— Что в первый раз? — переспросил Макс, с трудом вспоминая, где он.
— Ты в первый раз видел Сфирью? Я в детстве видел одну в небе, представляешь? С маленькой девочкой на руках. А еще двоих вот так вот, когда их, ну точнее ее, по одной же, вели через площадь и потом дальше.
— Я здесь не очень давно, — напомнил Макс, хотя он не был уверен, что Стиви об этом знает.
— Да? То есть тебя сюда принесла вот такая вот, на руках? Круто. Как бы я хотел прокатиться на ручках у сотворяющей. А так значит ты из того мира, который снаружи? Как там?
— Там? Там сытно, всегда небо над головой голубое, и можно при желании вообще ничего не делать, — задумчиво проговорил Макс. — Пойдем в казарму.
— Круто, — вздохнул Стиви, отправляясь следом за старшим товарищем. — Хотел бы я так жить. Стой. Так получается, что именно эта Сфирья принесла тебя сюда?
— Выходит, что она.
— Тебе наверное приятно было? — спросил Стиви, поравнявшись с Максом. — Ну, я имею в виду, смотреть, как ее ведут, что ее наказали?
Макс недоуменно посмотрел на паренька.
— Почему ты так думаешь? — спросил он.
— Ну ты же здесь из-за нее. Не она б, и ты бы до сих пор жил припеваючи и не работал.
Макс горько усмехнулся.
— Но тебе при этом хочется покататься у нее на ручках? — спросил Макс. — Ты-то ее разве не ненавидишь?
— Я не знаю. Ее все боятся, все ненавидят. Но она же может и унести отсюда. Я бы все на свете отдал, чтобы хоть на денек в тот мир попасть.
— А что у тебя есть? Что ты смог бы отдать?
— Ничего у меня нету. Только моя жизнь. Но… да, даже ее бы отдал за один день нормальной жизни.
— Там ты бы тоже был беспризорником, и тебе бы не понравилась та жизнь, — вздохнул Макс. — Хотя посмотреть все равно было бы на что. Давай поторопимся, а то вдруг обед пропустим. А с этой каши и так ноги можно протянуть.
И он поспешил в обратный путь до казармы, а Стиви, глубоко задумавшись, шагал следом.
Еще никогда в жизни Мирры дни не тянулись так медленно, как в этих застенках. Время тянулось медленно, но дни все же слишком быстро сменяли друг друга. День, два, три… неделя, вторая. А если сюда прибавить те дни, когда ее сюда везли, то и вовсе три недели получается. Если так и дальше пойдет, то скоро закончится отпуск.
От такой мысли Мирра рассмеялась, хотя ничего смешного вообще не осталось в ее жизни.
Зато времени для раздумий было предостаточно. Можно даже сказать, что все время мира было в ее распоряжении, и от этого тоже хотелось горько рассмеяться.
Чаще всего приходила мысль, что это все дурной сон. Кошмар. Самый натуральный кошмар. Но почему же тогда никак не получается проснуться? Хотя если это мир ее сновидений, или все же не ее сновидений, то ничего удивительного нет. Просто она видит свой сон круглые сутки от того, что находится в нем.
Но получается, что когда она не спала, там, снаружи, то этого мира не было? И всех этих людей не было. Но в таком случае есть ли они на самом деле? Или это все же не сон. Ну или по крайней мере не совсем сон.
В который уже раз за день Мирра хохотнула и поднялась на ноги. Близился вечер, а это значило, что скоро придет Адрий, точнее его приведут. И он принесет еды и воды, и вынесет помои. Адрий приходил утром и вечером каждый день, почти каждый день, и все эти две недели он не разговаривал с ней. Даже не здоровался, и только смотрел на нее, надеясь, что она все поймет. А то и вовсе не смотрел. И она понимала. И только однажды, на пятый день, им удалось немного поговорить.
Адрия приводили на цепи, и охранник, каждый раз новый, но всякий раз грубый и противный, коршуном нависал над ним, следя за каждым его движением.
Сами охранники тоже молчали, хотя видно было, что им хотелось высказаться и в адрес Мирры, и в адрес Адрия очень нелестными словами.
В тот день, на пятые сутки заключения, только поутру, охранник завел Адрия, хмуро посмотрел на пленницу, а потом, бросив конец цепи на пол, вышел. Но самое удивительное было в том, что Адрий поздоровался. Впервые.
В первую очередь он разложил перед Миррой ее завтрак: черствый хлеб, задубевший сыр, несколько корнеплодов, похожих на редьку, и тарелку жидковатой похлебки с редкими волокнами мяса и крупой; а сам подхватил ведерцо для воды и, подобрав цепь, направился к двери.
— Погода замечательная, — сказал он и вышел.
А Мирра и так знала, что погода хорошая, ведь в ее камере было окно, если так можно назвать дыру в стене под потолком, в которую и кошка бы не протиснулась. В ней можно было увидеть кусочек неба, и даже угол какого-то здания, но для этого нужно было встать в определенное место и приподняться на носочках. Так долго не простоишь, и Мирра из-за этого частенько валилась с ног.
Благодаря этому окошку она знала, сколько дней прошло. Хотя уверенности в том, что она ни разу не сбилась, не было, так как отмечать дни было нечем — камни стен были слишком прочные для ее ногтей, а больше ничего и не было.
