Но то, что и ранее безрадостная картина сейчас и вовсе была удручающей она заметила. Полуголодные и босые, уставшие и запуганные люди сейчас были в отчаянии.
То, что кроме людей ничего живого в этом мире не осталось, Мирра поняла когда они уже подходили к площади. Воздух был неподвижен, как в запертом помещении, в нем витал ненавязчивый пока запах разложений. И еще воздух был невероятно сухим. У Мирры почти сразу защипало глаза, и они бы заслезились, если бы в организме оставалось хоть немного лишней влаги.
Людей было все же меньше, по крайней мере тех, кто глазел на нее. Остальные же отлаженными движениями и будто пару поколений назад заготовленными досками и щитами заколачивали окна, заносили в дома мешки, коробки и корзины. Торговались о чем-то друг с другом, яростно при этом жестикулируя. Коробки и мешки, и прочий скарб подвозили на больших телегах без бортов, в которые были запряжены люди по четверо и даже по шестеро человек.
Кроме мешков, коробок и корзин, на телегах стояли деревянные ящики и кадушки с землей, похожей на пепел, с едва живыми растениями. Мирра узнала помидоры и огурцы. В одной из телег, так же запряженной людьми, вплотную друг к другу стояли бочки с водой, от которых шел отчетливый болотистый запах.
Да и без телег, прямо на своих горбах, горожане волокли в дом все подряд. Все они были заняты, но для того, чтобы поглазеть на процессию, бросили свои дела и замирали. И выражения их лиц Мирре не нравилось.
Насколько Мирра могла понять, дома заколачивали те, у кого эти дома были. Люди эти выглядели вполне деловыми, занятыми важным делом. Прочие же растерянно жались к стенам, глазели по сторонам, и тоже о чем-то спорили друг с другом.
Чем ближе процессия с пленницей подходила к площади, тем больше становилось людей. И теперь Мирра стала понимать, что в прошлый раз народа было не так уж и много. Сейчас же они стояли настолько плотно друг к другу, что и правда напоминали рыбешек в консервной банке. А проход для процессии на этот раз был настолько узким, что двоих конвоирам и висевшей между ними девушке едва удавалось протискиваться. И встречные люди были бы и рады посторониться, но было попросту некуда отступать.
Вели Мирру все к тому же эшафоту. И сейчас она не могла себя убедить, что ее всего лишь проведут по нему, как и в прошлый раз.
Чем ближе к эшафоту, тем шире становился проход между людьми, но позади он схлопывался. И, оборачиваясь, Мирра отчетливо видела, что люди все прибывали и прибывали на площадь.
Проведя по расступившейся толпе прямо к эшафоту, ее подтолкнули в спину, и она коленями упала на нижнюю ступеньку. Теперь она смогла разглядеть место для казни куда лучше. Из плохо обработанных не очень толстых бревен был как из конструктора сложен помост. Чтобы бревна не раскатились, их связали грубой веревкой. Степени и настил был сделан из половинок бревен. Мирра, хоть руки ее и были не связаны и не было колодок на ногах, с трудом взобралась на помост. И не смогла подняться на ноги и потому на стоявшего там мужчину пришлось смотреть снизу вверх. И он был самым толстым, из тех, кого она видела в этом мире. И если прежние здоровяки, которые изредка встречались, причем среди командиров, были скорее высокими и мускулистыми, то этот был именно толстым, и ростом выдающимся не отличался. Да и одежда на нем напоминала о костюмированных исторических фильмах про дворян. Белая рубашка была явно накрахмалена, по жилетке из добротной крашеной ткани вилась вышивка. Кожаные штаны зауженного покроя. На голове красовался напудренный парик. Обувь была добротной, сшитой явно по его ноге. Только вот вид этого толстяка был далеко не опрятным. Ворот и рукава рубашки затерлись до серого, или даже до почти черного цвета. Жилетка была заляпана жиром. Коленки на штанах вытянулись до безобразных пузырей. Обувь была цвета пыли, а парик напоминал мочалку. Да и лицо мужчины было отвратительным, в уголках глаз скопился гной, и он постоянно облизывал синеватые губы.
— Поднимите ее, — бросил он, орудуя языком между зубами и время от времени что-то сплевывая в сторону. — И придержите. Пусть стоит и видит народ. Пусть посмотрит людям в глаза.
Мирра попыталась заглянуть в глаза людям, но затравленные взгляды были направлены куда угодно, но не на помост эшафота.
— Мои братья! — заговорил мужчина, и голос его оказался на редкость хорош, он раскатился над всей площадью, к тому времени заполненной оборванным народом до краев. — Мы ошиблись. Как ни больно это признавать, но мы ошиблись. И ошибка эта уже дорого обошлась нам, — он всплеснул руками, как бы подразумевая, что сейчас надо осмотреть окрестности и убедиться в этом, — и теперь приходится мириться с этим. Мы ошиблись, понадеявшись, что пленили именно Сфирью. Понадеялись, и прекратили охоту. И вот теперь мы опять на грани жизни и смерти. И нам теперь надо начинать все сначала. Искать ее, искать очаги изменений, надеяться, что новые жертвы этой твари доберутся до безопасного места живыми, чтобы знать, где ее подкарауливать.
Люди, все до единого, на сколько это могла видеть Мирра, молчали. Их взгляды были устремлены на мужчину, который видимо являлся кем-то вроде мэра, но никак не на нее.
