Сол-ин-Ар стоял напротив него над картой, двоих лордов разделяли просторы арнезийской империи, распростертые на невысоком столе – с башнями Лондона, вздымавшимися посредине. У дверей, опустив лицо, ждала Айзра.
– Я соболезную вашей утрате, – произнес фароанский военачальник, потому что именно этих слов требовала от него учтивость. Оба мужчины понимали, что слова мало что значат… всегда мало что значили.
Тот Максим, что был только королем, понимал, что не должно скорбеть об одной утраченной жизни больше, чем о целом городе. Но тот Максим, что недавно возложил розу на грудь своей убитой жены, разрывался от горя.
Когда он последний раз ее видел? Каковы были их последние слова друг другу? Он не знал, не мог вспомнить. Стрела шевелилась в ране, вызывая ужасную боль. Он напрягал все силы, чтобы вспомнить, удержать, сохранить.
Эмира, ее темные глаза, которые видели столь много, ее губы, хранившие улыбки, как тайны… Ее красота, ее сила, крепкая броня вокруг ее нежного и хрупкого сердца.
Эмира, которая растворила перед ним ворота своего тайного замка, допустила к себе… Эмира, которая отстроила стены своей крепости заново после рождения Рая и сделала их еще выше и крепче, чтобы ничто не могло проникнуть снаружи. Как он боролся за то, чтобы заслужить ее доверие! И как обманул это доверие, нарушил свои бесконечные обеты защищать ее, охранять, не допустить никакого зла.
Эмира теперь мертва.
Те, кто думает, что смерть похожа на сон, никогда не видели смерти.
Когда Эмира спала, ее ресницы трепетали, губы чуть шевелились, пальцы двигались – она жила в своих снах. Тело, лежавшее теперь в Розовом зале, не принадлежало больше его жене, матери его наследника, вообще не принадлежало никому. Это была пустая оболочка, неосязаемое присутствие жизни, магии, личности угасло, как огонь свечи, и остался лишь холодный воск.
– Вы знали, что это были вескийцы, – сказал Максим, усилием воли возвращаясь в зал карты.
Сол-ин-Ар, мрачный и напряженный, кивнул. Золотые бусины на его лице казались странно тяжелыми и чуждыми.
– Я подозревал.
– Что вам на это указало?
– Я не владею магией, Ваше величество, – медленно, но чисто ответил тот по-арнезийски, хотя и не скрывая акцента. – Но у меня неплохая интуиция. За последние несколько месяцев напряжение между Фаро и Веском выросло, – он указал на карту. – Арнс расположен между нашими империями. Это препятствие. Естественная преграда. Я наблюдал за принцем и принцессой с момента прибытия, и когда Коль ответил вам, что не отправлял гонцов в Веск, я знал, что он лжет. Знал потому, что вы разместили их дар в покоях этажом ниже моих.
– Сокол, – кивнул Максим, вспомнив о даре вескийцев на Эссен Таш – огромной хищной птице.
– Да. Я сразу почувствовал неладное в их выборе подарка. Подобных птиц не держат в клетках, они любят свободу. Вескийцы используют их для пересылки почты по своим огромным и малонаселенным территориям. Когда такую птицу держат взаперти, она выражает недовольство низкими гортанными криками, почти не замолкая. При этом уже двое суток из комнаты подо мной не доносилось птичьих криков.
– Санкт! – пробормотал Максим. – Вы должны были сказать мне об этом.
Сол-ин-Ар поднял черную бровь.
– И вы бы стали меня слушать, Ваше величество?
– Прошу прощения, что не доверял своему союзнику, – сказал король.
Взгляд Сол-ин-Ара был тяжелым, бледные бусины поблескивали на свету.
– Мы с вами оба полководцы, Максим Мареш. У таких, как мы, тяжело с доверием.
Максим покачал головой и снова наполнил бокал, надеясь, что вкус выпивки хотя бы слегка перебьет вкус крови и успокоит дрожь в руках. Он не собирался так долго держать свои чары в подвешенном состоянии. Он хотел только одного – увидеть Эмиру, попрощаться с ней…
– Уже давно я не водил войско в битву, – сказал он, борясь с печальными мыслями. – Последний раз это было еще до того, как я стал королем. Я командовал армией на Кровавом берегу. Так мы называли побережье у пролива, разделяющего две империи. Эти места кишели пиратами, мятежниками и прочими, кто отказался принять перемирие и устроил небольшую войну.
– Анастамар, – кивнул Сол-ин-Ар. – Так мы зовем эти места. Это означает «Гибельный пролив».
– Подходящее название, – Максим отпил большой глоток. – Мир тогда только установился и не был прочным. Хотя, сдается мне, мир никогда не бывает прочным… У меня была всего тысяча людей, чтобы удерживать всё побережье. Хотя тогда у меня был другой титул – не полученный при дворе, не унаследованный от отца, а данный мне моими солдатами.
– Стальной принц, – сказал Сол-ин-Ар и объяснил, увидев изумленное лицо Максима: – Вас удивляет, что истории о ваших подвигах известны за пределами вашего королевства? – Фароанец водил пальцами по краю карты. – Стальной принц вырвал сердце у вражеской армии. Стальной принц выжил в ночь кинжалов. Стальной принц убил королеву пиратов.
Максим опустошил бокал и отставил его в сторону.
– Нам никогда не известно, как отзовутся в мире наши дела. Что запомнится, а что умрет вместе с нами…
Вдруг он вздрогнул, но это была не дрожь его тела – содрогнулся весь зал. Стены сотряслись, каменные фигурки на карте зашатались.