Не дожидаясь возвращения Адрия, Мирра принялась за еду. То, что нужно все съедать сразу, она поняла в первый же день, когда конвоир буквально выпнул выдолбленную из цельного куска дерева миску за дверь, и следом выволок Адрия. Есть она тогда только принялась, сидя на полу, за неимением чего бы то ни было, кроме охапки соломы, и на весь день тогда остался сухарь, который она до того держала в руке. С тех пор Мирра укладывалась с едой в те несколько минут, пока Адрий выносил отхожее ведро, и приносил в другом ведре чистую воду, которую Мирра пила, и которой вынуждена была умываться. Эти ведра стояли в разных углах. Эти два ведра, да клок соломы. И из одежды то, что было на ней. То есть ничего, кроме рубахи, которую дала Назирэ после купания, и металлического панциря.
Вернувшись с ведром воды, Адрий поставил его на место и подхватил другое ведро, отхожее.
— Кушай, Мирра. Вечером я постараюсь раздобыть тебе что-нибудь повкуснее.
Улыбнувшись, он вышел за дверь. А Мирра осталась наедине со своим скудным завтраком. Но не прошло и пары минут, как Адрий вернулся, и девушке пришлось поторопиться с угощением. Редьку так она и вовсе сложила в уголок, рядом с соломенной подстилкой.
— Ты не торопись уж так. Немного времени еще есть. В этом году голода не будет, так что не должны пожалеть. Урожай в этом году будет хороший. Даже лучше, чем когда-либо. На полях уже всходы поднимаются. Зверей в лесу полно, рыбы в реках. Водоплавающие птицы прилетели, будто бы весной с юга вернулись.
— Это же хорошо, — сказала Мирра.
— Да, наверное, — отозвался Адрий. — Все радуются, что посадили Сфирью под замок, и теперь настанут благополучные времена. Уже настали.
Он замолчал, и Мирра тоже ничего не говорила. Она торопливо доедала остывшую уже похлебку. Время кончалось, и охранник мог прийти с минуты на минуту. И уже даже были слышны его шаги. Мгновение и дверь распахнулась. Мгновение помедлив, тем временем разглядывая иx, он шагнул внутрь.
— Встали оба, — рявкнул он. — К стене встали!
Оба гремя цепями, они повиновались. Вжались в стену и затравленно уставились на озлобленного охранника. Тот переводил свирепый взгляд с одного узника, на другого. А потом из-за его спины вышел старик, седой и морщинистый, но с на удивление прямой спиной. Некоторое время он, как прежде это делал охранник, рассматривал мужчину и женщину, разве что в его глазах не было никаких эмоций, а потом он неуловимо кивнул чуть вбок и за спину и почти тотчас охранник схватил конец цепи и выволок Адрия из темницы. Мирра и этот странный и несомненно опасный старик остались наедине. Он подошел ближе неширокими но уверенными шагами, продолжая разглядывать пленницу. Приблизился еще. И еще. И вскоре разве что не обнюхивал ее. И все это в молчании.
Через целую вечность он наконец-то отстранился. Кивнул чему-то своему и вышел за дверь, которая тотчас закрылась. Следом заскрежетал засов. А Мирра прерывисто выдохнула и села на охапку соломы. Она чувствовала себя ужасно уставшей и опустошенной.
Адрий в тот день не вернулся. Вечером еду принес очередной охранник. Небрежно поставив поднос на пол, отчего половина похлебки выплеснулась, он глянул в ведро с водой и, что-то буркнув, вышел. Адрий непременно принес бы свежей воды, а потом забрал бы опустевшую посуду. В тот день за посудой никто не пришел.
В ту ночь Мирра не смогла уснуть до самого утра. Она и прежде не могла толком заснуть в этом каменном мешке, а после этих странных событий она даже глаз сомкнуть не могла. Но при этом она ни о чем не думала, а просто смотрела на пятно окна под потолком.
На следующий день и завтрак и ужин приносили охранники. Бросая очередной поднос на пол, они уходили и больше не возвращались. То же самое продолжилось и на следующий день. Вода в ведре почти кончилась, помои и тарелки копились. А Мирра бездумно сидела на своем ложе и едва ли думала о еде, или о чем бы то ни было еще. Разве что иногда поднималась и выглядывала наружу, а потом брала с одной из тарелок какой-нибудь сухарик и бездумно жевала его. Мысли ее вообще ни на чем не могли сконцентрироваться.
Адрия не было три дня. На четвертый день утром в обычное время он как и всегда принес еду. Аккуратно составив на пол посреди темницы принесенные миски, он составил на поднос накопившуюся посуду и, так ни разу и не взглянув на Мирру, вышел. Охранник, который привел его на этот раз, все это время стоял за распахнутой настежь дверью, не выпуская цепи из рук, запер дверь и, судя по звукам шагов, ушел следом.
Хоть Адрий и не смотрел на Мирру, и даже будто старался не поворачиваться в ее сторону, она не могла не заметить свежих синяков на его лице. А еще он прихрамывал и казался кособоким. Ненавязчиво и не переставая орудовать ложкой, Мирра пыталась поймать его взгляд и потому заметила, что Адрий не на нее не смотрит, а следит за тем, чтобы охранник не увидел, что он на нее смотрит. Только вот тот как раз не отводил взгляда с обоих пленников. Адрий постоянно косился на рослого жилистого мужчину, замершего в дверном проеме, но при этом не поднимал взгляда от пола.