоляю. Я стану твоим.
Тьма рассмеялась, но не снизошла.
Сердце Холланда застучало быстрее, цепи вдруг показались слишком легкими.
– Осарон, – позвал он. – Я отдаю это тело тебе. Я отдаю тебе свою жизнь – всё, что от нее осталось.
Стражники встали по бокам, железными кулаками пригнули голову Холланда к плахе.
– Осарон! – зарычал он, впервые сопротивляясь их хватке.
Смех в голове звучал всё громче.
– Богам не нужны тела, но королям без них не обойтись! Куда ты возложишь корону, если нет головы?
Келл стоял рядом, обеими руками сжимая рукоять меча.
– Заканчивай, – приказал король.
«Погоди», – подумал Холланд.
– Убей его! – воскликнула Лайла.
– Лежи смирно, – потребовал Келл.
Холланд видел только шершавые доски эшафота.
– Осарон! – взревел он, и меч со свистом взмыл вверх.
Но так и не опустился.
Над балконом промелькнула тень. Солнце вмиг погасло, всех окутал сумрак, люди подняли глаза и увидели, как над головами взметнулся гребень черной воды. В тот же миг он обрушился.
Холланд изогнулся, цепляясь за каменную плаху. Река захлестнула эшафот. Одного из стражников смыло за край, в бурлящие волны, второй удержался за Холланда.
Ледяной вихрь выбил меч из рук Келла и опрокинул навзничь, осколок льда пригвоздил рукав к полу. Стражники бросились спасать короля и принца. Вода ударила по лестнице, ведущей на эшафот, взметнулась вверх, закружилась. Водяной столб медленно принял очертания человеческой фигуры.
Фигуры короля.
Осарон улыбнулся Холланду.
«Видишь? – произнес он своим двойственным голосом. – Я умею быть милосердным».
Навстречу ему по балкону ринулся юноша с серебристыми волосами, воздушные вихри мелькали вокруг него, как ножи.
Осарон, не сводя глаз с Холланда, щелкнул водяными пальцами, и прямо в грудь волшебнику полетел осколок льда. Юноша улыбнулся и легко, как пушинка в воздухе, увернулся от осколка, а потом порывом ветра разбил его вдребезги.
Серебристые волосы и трепещущие одежды снова метнулись к Осарону, юноша сгустил воздух в клинок и нанес удар. На пути воздушного меча водяной силуэт распался надвое, потом снова сомкнулся, зажав руку волшебника, будто в тисках. Воздушный маг дернулся, вырываясь, но король теней пронзил рукой его грудь.
Его пальцы прошли насквозь, и с черных ледяных кончиков закапала кровь.
– Джиннар! – раздался чей-то крик, ветер над балконом внезапно стих, и юноша рухнул наземь.
Осарон стряхнул с пальцев кровь и поднялся по ступеням.
«Скажи мне, Холланд, – произнес он, – ты по-прежнему считаешь, что я нуждаюсь в теле?»
Тем временем Келл выдернул из рукава осколок льда и метнул его в спину королю. Холланд на миг восхитился его мастерством, но снаряд прошил водяную фигуру насквозь, не причинив вреда.
Осарон насмешливо обернулся к Келлу.
«Антари, меня так просто не убьешь».
– Знаю, – сказал Келл, и Холланд заметил в бурлящей водяной груди Осарона струйку крови. В тот же миг Келл произнес: – Ас исера.
И Осарон застыл на месте.
Король теней превратился в глыбу льда.
Сквозь прозрачную фигуру Осарона Холланд встретился взглядом с Келлом.
И первым увидел, как радость на лице Келла сменилась ужасом: мертвый волшебник – Джиннар – поднялся на ноги. В его глазах стояла чернота – не мутная, как тень, а непроницаемая. А кожа уже заполыхала от магии нового хозяина. Он заговорил, и с губ полился знакомый вкрадчивый голос.
«Меня так просто не убьешь», – повторил Осарон, тряхнув серебристыми волосами.