– Айзра! – позвал Максим, но капитан стражи уже бежала по коридору, сзывая своих людей. Король и Сол-ин-Ар последовали за ней.
Защита дворца еще не полностью восстановилась после штурма, но это не имело значения, потому что всё живое за его пределами было погружено в сон.
Все – кроме Осарона.
И голос этого чудовища теперь звучал по всему городу. Это был не соблазняющий тихий шепот в ушах короля, а громовые раскаты.
«Дворец отныне мой».
«Город отныне мой».
«Этот народ отныне мой».
Осарон узнал о сонных чарах – а значит, узнал и о том, что их источник находится в стенах дворца. Если Тирена разбудят, чары разрушатся. Спящие очнутся.
Значит, пришло время.
Максим с трудом пробирался к входу во дворец, неся на плечах огромную тяжесть собственных чар, хотя сердце его и разрывалось от желания увидеть Рая. Если бы только сын был здесь… Увидеть его всего один, последний раз…
В дверях появился принц, словно услышал безмолвный призыв отца. Максим тут же пожалел о своем эгоизме. Скорбь и страх изменили лицо Рая, он выглядел таким юным… Да он и был очень юн.
– Что происходит? – спросил принц.
– Рай, – выдохнул король, и это короткое слово забрало у него остатки дыхания. Максим не знал, что сделать, что сказать. Стоит остановиться – и он просто не сможет продолжать двигаться.
– Куда ты идешь? – воскликнул сын, когда голос Осарона сотряс весь мир.
«Сразись со мной, ты, лже-король».
Максим потянул за нити энергии – и почувствовал, как натянулись чары, облекая его подобно доспехам. В стальных телах забились стальные сердца.
– Отец, – позвал Рай.
«Сдавайся, и я пощажу остальных».
Король призвал стальных воинов, почувствовал, как они маршируют по коридорам.
«Откажешься сдаться, и я уничтожу дворец».
Король продолжал идти к дверям.
– Стой! – крикнул Рай. – Если выйдешь наружу, ты погибнешь!
– В смерти нет бесчестия, – отозвался король.
«Ты не бог. Ты не равен мне».
– Ты не можешь так поступить! – крикнул Рай, преграждая путь отцу. – Ты идешь на верную гибель!
Максим остановился. Тяжесть заклятия и ужас на лице сына мешали ему.
– Пропусти меня, Рай, – тихо приказал он.
Принц яростно замотал головой.
– Прошу тебя, отец! – его темные глаза наполнились слезами. Сердце Максима разрывалось. Дворец снова содрогнулся – это шла стальная гвардия. Вот они добрались до большого холла – двенадцать железных рыцарей, одушевленных кровью, волей и магией. На их поясах висели короткие королевские мечи, сквозь прорези шлема струился мягкий свет – это их зачарованные сердца горели под доспехами, как раскаленные угли. Они были готовы к бою. Король был готов.
– Рай Мареш, – тяжело выговорил Максим, – я прошу тебя как отец, но если придется – я прикажу тебе как король.
– Нет, – умолял Рай, схватив отца за плечи. – Я не позволю тебе это сделать.
Стрела еще глубже вошла в грудь Максима.
– Сол-ин-Ар, – позвал он. – Айзра.
И они поняли его. Фароанский лорд и арнезийская стражница с двух сторон подхватили Рая за руки и оттащили в сторону. Он бешено вырывался, но король коротко кивнул Айзре, и она ударила тяжелой рукой в латной перчатке ему под ребра. Принц согнулся пополам, продолжая кричать: «Нет, нет, нет!»
– Сосора настима, – сказал Сол-ин-Ар. «Подчиняйся своему королю».
– Смотрите, принц, – сказала Айзра. – Смотрите и гордитесь отцом.
– Отворите ворота, – велел Максим.
Слезы струились по лицу Рая.
– Отец…
Тяжелые ворота разошлись. У подножия лестницы стояла черная тень – демон, возомнивший себя королем.
Осарон вскинул голову.
«Сразись со мной».
– Пустите меня! – крикнул Рай.
Максим вышел за ворота. Он не оглядывался – ни на стальную гвардию, маршировавшую у него за спиной, ни на сына, глаза которого, темные, как у Эмиры, теперь покраснели от слез.
– Пожалуйста, – умолял Рай. – Прошу, отпустите меня…
Это были последние слова, которые услышал Максим перед тем, как ворота захлопнулись у него за спиной.
Впервые Рай попал в отцовский зал карты, когда ему было восемь лет.
Ему не разрешалось проходить сквозь золотые двери, так что он мог только издалека глянуть на каменные фигурки на широком столе, на двигающиеся сцены, оживленные той же самой магией, что и сменявшие друг друга объявления на городских прорицательских стендах.
Он, конечно, пробовал пробраться в этот зал вопреки запрету, но Келл отказывался ему в этом помогать, а во дворце хватало и других мест, чтобы приключаться вдоволь. Однако Рая притягивала странная магия этого места, и зимой своего восьмилетия, когда погода резко испортилась и солнце вообще не выглядывало из-за туч, он смастерил свою собственную карту, сделав дворец из трехэтажной подставки под пирожные, реку – из синего шелкового шарфа, а сотни человеческих фигурок – из всех подряд материалов, которые попадали ему в руки. Он сделал вестра и остра, жрецов и королевских стражников.