— Я прошу у вас прощение за весь городской совет, что мы прекратили поиски. Хотя нет мне прощения. Но мы сделаем все, чтобы исправить ошибку, и наше незавидное положение. А всех виновных в нашей ошибке накажем.
Мирра, устав стоят на и без того слабых ногах, переступила с ноги на ногу, и тотчас на ее спину, закованную в броню панциря, опустилось что-то тяжелое с глухим стуком, и она упала.
— Эта шельма, — мэр указал на распростершуюся рядом с ним Мирру, — не Сфирья.
Он выдержал паузу, видимо ожидая от своей паствы какой-то реакции, но люди молчали, и даже кажется стало еще тише.
— Когда ее сюда привезли, — он вновь указал на Мирру, — стало как никогда хорошо. И по словам наших разведчиков, так было но многие километры вокруг. Грех было не подумать, что это она. Но к сожалению, это было лишь совпадение. Видимо настоящая Сфирья, никем не замеченная, была в это время в городе. Наверняка скрывалась под чьей-то личиной. А потом незаметно, вместе с другими переселенцами, ушла из Оплота. Это было восемь дней назад, и все это время мы искали ее среди тех, кто тогда вышел за городские стены, и не вернулся, когда все это началось, — теперь он поднял руки к небу, указывая на красные низко висящие тучи, клубящиеся так, будто бы там бушевал настоящий ураган.
Паузы в его речи становились все более продолжительными и театральными.
— В первый же день мы отправили поисковые отряды во все стороны, — повторился он, — больше, чем когда либо и, заметьте, все были добровольцами. Мы непрерывно поддерживаем с ними связь. Гонцы прибывают каждый день. Из их сообщений известно, что на многие километры, на десятки километров вокруг оплота безжизненная пустыня. Что в Приютах не известно. Оттуда еще не было отрядов. Плановое сообщение ожидается через несколько дней. Тогда мы будем знать точнее о нашем положении. Но, по тому, что мы наблюдаем отсюда, можно предположить, что Сфирья или погибла, или ушла из этого мира с намерением никогда не возвращаться.
На этих словах по плотным рядам людей пробежала волна шепотков.
— Но мы-то с вами знаем, что она не сможет уйти отсюда навсегда. Она вернется. Не она, так другая. Нам с вами, не опуская руки, надо лишь опять пережить это. Мы это умеем, мы переживем. Ждать мы умеем. Мы будем готовы и обязательно поймаем ее.
Сделав очередную паузу, он тяжелым взглядом осмотрел ропщущий народ.
— Она, — мэр в который раз махнул в сторону Мирры, которая все еще была не в состоянии подняться на ноги. — Эта женщина выдавала себя за Сфирью.
Люди зароптали громче, а Мирра, шокированная подобным заявлением, подняла голову и недоуменно посмотрела на мужчину.
— Эта тварь посягнула на святая святых нашего мира, на звание Сотворяющей, — голос мэра умело интриговал и заставлял верить себе. — “А все ради чего?” спросите вы. И я отвечу. Все это она, — скривившись, он указал на Мирру, — эта подлая тварь, затеяла, чтобы кормиться за наш с вами счет. И чтобы иметь надежную крышу над головой.
Мирра просто отказывалась верить своим ушам. Неужели кто-то поверит в такой откровенный бред — притвориться Сфирьей, чтобы тебя заперли в клетке и кормили через день? Назвать ту темницу крышей над головой. Мирра приподнявшись на локтях, вгляделась в плотные ряды людей, вплотную прижавшихся в ограждающему эшафот парапету. И поняла, что они верят тому, что говорит им мэр, не задумываясь над смыслом слов.
Потом Мирра перевела взгляд на мэра и ей показалось, что он и сам верит своим словам. Он произносил свою речь самозабвенно, и даже исступленно, неторопливо обводя взглядом собравшихся людей. Те смотрели на него хмуро и со страхом, на Мирру вовсе старались не смотреть. Но все чаще их взгляды устремлялись на багровое небо и низкие клубящиеся облака. Кроме ропота людей и голоса мэра ничего не было слышно, и от этого небо казалось еще более зловещим. При такой его активности должен был бы быть сильный ветер, и он бы завывал в крышах домов, хлопал бы ставнями и сбивал с ног. Но воздух был совершенно неподвижным.
Мирра еще раз посмотрела на толпу. Лица людей были разные. Горожане и беженцы были разного возраста и пола, разного телосложения, хоть все и были болезненно худыми, разных очень непохожих национальностей. Но на каждом застыло одинаковое выражение безнадеги. Совсем немного от них отличались молодые мужчины покрепче и с оружием. Почти что смешавшись с толпой, они окружали эшафот, не позволяя обывателям протолкаться ближе. Никто и не пытался.
И вот среди этим одинаково чужих людей взгляд Мирры вдруг выхватил лицо Адрия. Кажется, что за эти несколько недель он постарел на десяток лет, и стал похож на оживший скелет, хотя и раньше был истощен. Но все же Мирра вздохнула с облегчением. Она боялась, что его могли убить. Или он мог умереть от истощения. Только глаза на его лице казались живыми. Он внимательно слушал, что говорит мэр, и судя по его нахмуренным бровям, и по тому, как он качает головой, то, что он слышит, ему вовсе не нравится.