Судьба определяет – или мы так считаем, – чей самолёт упадёт с неба, чей автомобиль выедет на встречную полосу, кто заболеет раком. Но судьба ли сделала Гаута́му Буддой, Иисуса Христом, а Мохаммеда Пророком, или их характеры? Эти великие фигуры стали именно такими, какими их знает сегодня весь мир, по собственному желанию? В результате свободного выбора? И если так, обладая настолько высоким сознанием, могли ли они быть довольны своей судьбой?
В романе Ни́коса Казандза́киса «Последнее искушение Христа» основное внимание уделяется страшному напряжению, которое испытывает молодой плотник из Назарета, – напряжению между его стремлением к нормальной жизни и внутренним голосом, который зовёт на иной путь. Под распятием понимаются не столько физические страдания, сколько напряжение между желанием Эго и требованиями судьбы. То же и с искушениями, давление которых испытывают эти пророческие фигуры, – они, вероятно, берут своё начало из борьбы между желаниями Эго и тягой к более глубокой, тёмной судьбе, которая, пройдя все препятствия и сложности, со временем способна привести к блестящей судьбе.
Согласно Казандзакису, триумф Иисуса заключается не в победе над смертью, как считают его последователи, а в его способности принять свою судьбу, а именно – принять страдания, ради которых он призван жить.
В литературе есть ещё один одинокий пророк – его изобразил Альбер Камю в «Мифе о Сизифе». Все мы знаем печальную историю Сизифа, который в наказание за гордыню должен вечно толкать огромный валун вверх по склону, но едва достигнув вершины, валун раз за разом скатывается вниз. Самым ужасным из наказаний, безусловно, можно считать нескончаемую и неотвратимую тщетность, которая является не только судьбой Сизифа, но и выражает состояние человека. Однако Камю привносит в его историю радикальный вызов, cri de coeur, крик души, то есть надежду. Он представляет себе, что в тот момент, когда Сизиф в который раз спускается с холма и вот-вот должен взяться за свой бесполезный труд, он на миг останавливается и улыбается. И только после этого толкает камень вверх. В этой улыбке, фантазирует Камю, и заключается наш экзистенциальный бунт против судьбы. Вместо того чтобы чувствовать себя обречённым и следовать судьбе, Сизиф выбирает толкать валун в гору. Этим решением он отбирает автономную власть у богов и вновь обретает свободу и достоинство.
Вы можете сказать: «Какая разница, ему всё равно придётся выбиваться из сил и толкать валун?» Но Камю закладывает в эту улыбку куда больший смысл: способность Сизифа сделать выбор – не просто бунт, который может навсегда остаться тщетным перед лицом судьбы. Загадочной, необъяснимой улыбкой Сизиф говорит «да» своей жизни – условиям, которые он не может изменить, но отношение к которым полностью принадлежит ему. Это «да» – достижение amor fati, любви к своей судьбе.
Но что значит любить свою судьбу? А ненавидеть? Как можно любить то, что мы не выбирали и не смогли бы выбрать ни при каких обстоятельствах? А как родитель может любить ребёнка, который рождается больным и изуродованным? Является ли amor fati лишь рационализацией, уловкой, призванной облегчить бремя безнадёжности? Или, как предполагает Камю, Сизиф действительно свободен благодаря своей добровольной покорности? Конечно, великие религии часто занимали такую позицию. Например, слово «ислам» означает покорность воле Аллаха. Нам говорят жить в гармонии с Дао или интегрировать свою ци, или ши, или ки с помощью массажа, акупунктуры или акупрессуры. Вспомните буддийский вопрос о том, каким было ваше первоначальное лицо до того, как вы родились. И слова Данте: «In la sua voluntade e nostra pace».[61]
Приблизиться к разгадке помогает пословица, которая стала популярной благодаря группе Rolling Stones. Она гласит, что мы редко получаем то, чего хотим, но часто получаем то, что нам нужно. В этой жизни у нас в действительности мало возможностей для выбора, по крайней мере в том диапазоне, который героическое Эго по молодости считает для себя возможным. На самом деле один из главных признаков перехода, который мы совершаем, чтобы оказаться на второй половине жизни, – это движение от волшебных идей детства через героическое, через необходимый самообман юности и ранней взрослости к трезвому опыту ограничений и сожалений, который свойствен более зрелому возрасту. Не многие из нас, оказываясь на другой стороне, имеют ясность сознания, убеждённость, удовлетворение, потому что жизнь слишком часто ведёт по извилистому пути, в сторону от той дороги, которую человек себе представлял.
