Он был совсем рядом, на углу эшафота, сразу за парапетом, и Мирре даже показалось, что заговори он, она бы услышала даже его шепот. На его шее виднелся прежний металлический ошейник, и от проушины на нем тянулась довольно толстая цепь, приковывающая его к высокому толстому столбу на углу ограждения. Цепь была очень короткая, а конец ее прицеплен к кольцу, располагающемуся на высоте больше двух метров и Адрий практически висел на ней. И разглядывая своего единственного друга в этом мире, Мирра пропустила несколько фраз мэра. Впрочем, риторики он не менял.
— Ее нужно наказать, — выхватил вдруг слух Мирры и она обернулась на мэра, — и потому даже речи нет о том, чтобы ее отпустить, ведь она наверняка продолжит свое притворство и еще кого-нибудь обманет. К тому же за эти дни на нее было потрачено немало провизии. Можно сказать, что она нас с вами обворовала.
Мирра засмеялась, тщетно пытаясь себе представить как она, будучи обычным человеком, ходит от города к городу, если они здесь еще имеются, представляется всем Сфирьей и просить посадить ее в камеру, и чтобы кормили жидкой баландой, и выводили помыться раз в месяц, и чтобы в качестве уборной был бы дальний темный угол.
— И убить ее мы не можем, — вздохнув, сказал мэр. — Это не гуманно.
Если бы у Мирры оставались силы, у нее случилась бы буйная истерика, а так она только еще раз рассмеялась. Неужели ее хоть немного пожалели?
— К тому же она не заслуживает быстрой смерти. Она заслуживает наказание, и смерть стала бы лишь спасением.
Мирра заинтересованно подняла голову. Неужели ее хотят пытать?
— Поэтому повелеваю бросить ее обратно в темницу. Ей не будет даваться ни еда, ни вода. У нас и так не много запасов, чтобы тратить их на эту… Пусть она сдохнет там от голода.
Мирра опять рассмеялась, удивляясь, что у нее остались на это силы. А ведь раньше чувства юмора у нее и вовсе не было.
По толпе, как рябь по воде, прошел громкий ропот, раздалось несколько оскорбительных выкриков, заверяющих, что это слишком гуманно для такой, как она. Мэр, договорив, сошел с помоста, попутно наступив Мирре на руку и сплюнув рядом. Следом из толпы послышался тоненький гадкий смешок, и словно что-то щелкнуло в ее голове. Завладевшее девушкой веселье разом испарилось, а в душе заклубилась злость, и Мирре даже показалось, что она видит, что та красного цвета, почти как небо над головой. И она едва удержалась, чтобы не броситься с кулаками, или на мэра, или на того, кто в толпе этих болванов захихикал. Впрочем сил у нее не было ни на что. Она бы даже уползти отсюда не смогла, чтобы спрятаться под каким-нибудь мостом.
— Отведите ее в темницу, — уже снизу послышался голос мэра. — И бросьте ее в самую темную камеру.
20 глава
Глядя на закованную в странную металлическую броню пленницу, Макс никак не могу узнать в ней свою коллегу. Пусть Мирра никогда не отличалась пышными формами, но все же настолько тощей никогда не была. За округлым панцирем сложно было что-то разглядеть, но вот руки и ноги, торчащие из него, были похожи на узловатые веточки. Чумазое лицо казалось болезненно черным. Глаза ввалились, а скулы обострились. Волосы были спутаны как если бы пару недель их расчесывали только пальцами.
— Отведите ее в темницу, — послышался голос мэра. — И бросьте в самую темную и самую маленькую камеру. И снимите с нее панцирь. Он нам еще пригодится. Одежду бы тоже снять. Ну да ладно. Потом снимем, с трупа. Нам не привыкать.
Несколько замковых охранников, стоявших группой с другой стороны помоста, направились к лестнице, чтобы подняться на эшафот, где лежала обессиленная девушка. Он начала подниматься еще до того, как ее поставили на ноги. Макс смотрел на нее и понимал, что с ней что-то не так. Только что, когда мистер Нивер еще не договорил и не сошел с помоста, она была простым затравленным и доведенным до истерики человеком. А сейчас она стала другой. Взгляд ее казался отрешенным и напоминал Максу что-то, но он никак не мог сообразить, что. Безучастность? Смирение?
Двое охранников поддерживали ее. Один под руку, и вовсе схватил за волосы. Двое других принялись срезать толстенную клепку, запирающую панцирь.
— Зачем они надели на нее эту железяку, а теперь снимают? — спросил Макс, наклонившись к Стиви. — Могли бы и так привести. Разве она смогла бы убежать. Ее ноги не держат.
Стиви пожал плечами.
— Так они сейчас и снимают, когда им велели, — сказал он, после короткой паузы.
— Ты хочешь сказать, что ее все это время держали в этом? — Макс кивнул в сторону помоста, где в этот момент на настил упали две половинки клепки. — Но зачем? Это же издевательство.
— Ну да, — отозвался Стиви. — А иначе она могла улететь. Ну то есть могла бы, если бы была настоящей.
— И что, ее и правда заморят голодом?
— Конечно, — подтвердил Стиви. — Чтобы другим было неповадно обманывать.
— Ее поймали почти что на моих глазах, — воскликнул Макс. — И никто не спрашивал ее, кем там она является. Посадили в клетку и все.
Стиви дернул плечом, показывая, что не хочет ничего слышать.
