И вдруг Виктора обожгло самое тяжелое воспоминание — когда он обманул свою мать. Она была больна. Это было, кажется, в седьмом, нет даже в шестом классе. Мать дала ему два рубля и сказала, что надо купить в магазине. А он встретил во дворе Мишку, и они побежали в соседний парк, где открылись новые интересные аттракционы, и истратили на тир, мороженое и зеркала эту небольшую сумму. Только два рубля. Он вернулся домой и сказал матери, что деньги потерял, а потом ходил по квартире, по двору и якобы искал их. Ему показалось, что мать поверила. Но теперь, в этом коридоре, ему стало ясно, что тогда она его пожалела. Пожалела потому, что любила его больше, чем учитель географии. И не хватило у нее решимости сказать в глаза: «Это твое художество. Ты сказал неправду».
Значит, твердо, по-мужски решил Виктор, заглушая два голоса: и тот, который обвинял, и тот, который оправдывал, значит, я и раньше воровал, лгал и просто не придавал этому значения. Значит, все было не так, а гораздо сложнее, чем мне казалось.
Человеческая судьба порой складывается из незначительных проступков, случайных умолчаний, мелкой лжи, внезапной нечестности. Все это забывается, опускается на дно души, но однажды происходит в жизни нечто реальное, поворачивающее судьбы как бы вспять, и ты начинаешь всматриваться, начинаешь вспоминать, вспоминать, вспоминать…
И он вдруг подумал, что, в сущности, быть честным человеком гораздо труднее, чем раньше ему казалось. Он понял, что честность — это постоянный справедливый суд над своими чувствами, мыслями, поступками.
А собственно, зачем вспоминать старое, когда есть сегодняшняя страшная ситуация: я взял чужое. Наверное, можно сказать — украл…
Виктор не заметил, как в двери кабинета появился Савин.
— Проходи! — Он жестом пригласил его к себе.
С чувством душевного смятения Виктор в нерешительности вошел в кабинет.
— Устраивайся…
Виктор сел на жесткий стул с прямой пластиковой спинкой.
ГЛАВА 11
По радио сказали, что погода будет хорошей и значительно потеплеет. Синоптики угадали лишь наполовину. Солнце и вправду светило ярко, но хлесткий ветер сшибал с крыш облака снега, и ощущение наступившей весны пропало.
В 9.30, сразу же после пятиминутки, Арсентьева вызвал начальник отделения.
— Что нового по краже у Школьникова? — задал он, казалось бы, обычный вопрос, но своим тоном, однако, дал понять, что ждет положительных результатов. — Руководство просит исчерпывающую информацию по этому делу.
Разработка дела шла активно. Арсентьев хорошо ориентировался в запланированных оперативных мероприятиях, отлично знал весь следственный материал. Он четко проинформировал о проведенных глубоких проверках.
Начальник докладом остался доволен, одобрил дальнейший план действий и внес в него лишь несколько дополнений.
В 10.05 позвонил из МУРа старший оперативный уполномоченный Филаретов:
— Прошу помочь! Вчера такая же кража совершена в центре города. У Архипова. Способ тот же. Полагаю, твоя и эта кража — дело одних рук…
Арсентьев не успел подготовить нужного ответа. Напористый Филаретов продолжил:
— Архиповское дело на контроле. У руководства МУРа. Подсылай толкового оперативника для согласования работы. Здесь одними автономными мероприятиями не обойдемся…
— Это правильно! Только ругают одного начальника уголовного розыска, — усмехнулся Арсентьев и пообещал срочно скорректировать работу. Судя по всему, предстоящий день обещал быть горячим.
Положив трубку, он вызвал Филиппова. Информация оперативника о появлении в магазине «Жемчуг» подозрительного молодого мужчины в черном кожаном пальто его заинтересовала. Конечно, сам по себе этот факт мало о чем говорил, но в сочетании с другими обстоятельствами определенно заслуживал внимания.
— Ну-ка, расскажи о своих умозаключениях. Потом будем думать вместе.
Рассказ Филиппова был кратким.
— Мужчина, которого я засек в магазине, проявлял интерес к бриллиантам. Конечно, любоваться драгоценностями может всякий. Но он выяснял, сколько могут стоить серьги бриллиантовые с изумрудами, имеющие художественную ценность, почему нет в продаже золотых украшений с эмалью, в чем разница между якутскими и уральскими алмазами, каковы особенности их огранки. Он вел себя спокойно до тех пор, пока не увидел дежурного милиционера, шедшего к прилавку. Тут заметался, ринулся к выходу и словно в воду канул. Вот, собственно, и все, — закончил свой рассказ Филиппов. — В рапорте я указал его приметы.
Арсентьев внимательно прочитал убористый текст и, положив рапорт в папку, задумался. В кабинет доносились голоса прохожих, шедших под окнами. Далеко за корпусами домов тяжело бухал молот: там на стройплощадке забивали бетонные сваи для нового универмага.