Как и вы, те, кто читает эту книгу, я тоже не мог даже представить себе, что окажется передо мной, когда я совершу переход и окажусь во второй половине жизни. Не мог представить, что буду аналитиком, писателем, преподавателем и администратором. Какими бы несовместимыми ни казались эти роли, их объединяет одно – необходимость выступать в роли посредника, медиатора и переводчика. Моё призвание – работать со сложным материалом, прояснять его суть, транслировать понятным, доступным языком, разъяснять его ценности. Видимо, я родился для служения Гермесу, богу, который всегда нёс на себе миссию посредничества, богу герменевтики, и не знал об этом. Как говорил Гамлет, существует судьба, которая формирует наши цели и определяет их так, как мы хотим. Незначительные решения моего Эго опустошали жизненные пути, лежащие передо мной, ещё до того, как я углублялся в них слишком далеко, пока, наконец, передо мной не оказался тот, который был предназначен богами. Да неужели?
Многие из нас ощущают, что их ведёт по жизни некая неведомая сила. Некоторые могут вступать с ней постоянный диалог и открыто просят своего Бога, чтобы он подсказал, куда им идти. Другие следуют за своими снами и ищут подсказки. Третьи волей-неволей движутся вперёд, хотя на этой дороге всё идёт наперекосяк, планы, надежды и ожидания то и дело путаются, но в конце концов всё оказывается так, как и предполагалось изначально. В свое время я побывал во всех трёх ситуациях, поэтому с сожалением думаю о тех людях, которые всегда ощущают себя не на своём месте. Словно они подготовились к спектаклю, вышли на сцену, а там разыгрывается какая-то другая постановка, о чём им забыли сообщить. Эти люди могут всю жизнь сетовать, винить родителей, общество или удачу, которая, как им кажется, настроена против них. Как вы думаете, какой из трёх вышеописанных вариантов наиболее предпочтителен? Ощущение, будто вас направляет неведомая сила, не имеющая ничего общего с намерениями Эго, можно приписать невезению или судьбе, но в любом случае такие столкновения смиряют. Как заметил Юнг, «опыт Самости всегда является поражением Эго».[62]
Amor fati, любовь к судьбе, – это в конечном счёте признание: именно здесь, в этом месте, в это время, на этой сцене мы призваны прожить свою жизнь. Конечно, смысл жизни отыщется не в триумфальном сражении Эго с судьбой, а в их взаимодействии, подкреплении одного за счёт другого, а иногда и в поражении. Проживание нашей жизни здесь, в этом мире, в этом времени, богато разнообразными смыслами. Смысл – это не что-то абстрактное, его нельзя обрести в процессе обучения, хотя в молодости я именно так его и искал. Это побочный продукт эмпирической жизни, прожитой так, как она должна быть прожита, то есть в соответствии с планом высших сил, трансцендентных сознанию.
Такая жизнь редко движется так, как задумало Эго, ибо его удовлетворение в лучшем случае мимолётно. Смыслом наделяются и точки вашего маршрута, в которых вы испытывали наибольшие страдания, потому что всё это сопутствует amor fati. Любить свою судьбу, в итоге, означает жить той жизнью, к которой вы были призваны, а не той, которую желает для вас кто-либо ещё, будь то Эго, родители или общество, у которого тоже есть ожидания. Любовь к своей судьбе – это не фатализм, не смирение, не поражение и не пассивность. Это героическая покорность богам, выражаемая в признании их воли над волей человека, потому что она приводит к благословенной жизни, прожитой так, как она и должна быть прожита. Возможно, Иисус хотел жениться на Марии Магдалине, ездить на шикарной колеснице и жить в комфортабельном доме где-нибудь в пригороде. Но Божий замысел решил по-своему.
Одним из самых значительных вкладов Юнга в психологию является парадоксальная концепция индивидуации. Даже сегодня этот термин понимают неправильно: как эгоизм и самопоглощённость. Но скорее индивидуация связана с тем, чтобы стать, насколько это возможно, тем существом, которое было приведено в движение богами. На этом пути Эго редко оказывается удовлетворённым, человек может забыть про комфорт и земные блага, а ощущение непостоянства вряд ли вызовет у него радость полёта. Это крестоподобный путь Самости, которая будет стремиться к своему полному воплощению независимо от того, сотрудничает с ней Эго или нет.
Как Дитрих Бо́нхёффер молился о своём освобождении из концентрационного лагеря «Флоссенбюрг», так он молился и о том, чтобы в этом безумном месте познать, что уготовила для него Божья воля. Но не Бог поместил его в лагерь смерти – он попал туда, потому что выступал против Гитлера. До самого повешения Бонхёффер считал, что должен найти свою судьбу и служить ей с той верностью, какая только могла в нем быть. Это и есть модель индивидуации: не путь солипсизма, изоляции, самовозвеличивания, а путь поражения, который может привести к пониманию, что жизнь была прожита не зря.
Что бы ни готовила судьба, задача человека, если она ему по силам, – следовать императиву индивидуации, стать настолько похожим на самого себя, насколько это удастся. Amor fati, в конце концов, даже в условиях поражения и смятения является формой любви. Любить свою судьбу – значит обнимать мерзкую лягушку, целовать нагноившуюся рану, принимать позор поражения и всё же понимать, что на тебе благословение.