– Я кое-что скрыл от Лью, – туманно сказал Макс. – Вот почему я хотел поговорить с тобой.
– Макс, эта таинственность на тебя не похожа, – заметила Элен. – Ты очень открытый человек и всегда говоришь прямо. Что ты скрыл от Лью? – спросила она. И добавила – Это касается наших с Лью отношений?
Макс кивнул.
– Джоанна угрожает, что расскажет все Рини.
– Но между нами уже давно ничего нет, – сказала Элен и подумала, что отношения, которые так много значили для них обоих – и в личном, и в профессиональном смысле – прошли все стадии естественного развития и исчерпали себя. И в процессе их развития даже сохранили семейную жизнь Лью.
– Ну, Джоанна так не считает, – сказал Макс. – Для Рини она представит дело так, будто ваши отношения продолжаются и сейчас.
– Мы могли бы сказать Рини правду, – предложила Элен, хотя ее в дрожь бросало от одной мысли о личном объяснении. – Она бы нам поверила. Мы бы смогли ее убедить и заставить поверить нам, потому что это действительно правда.
– Даже если бы вы смогли, это ничего бы не дало, – ответил Макс, – потому что она еще угрожает показать Лью письма, которые Рини писала Филу.
– Рини писала письма Филу? – потрясенно спросила Элен, думая, что она ослышалась.
Она увидела, как краска медленно сошла с лица Макса. Она не ослышалась.
– Я думал, ты знала… – Макс отвел глаза в сторону, не в силах выдержать вопрощающий взгляд Элен.
Элен отрицательно покачала головой, потому что голос ее не слушался. Она закрыла глаза и судорожно вдохнула воздух. У нее было такое ощущение, что ей нанесли сильный удар в солнечное сплетение.
– А ты уверен? – наконец спросила Элен, хорошо зная, что Макс никогда не лжет, и все же не в силах удержаться от этого вопроса. – Ты видел эти письма?
Макс кивнул.
– Подлинники. Джоанна их сожгла. Но перед этим она сделала ксерокопии. – Он бы все на свете отдал, чтобы иметь возможность вернуть свои слова, а с ними и секрет, который он по оплошности выдал.
– А Лью, – Элен остановилась, потому что у нее сжималось горло, – видел их?
– Нет, – почти шепотом ответил Макс, ужасаясь тому, какой страшной разрушительной силой обладала Джоанна. Он не мог понять, что же в нем самом – какая роковая слабость – так притягивало к ней? – По всей видимости, нет.
– Я так и думала, – сказала Элен. – Он всегда чувствовал себя таким виноватым… из-за нас. Так боялся сделать больно Рини…
– Лью по характеру прямодушный человек, – сказал Макс. Иногда даже слишком прямодушный.
Элен кивнула. А потом она произнесла то, что не давало ей покоя:
– Значит, ты хочешь сказать, что если ты не дашь ей два миллиона – это за два года семейной жизни! – то Джоанна пойдет до конца, пока она либо не получит «Декор», либо не поломает брак Лью и Рини, и тогда Рини тоже будет добиваться «Декора»?
– Вот именно, – сказал Макс. – Совершенно правильно. Мне придется согласиться на ее условия. У меня нет выбора.
Разговор, казалось, на этом и закончится.
В конце концов, ей-то за что было бороться? Речь шла о деньгах Макса. О браке Макса. И о его бывшей жене.
А потом она решила: нет!
– Нет! – внезапно произнесла она, так что Макс вздрогнул от неожиданности. – Нет и еще раз нет! Меня совершенно не интересуют ваши с Джоанной отношения. Это ваше личное дело. Но шантаж – это уже совсем другое! А она занимается именно шантажом! Макс, пошли ее ко всем чертям!
Теперь, что бы Элен ни делала, она постоянно ощущала какой-то тяжелый ком в груди. Фил. Значит, ее тогдашние подозрения имели под собой основание. А что бы она сделала, если бы она все знала уже в то время? Потребовала бы развода? Развода? С двумя маленькими детьми на руках? С двумя маленькими детьми и без всяких собственных средств?! С двумя маленькими детьми, воспитывать которых придется ей одной, без отца? Пошла бы она на развод? Сделала бы она сама тот выбор, который за нее сделала судьба?
Она знала, что не сделала бы. Ей бы не хватило смелости, уверенности, силы. Она бы нашла способ примириться со всем. Примириться с чувством злой обиды и горечи, которое уже никогда не уйдет. Которое будет ежедневно, ежеминутно отравлять ей жизнь. Которое будет ощущаться и когда они с Филом будут украшать елку на Рождество. И когда они будут вместе читать воскресный номер «Таймс». И когда они будут ссориться, или заниматься любовью, или мыть посуду.
И неизвестно, как бы она сама изменилась в результате. Стала бы озлобленной, ожесточилась бы – это наверняка.
Она все время пыталась побороть давящую тяжесть в груди.
