И вот теперь Зарудный, видимо, узнал о том разговоре, неспроста поинтересовался:
— А как ты на это смотришь?
— Что задумано — хорошо. Но лодка… Лодка — не то. Для моря она не годится. Сразу схватят.
Андрей Денисович промолчал, о чем-то раздумывая.
— Ну что ж, насильно мил не будешь… А я думал… Надеюсь, этот разговор останется между нами. И не будем ни о чем заикаться.
Значит, размышлял Девятаев, в лагере есть группа, которая готовится к побегу. Хорошо бы намекнуть ей про самолет. На нем через час-полтора можно быть дома. Но где найти эту группу?.. Урбанович замкнулся. Видимо, ему попало за то, что проговорился. Но от него при первом разговоре Михаил услышал про ножницы для резки проволоки, которые достал какой-то курносый Володька. Не тот ли, который подсыпал песок в вагонные буксы?.. Надо к нему присмотреться. И еще Коля упомянул дядю Ваню Коржа.
Среди капо, которые отличались особой свирепостью, был здоровенный детина по прозвищу Цыган. Он уголовник, выслуживаясь перед фашистами, зверствовал неистово, с особым кровожадьем. Мало того, что виртуозно орудовал палкой и резиновым жгутом, он еще обливал раздетых людей холодной водой на жгучем морозе. Вот и в прошлый раз заставил Колю Урбановича перетаскивать рельсы. Девятаев, когда Цыган отходил, пособлял парнишке, но оплеуху все-таки схлопотал.
Цыган гордился тем, что имел на своем счету сто пятьдесят загубленных жизней.
И вот до смерти запорол еще одного русского. Потирая руки от удовольствия, проговорил: «Еще одному Ивану свечку достану».
Курносый сжал кулаки:
— Этому гаду я устрою штучку…
Что ж, Курносый, должно, для видимости прислуживает немцам, хитрит.
Выбрав подходящий момент, Михаил намекнул ему:
— На лодке, конечно, заманчиво… Романтика… Белеет парус одинокий…
Володька и глазом не повел. Спросил, будто не поняв:
— Ты про что?
— Про катера…
— Ну и что?
— По Волге плавал на них.
— Ну и плавай на здоровье. Хоть на яхте.
— Я хочу сказать, что для морских путешествий катер надежнее лодки.
Володька хотел отвернуться, но услышав про морские путешествия, задержал пристальный взгляд на незнакомце.
— Задумка-то у нас одна, — примирительно сказал Михаил. — Только лодка — дело неподходящее.
Курносый сердито отрезал:
— Гусь свинье не товарищ.
— Так-то оно так. Только учти, у гуся есть крылья.
— У курицы тоже. Только она выше нашеста не летает. Больше кудахчет, — Курносый отвернулся.
На том и расстались.
А еще «подлил масла в огонь» Коля Урбанович:
— На меня стали коситься. Говорят, проболтался неизвестно кому. Если попробуете донести — сразу пристукнут. Корж, он такой.
— Это который низенький, щуплый?
— Пусть и маленький, а огромного полицая зарезал.
— Спасибо, Коля. Тебя в обиду не дам..
Девятаев замечал, что Корж при встрече теперь зло, с открытой ненавистью сверлил его жгучими глазами. Надо было вызвать Ивана на разговор.
Позднее Девятаев расскажет об этом так:
«Как-то я пошел прогуляться после ужина. Между деревьями неожиданно увидел Коржа. Я обрадовался случаю поговорить с этим человеком. Иван не проявил никаких признаков доброжелательности, но мы пошли рядом.
— Давай, Иван, поговорим откровенно, — сказал я, заметив, что Корж намерен молчать.
— Ты о чем? — буркнул он и оглянулся.
Я тоже проследил за его взглядом. За деревьями прятались какие-то фигуры. Они следили за нами, но не приближались.
— На засаду вышел, доносчик! Вот тебе мое «откровенно»! — Корж проворно обернулся ко мне и занес над моей головой тесак.
Когда-то я был боксером, и в моих мускулах еще задержалась какая-то сила. Перехватив руку Коржа, я сдавил ее так, что его пальцы расслабли, нож выскользнул. Теперь я держал над его головой его же оружие и мог в одно мгновение прикончить наглеца. Оглядевшись вокруг, я не заметил никого, готового напасть на меня. Куда же они девались? Неужели вид ножа в моих руках лишил их мужества?
Я был один на один с Коржем. Моя сила, в которой он уже убедился, и оружие были веским доказательством моего превосходства.
— Что же это ты на своих нападаешь? — спросил я.
Корж молчал.
— Я просил тебя быть откровенным со мной, потому что нам надо потолковать. Я все знаю о вашем плане и хочу знать твоих товарищей, — я опустил нож и заложил руки за спину.
Корж смотрел на меня, как на злейшего врага. Он готов был принять любую беду, но говорить о товарищах не решался. Я должен был пробиться в его душу сквозь прочное недоверие.
— Возьми свой нож, — подал ему самодельный тесак. — Не советую носиться с такой игрушкой. У тебя же есть друзья, ты лучше на них положись, чем на нож. У меня тоже есть ребята, я не один. Свистну — и прибегут сюда. Но я хочу дружить с вами. Я не враг вам. У меня имеется свой план, лучше вашего. Выходи завтра на работу с нашей командой на аэродром, обо всем тебе расскажу».