— Ты что, тоже как этот, — он с легко читаемым отвращением на лице, кивнул в сторону прикованного к столбу мужчины, почти старика. — Будешь как этот сфирский прихвостень на цепи сидеть и парашу чистить.
Его злобную тираду прервал громкий стук, и они оба повернулись к эшафоту. Панцирь, который охранники сняли с Мирры, лежал на краю настила. Вторая его половина и вовсе скатилась по ступеням и лежала на мостовой. Сама Мирра, когда ее перестали держать, упала где стояла. И если бы ее глаза не были открыты, Макс бы подумал, что она умерла.
— Кто старший смены? — послышался голос Нивера, и он показался из-за помоста. — На две недели его в соседнюю с этой тварью темницу, чтобы знал, как разбрасываться пракураторским имуществом. Вы двое, — он указал на стоящих рядом с втянувшим голову в плечи мужчиной, — отведите его. А вы, — пришла очередь двух других охранников вздрогнуть. — Отнесите панцирь в кузницу. Пусть его поправят и почистят. Ну а вы, — очередь дошла до последних двух охранников, — отведите эту тварь в ее гробницу. Хотя нет, подождите.
И он поднялся на помост и отошел в противоположный от того места, где лежала Мирра угол. Вынул заткнуты за ремень кнут и умело взмахнул им. Послышался свист.
Люди в толпе загомонили. Кто-то что-то выкрикнул.
Девушка вздрогнула, когда на ее спину опустился хвост плети.
Послышался еще один свист.
А Максу оставалось только сжимать кулаки.
Мирра услышала, как со звоном на камни упали половинки клепы, а потом донесся и глухой грохот панциря, одна половина которого скатилась по ступеням. Хватка на волосах ослабла и она упала навзничь рядом с другой половиной панциря. Следом послышался недовольный голос мэра. Он что-то говорил, распекая нерадивых охранников, но смысл слов не достигал сознания.
— Отведите эту тварь в ее гробницу. Хотя нет, подождите.
Слова, относящиеся к ней, Мирра отчего-то услышала отчетливо. Послышались шаги обуви с каблуками с набойками. Мимо промелькнули ноги мэра, обутые в добротные сапоги. А потом вновь открылся вид на почти безмолвный люд. Да, кто-то из них выкрикивал оскорбления. Но в основном это запуганные люди. Почти все молчали, и только несколько человек, из тех, кого видела Мирра, что-то шептали. Возможно молитву. Да еще кричал ребенок, дергая оторопевшую мать за подол. Теперь никто из них не отрывал глаз от Мирры. Даже этот ребенок. Какой же он заморенный. Его Мать, так и не отведя взгляда от пленницы, подняла его на руки и прикрыла рукой глаза и стала что-то шептать на ухо, но он отодвинул ее ладонь прочь.
От созерцания всего этого Мирру отвлек свист. Люди, стоявшие в первых рядах, отшатнулись прочь, затравленно охая.
— Так ее, так ее, — слышался одинокий голос откуда-то со спины.
— Не жалейте тварь, мистер мэр, — присоединился к нему другой голос.
И почти в тот же миг спину Мирры обожгло ударом. Но боль эта не сразу достигла ее сознания. Послышался еще один свист и еще один удар плети обрушился на девушку.
— Вставай, чего разлеглась? — послышался отвратительный и надменный голос мэра.
Еще один удар обжег спину, только на этот раз свист хлыста дошел до слуха с опозданием. Голос не повиновался, именно поэтому Мирра не закричала и на этот раз. Слезы застилали глаза, они были обжигающими, и красноватый мир сквозь них казался искаженным. Слезы капали на руки, обжигали и их, смывая грязь.
Было так тихо, что могло бы показаться, что на площади нет никого, а прежняя толпа, до отказа забившая все подступы к эшафоту, была миражом.
Мирра подняла голову, которая оказалась непомерно тяжелой, и посмотрела на толпу, которая казалась смазанным пятном, десятком светлых пятен. Никто не радовался. Даже прежние крикуны, подначивавшие мэра, молчали.
И вдруг Мирра очень отчетливо увидела лицо Адрия. Особенно его глаза. В них была боль, словно сейчас кнут опускается на его спину. Следы от побоев были хорошо видны, будто бы не разделяли их сейчас около десятка метров. Некоторые синяки были свежими и кровавыми, другие почти черными. Некоторые пожелтели. Разбиты губа и нос. К ошейнику на шее Адрия пристегнута цепь. Другой ее конец был прицеплен к вбитому в столб кольцу. Мирра отчетливо видела кованое кольцо, скрепляющие цепь и проушину на ошейнике, и такое же, приковывающее цепь к столбу. Она видела, где метал смялся, где растянулся. Чувствовала его напряжение.
Просвистел еще один удар, намного сильнее всех прежних. И на этот раз Мирра не смогла сдержать крик. Хотя она и прежде не пыталась этого сделать. И самое странное, что от крика ей стало немного легче, совсем чуть чуть.
И Мирра уже не могла прервать свой крик. Каким-то неведомым образом она знала, что если попробует замолчать, то ее просто разорвет на части от внутреннего напряжения.
Мирра стояла на четвереньках, кричала на одной высокой ноте, и смотрела на серые доски, на черные щели пустоты между ними. Чуть приподняв голову, возможно, чтобы еще раз посмотреть на Адрия, она увидела свои руки. И время словно остановилось, а мир раздвоился. Мирра видела свои руки, а так же те руки, на которых были острые когти. Сильные, жилистые руки.