Больше никаких марионеток – только клочок гнилой магии, непроглядно-темный, безвидный, пустой.
И когда король теней заговорил, это был наконец-то его собственный голос – текучий, шелестящий.
«Я знаю твою душу, Холланд, – сказала тьма. – Знаю тебя изнутри. Я жил в тебе».
Король теней двинулся к нему навстречу, и Холланд сделал единственный шаг назад. Его плечи уперлись в колонну, пальцы стиснули металлический цилиндр.
Он чувствовал голод Осарона.
Его нужду.
«Хочешь снова увидеть свой мир? Как он разрушается в твое отсутствие?»
Холодная рука – не из плоти и крови, но изо льда и тьмы – опустилась на грудь Холланда, напротив сердца.
Как же я устал, подумал он, зная, что Осарон слышит его мысли. Я устал от сражений. От потерь. Но я больше никогда не впущу тебя.
Он ощутил усмешку темноты, злобную и торжествующую.
«Разве ты забыл? – прошептал король теней. – Тебе никогда от меня не избавиться».
Холланд судорожно выдохнул.
Для Осарона это должно было звучать как проявление страха.
Но на самом деле это был вздох облегчения.
С этим покончено, подумал Холланд, когда темнота обхватила его со всех сторон, и позволил себе упасть в нее.
Когда это случилось, Лайла еще не успела подняться с колен.
Осарон втянулся в Холланда, как дым, уходящий в сосуд, и тело антари закаменело. Спина выгнулась дугой. Рот открылся в беззвучном крике, и на один ужасный миг Лайла подумала, что вот все и кончено, что Холланд не успел, ему не хватило времени – или силы – или воли, чтобы удержаться…
А потом Холланд вонзил себе в ладонь иглу передатчика и сквозь стиснутые зубы выговорил единственное слово.
– Росин.
«Отдавай».
А в следующее мгновение теневой дворец взорвался светом.
Лайла втянула воздух, когда что-то начало рваться у нее внутри, и вспомнила о связующем кольце. Она сорвала его с пальца и швырнула на каменный пол, обрывая связь раньше, чем передатчик заберет заодно и всю ее магию.
Но Келл не соображал так же быстро, как она.
Из груди его вырвался крик, и Лайла бросилась к нему, спотыкаясь, пока он корчился на полу, хватаясь за кольцо мокрыми от крови пальцами.
Рай добрался до него первым.
Принц весь дрожал – тело его проскользнуло по тонкой грани между жизнью и смертью, снова целое и неповрежденное. Он упал на колени рядом с Келлом, обхватив руку брата неверными пальцами, и дернул за кольцо. Оно соскочило и покатилось по полу, несколько раз подпрыгнув, прежде чем обратиться в дым и истаять.
Келл упал рядом с Раем, серый от боли и неподвижный, и Лайла опустилась между ними, стерла кровь с его щеки, чтобы погладить по лицу, провела рукой по его волосам, медь которых пронизали полоски серебра.
Он был жив, не мог умереть, потому что Рай все еще был здесь, склоняясь над братом, с пустыми, но уже такими живыми глазами, мокрый от крови, но дышащий.
В центре зала, окруженный сферой сияния, стоял Холланд. Миллионы тонких серебряных нитей магии переплетались с черными, созидая этот шар света в молчании, которое звенело у Лайлы в ушах громче любого звука.
И вдруг – внезапно и мгновенно – свет погас.
И тело Холланда мешком рухнуло на пол.
Келл открыл глаза – и увидел, как мир вокруг разваливается.
Вернее, не мир.
А теневой дворец.
Он рушился не как здание из камня и металла, но как умирают горящие уголья, не осыпаясь вниз, а поднимаясь вверх, исходя на дым. Так исчезал и дворец. Он разваливался, воображаемая форма распадалась, оставляя за собой только реальность – камень за камнем, частица за частицей, пока Келл наконец не обнаружил себя лежащим не на каменном полу дворца, а на руинах центральной арены с пустующими сиденьями, с серебряно-голубыми знаменами, все еще колыхавшимися на легком ветру.
Келл попробовал сесть – и задохнулся: успел забыть, что он ранен.
– Осторожно, – сказал Рай, морщась от боли. Он стоял рядом на коленях, весь в крови, одежда его была разорвана в дюжине мест – там, где в него вонзились ледяные шипы. Но он был жив, кожа под одеждой срослась, только в глазах еще стояла тень боли.
Келл вспомнил слова Холланда – «Ты обрезал нити своей магии и создал себе марионетку».
Холланд. Келл с трудом поднялся на ноги – и обнаружил, что Лайла уже склоняется над белым антари.
Холланд лежал на боку, подогнув ноги, и попросту спал. Но единственный раз, когда Келл видел его спящим, он казался целиком напряженным, мучимым кошмарами… А теперь его черты разгладились, и сновидения явно не тревожили его.
Только три детали нарушали эту идиллию совершенно спокойного сна.
Первая – угольно-черные волосы Холланда стали совершенно седыми, белыми, как снег.
Вторая – руки его до сих пор стискивали передатчик, и игла прибора насквозь протыкала ладонь, выходя с той стороны.