Но тяжесть не проходила. Наконец, постепенно, острота боли стала стихать, мало-помалу Элен вновь обрела способность не только чувствовать, но и рассуждать, и вспоминать. Она вспомнила, как Фил часто дразнил ее тем, что Лью к ней явно неравнодушен, как он, будто ненароком, старался навести ее на мысль о возможности романтических отношений с Лью. Она тогда испытывала от этого некоторую неловкость – и в то же время ей это льстило. Она не искала в словах Фила никакого второго смысла, просто он, по-видимому, заметил в том, как ведет себя с ней Лью, что-то, чего она не замечала. Теперь ей стало ясно, что скрывалось за поддразниванием Фила. Это было чувство его вины. Ему было бы легче, если бы и она ему изменила… как он ей.
И когда она под новым углом зрения взглянула на семейную жизнь Лью, все разорванные детали головоломки вдруг стали на место и сложились в законченную картину. Элен внезапно стали понятны странности поведения Рини, которым Лью не находил объяснения – ее переходы от одной крайности к другой, от взрывов страстности к полному равнодушию. Основываясь на том, что ей рассказывал Лью, Элен могла даже воспроизвести хронологию событий. Страстность в последний год перед смертью Фила; холодность в течение некоторого времени после его похорон. И у Элен сложились некоторые теоретические предположения – чисто теоретические, но ей они казались убедительными – о том, что загадочное чередование периодов страстности и холодности Рини было связано с тем, имелся ли в это время в ее жизни другой мужчина.
Элен вспомнила, каким бесконечно виноватым перед Рини чувствовал себя Лью из-за их связи, и подумала, что его переживания, вероятно, были напрасны. Она, конечно, могла рассказать Лью о Рини. Но она этого не сделает. Почему? Лью и Рини, по всей видимости, удалось сделать свой брак удачным. К чему было разрушать их жизнь, сообщая о любовном увлечении, которое осталось в прошлом?
Если рассказать все Лью, это не принесет облегчения ей, Элен. Облегчение может принести только время.
А потом она задала себе вопрос, стараясь при этом быть как можно более объективной: почему Фил так поступил?
Сначала она предположила, что виновата сама. Может быть, она в чем-то не соответствовала его ожиданиям? Оказалась не на должной высоте? Может быть, ему было нужно что-то большее?
Но затем, после некоторых размышлений, Элен начала задавать себе другие вопросы: может быть, в молодости они с Филом взвалили слишком тяжелую ношу на свой брак? В этом браке женщина должна была отречься от себя, растворившись в заботах жены и матери, а мужчина должен был стать неуязвимым и отказаться от права совершать ошибки, взяв на себя взамен роль единственного кормильца, единственного защитника, единственного сильного. Таково было обычное для того времени представление о браке, но не предъявляло ли оно слишком большие требования к мужу и жене, принуждая их не выходить за рамки строго определенных принятых ролей? И, возможно, любовная связь на стороне была просто попыткой ускользнуть от этих непомерных требований?
Адвокаты Джоанны представили документы, согласно которым «Декор» и все его филиалы, в том числе и пятьдесят процентов фирмы «А Ля Карт», должны были быть включены в соглашение о разделе имущества в бракоразводном процессе «Сван против Свана».
Адвокаты Лью и Элен подготовили документы, в которых обращались к судье с просьбой отклонить иск Джоанны.
Юридическая документация сопровождалась финансово-бухгалтерской. Вся эта кипа бумаг занимала почти половину ящика в картотеке, а первые счета за услуги адвокатов и консультантов по финансовым вопросам, полученные Элен, составили чуть ли не десять тысяч долларов.
Выписывая чеки, она занималась тем, чего уже давно не делала: она плакала.
Такие деньги, думала она, и все это ради того, чтобы у нее не отняли то, что она сама создавала, медленно и трудно, доллар за долларом, час за часом, с целью обеспечить материально себя и детей и передать по наследству детям и внукам. Такие деньги, и все это лишь для того, чтобы остаться на уже завоеванных позициях. Такие деньги, и все они уйдут на тяжбу, которую она даже не имела надежды выиграть: все, на что она могла надеяться – это свести к минимуму убытки.
– Боюсь, что моя несгибаемая нравственная позиция в борьбе с шантажом обходится чересчур дорого, – сказала она Элу в минуту отчаяния.
– Нет, – сказал Эл. – Ты поступаешь правильно. – Эл давал ей силу и мужество, которые были так необходимы для продолжения борьбы. Она не представляла, что бы она без него делала.
Решением судьи просьба Элен и Лью о прекращении дела до рассмотрения в суде была отклонена. Дело Джоанны будет заслушано в суде. Судье необходимо было получить дополнительные сведения.
Дополнительные сведения означали, что последуют очередные счета от адвокатов и специалистов по финансовым расчетам, и Элен вновь одолели сомнения, не окажется ли она в дураках со своими идеалистическими представлениями.
Десятилетие, которое начиналось Вьетнамом, кончилось Ираном. Процентные ставки исчислялись двузначными цифрами, как и темпы инфляции; рынок облигаций был развален, и высокие ставки процента по закладным были разорительны для жилищно-строительной индустрии; индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний, который одно время почти достиг тысячи, упал ниже девятисот и пошел вниз дальше. Пакет молока, который в семидесятом стоил тридцать три цента, теперь стоил шестьдесят три. Новый автомобиль иностранного производства, идеальных пропорций, с экономным расходом бензина, стоил почти десять тысяч долларов – больше, чем большинство могло себе позволить. По данным Министерства жилищного с