Расстроенный, возбужденный, Михаил пришел в сапожную. У Зарудного сидели Лупов, Саша-музыкант. Забросали вопросами: что случилось? Рассказал: искал друзей, а напоролся на неприятности. Какой-то Корж взъерепенился.
— Ты на него напраслину не возводи, — предупредил Зарудный. — Он человек серьезный. А Димке скажи, чтобы зашел за долбанками. Я ему приготовил не хуже твоих.
Утром Корж был в одной бригаде с Девятаевым. И даже поздоровался, как с хорошим знакомым.
Но на сей раз группу повели не на аэродром, а к причалу выгружать из баркасов брикет. В бухте, которая не замерзала и зимой, на волне покачивались катера.
— Такую бы штукенцию нам, — подзадорил Девятаев Коржа, кивнув на катер. — Вот бы помчались…
— А кому его заводить, вести?
— Я в Казани речное училище закончил.
— А я волгарь. Могу на веслах при любой волне.
Михаил и Иван, вышагивая по зыбкому трапу, прогибаясь под корзинами с брикетом, старались держаться рядом, чтобы можно было переброситься словечком-другим. У них налаживался контакт.
Недалеко от бухты была взлетная полоса аэродрома. Посмотрев туда, Корж заметил:
— Сейчас в щели загонят. Опять штанга, поди, рядом грохнется.
— Что за штанга? — не понял Девятаев.
— От шайтан-самолета. Вон его тянут.
Девятаев увидел, как из ангара выкатили самолет, совершенно незнакомый ему, летчику. На высоких «ногах», без воздушных винтов. И тут же раздалась команда старшего над пленными: «Всем в укрытие!»
С аэродрома долетел какой-то незнакомый, пронизывающий посвист, дребезжащий шум. В небо стремительно вонзился непонятный самолет, от него оторвалось что-то похожее на штангу и, взметнув брызги, грохнулось в море недалеко от берега. Самолет невиданной скорости сделал над островом два круга и пошел на посадку.
Это было настолько диковинным, что охранники позабыли о своих служебных функциях, не заметили, как пленники вместе с ними приподнялись на брустверы окопов-щелей.
Все глазели на небо.
«Это же реактивный!» — хотелось выпалить вслух Михаилу. Но сдержался, чтобы не выдать себя.
На обед, получив в котелки ржавую баланду, Девятаев и Корж пристроились рядышком, чуть в сторонке от остальных.
— Слушай, Иван, махнуть по морю, конечно, заманчиво. Ты считаешь, что это единственный выход?
— Самый лучший. Тем более, если ты кораблик водить можешь.
— А чей был замысел про лодку?
— Мой!
— И ты подготовил ребят?
— Ну и что?
Положив ложку на донышко котелка, Михаил с напористостью отвел душу:
— Ну и дуралей ты… Балтика — не Ока и не Волга, в которых ты купался.
— Я еще знаю реку Сан!
— Еще раз дуралей, который бессмысленно тесак над головой товарища заносит.
Коржа взбесило:
— А что, мы шалопаи? Не один ты лыком шит!..
Девятаев примиреннее:
— По морю — чепуха! Ведь кругом их охрана. Они же не лопоухие. А ты взбудоражил ребят.
— И что ты предлагаешь?
Ответить можно было только косвенно?
— Видел, как «штанга» плюхнулась? Такой самолет и такой летчик, может, на всю Германию один. И наши должны знать и про ракеты, и про шайтан-самолет. Значит, и надо лететь отсюда на самолете.
— Так нужен же летчик!..
— Не беспокойся, найдется…
И еще настороженный вопрос испытующего Девятаева:
— Курносому можно доверять?
— Как и мне.
Оба, вставая с бруствера, коснулись локтями друг друга.
Начало было положено.
…Сердюков по-мальчишечьи обрадовался, когда Девятаев велел ему сходить к Зарудному.
— Он тебе, Дима, утепленные долбанки даст.
Вернувшись из сапожной, благодарно прижался к Михаилу, торопливо залепетал:
— Дядя Миша, в лесочке за бараком наши собираются. И тебя ждут. Велели приходить.
— Какие «наши»?
— Мне Урбанович сказал.
«Пожалуй, это «лодочная команда», — подумал Девятаев. — И если приглашают… Такой случай упускать нельзя».
В лесу Михаил увидел Курносого, который теперь назвался Владимиром Соколовым, Колю Урбановича. Еще один, высокий, как Петр Первый, действительно представился Петром, но Кутергиным. Из-за соснового ствола вышел еще один, с черной повязкой на глазу.
— Лейтенант Владимир Немченко, — бойко приложил руку к дырявой шапчонке.
Из-за его спины выглянул щуплый Иван.
— А-а, Корж…
— Я такой же Корж, как ты киевский учитель, который по-украински ни бельмеса не смыслит. Или как вон лейтенант Немченко, который никогда не был лейтенантом. Самый настоящий самозванец и пустомеля. А ты кто такой? Прикидываешься казанской сиротой, а в самом деле?
— Старший лейтенант Девятаев. Звать Михаилом.
— Вот это дело. Давно бы так. Ну, выкладывай про свой план. Где твой летчик?
Девятаев опасливо посмотрел на Сердюкова: неужели Дима проговорился?
Тот стушевался, но глаза были ясными.
— Летчик найдется, — стараясь быть спокойнее ответил Девятаев. — Но он не знает немецкие самолеты, должен подучиться. Ему надо узнать приборы в кабине.