И, наконец, третья деталь – сам передатчик, вобравший в себя призрачную, но такую знакомую черноту. Отсутствие света. Дыра в ткани мироздания.
Холланд сделал это.
Он поймал и пленил короля теней.
В мифах герой всегда выживает.
А зло побеждено.
И мир снова возвращается к нормальной жизни.
Иногда за этим следуют великие празднества, а иногда – похороны.
Живые хоронят мертвых и продолжают жить дальше.
Ничего не меняется.
Меняется все.
Таков миф.
Но жизнь – это не миф.
Люди Лондона по-прежнему лежали на улицах, плотно обернутые полотном сна. Пробудись они разом в тот миг, как Осарон был пленен – увидели бы свет, вспыхнувший в призрачном дворце, как умирающая звезда, свет, изгоняющий тьму.
Они бы увидели, как иллюзорный замок рушится, распадается в пыль на останках трех арен, над которыми еще развевались потрепанные флаги.
Если бы им хватило сил встать на ноги, они бы увидели, как масляно-черная пленка на поверхности реки трескается, словно лед, уступая дорогу красному потоку, как редеет туман, будто поутру под лучами солнца, перед самым открытием рынка.
Если бы они смотрели достаточно долго, увидели бы и нескольких человек, выбирающихся из развалин. Первым был их принц – а теперь король, ступивший на мост, обхватив за плечи своего брата. Зрители невольно задались бы вопросом, кто из этих двоих на кого опирается.
Они увидели бы девушку, стоявшую в воротах дворца – вернее, на месте, где недавно были эти ворота, а не разрушенный вход на стадион. Она обхватила себя руками, защищаясь от холода, и ждала прихода городской стражи.
Увидели бы, как стражники выносят на руках бесчувственное тело мужчины с волосами такими же белыми, как свет той угаснувшей звезды.
Но люди Лондона продолжали спать. Их сон ничто не нарушило.
Пока что не нарушило.
Так что они не видели ничего из произошедшего.
И ничего не узнали.
И никто из тех, кто был в теневом дворце – вернее, не настоящем дворце, но на руинах чего-то давным-давно мертвого – никогда не рассказал подробно, что же случилось той ночью. Кроме того, что со злом было покончено.
Миф без слухов и вестей – как отцветший одуванчик без ветра: нет способа распространить семена.
Глава 15Аноше
Король Англии не любил, когда его заставляли ждать.
Вино в бокале в его руке плескалось при каждом его нервном шаге по комнате, и не пролиться алой жидкости помогало только то, что он то и дело ее отхлебывал. Георг IV оставил праздник – праздник в его честь (как и большинство мероприятий, которые он удостаивал своим посещением) – ради этой ежемесячной встречи.
А Келл опаздывал.
Ему уже случалось так поступать – в конце концов, этот договор был заключен с отцом Георга, а у старика было слабое здоровье, и Келл нередко опаздывал – затем, по мнению Георга, чтобы его позлить. Но никогда еще посол не задерживался настолько сильно.
Вроде бы договоренность была четкой. Обмен письмами происходит пятнадцатого числа каждого месяца. Встреча начинается самое раннее в шесть вечера и никак не позже семи.
Но часы пробили уже целых девять раз, и Георг был вынужден самостоятельно наполнить свой опустевший бокал, потому что он выставил всех слуг. Всех до единого, чтобы доставить удовольствие гостю. Гостю, которого все еще не было.
Письмо короля лежало на столе. Не только официальное послание – время пустой корреспонденции ради галочки прошло – но список требований. Указаний. Каждый месяц гонец должен доставлять по одному магическому артефакту в обмен на самые передовые английские технологии. Более чем справедливо. Семена магии – за семена могущества. Власть за власть.
Часы пробили один раз.
Половина десятого.
Король тяжело опустился на диван, облегающий костюм натянулся по швам на его фигуре, которой трудно было отказать в солидности. Всего шесть недель назад он похоронил своего отца – а Келл уже начал доставлять ему проблемы. Их отношения надлежит выровнять. Установить свои правила. Он, в конце концов, не мягкотелый больной старик и не позволит посланнику испытывать его терпение – какой бы он там ни был волшебник.
– Генри, – окликнул Георг.
Он не повысил голоса – королям не обязательно кричать, чтобы быть услышанными. Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге возник человек.
– Ваше величество, – он низко поклонился.
Генри Тэвиш был на пару дюймов выше самого Георга – мелочь, которая слегка раздражала короля – носил пышные усы и коротко стриг черные волосы. Приятный малый, отвечавший за не слишком приятную работу – улаживать дела, которые сам король улаживать не хотел… не был обязан.
– Он опаздывает, – объяснил король.
Генри знал, что за посетитель сегодня ожидается.
Георг был очень осторожен, разумеется. Не давал распространиться слухам о другом Лондоне, хотя ему порой и хотелось об этом поговорить. Однако он понимал, что может случиться, если наружу просочится хотя бы слово. Видеть все самому – одно дело, а распускать слухи и порождать в подданных нездоровый скептицизм – совсем другое.