— Любопытная история, — сказал Арсентьев. — Мне кажется, этот мужчина задал ряд непростых вопросов. Не собираясь ничего покупать, он хотел узнать стоимость старинных серег с бриллиантами и изумрудами, интересовался золотом с эмалью. С чего бы? Увязывается ли это с кражей у Школьниковых?
Филиппов высказал свою точку зрения.
— Знаете, что мне пришло в голову? Похоже, он хочет приобрести ценности, но боится переплатить. Вот и задавал вопросы.
— А может, продать? — спросил Арсентьев. Он вычертил на листе бумаги замысловатую фигуру и стал четкими, косыми линиями ее заштриховывать.
— Вечернее время он выбрал не случайно. В такой час люди торопятся домой или в другие магазины, — продолжал Филиппов. — Его интерес к современной огранке камней — существенная деталь…
— Вот, вот! Можно сделать общий вывод — неизвестный в камнях не ориентируется вовсе и явно таится. Если вещь своя или вещь для себя — логичнее проконсультироваться у опытных товароведов. Допустим, на Калининском проспекте, а не ехать в магазин, который на отшибе. Чего прятаться? — Арсентьев говорил отрывисто, сопровождая слова короткими взмахами ладони. На какое-то мгновение он замолчал.
— Разрешите? — воспользовавшись паузой, спросил Филиппов.
— Подожди, — остановил его Арсентьев. — Знаешь, а я с тобой согласен. Он ведь покупатель ценностей. Притом случайный. Это наиболее вероятный вариант. Любители старины, люди сведущие, знают, что якутские алмазы открыты сравнительно недавно, знакомы и с характеристикой огранки. А мужчина этот — знаток в камнях так себе.
Арсентьев встал. Сразу же поднялся и Филиппов.
— Похоже, вырисовывается новая версия по краже у Школьниковых, — быстро сказал Филиппов.
— Не исключено! Здесь есть над чем пошевелить мозгами. Но в ней одно уязвимое место… Хотя… — Арсентьев надолго задумался. — Надо попытаться установить личность твоего незнакомца, — словно отметая сомнения, проговорил он.
— Само собой. Дело стоит этого. Я готов на любую черновую работу. Только в громадном городе его искать как иголку в сене… Что я должен делать?
Арсентьев усмехнулся.
— Что и всегда — искать. А насчет иголки — не скромничай. Ты у нас самый мудрый. У тебя способность конкретно мыслить. Вот и мысли. Розыск не усложняй. Раз есть покупатель, должен быть и продавец. А он, по версии, вор. Кражу у Школьниковых совершили не тени, а люди. Поразмысли над ее способом. Он о многом говорит. И кто совершил, и как совершил… А это уже половина успеха.
— И даже кто? — усмехнулся Филиппов.
— И даже кто! — с серьезным видом ответил Арсентьев. — Такую кражу случайный человек не совершит, а опытных преступников не так уж много. Не всякий на квартирные кражи способен. Ты же не пойдешь к кондитеру пальто шить или простуду лечить? На это другие люди есть, которые с этим делом справятся. Понял?
— Понял, — бодро ответил Филиппов. Глаза его смотрели лукаво. — Работы вроде на час осталось!
Арсентьев иронии не принял.
— Поезжай-ка в МУР и запроси, кто значится там из воров по такому способу краж. С этого начни.
— Все?
— Нет, не все. Заодно заскочи к Филаретову. Он работает по такой же краже, что и мы!
Оставшись один, Арсентьев вооружился ручкой и стал быстро набрасывать план неотложных мероприятий, которые необходимы были для раскрытия кражи. Это была сложная, напряженная работа. Он писал скупые профессиональные фразы, вдумчиво вкладывал в их смысл самое основное. Количество версий не расширял, сосредоточивал внимание на наиболее важных. Предусмотрел и полученную от Филаретова с час назад информацию о краже у Архипова.
Сегодня этот план придется обсуждать у руководства. Начальство серьезно относилось к таким документам. Они обеспечивали активный поиск, а подписи — уверенность в точном выполнении намеченных мероприятий.
Вошла секретарь с папкой.
— Сегодняшняя почта, — пояснила она.
Арсентьев взял папку и подержал ее на весу.
— Ну и ну! — недовольным тоном проговорил он. — Самая настоящая бюрократия.
Наскоро полистав документы, успокоился. Бо́льшую их часть составляли ответы на его собственные запросы, в которых он заметил часто повторяющуюся фразу: «Учитывая важность проводимых мероприятий, прошу вас срочно исполнить…» Фраза эта была и на письмах, имеющих второстепенное значение.
— И я хорош тоже. Бумажками возмущаюсь, а сам настоящий бюрократ. Вот до чего доводит инерция привычки, — ответил он и нахмурился. Еще раз, теперь уже внимательно, перелистал почту: протоколы опросов, выписки из актов экспертиз, справки, характеристики… Быстро расписав оперативникам поступившие материалы, Арсентьев принялся читать заявления. К ним он относился с особым вниманием. Это не жалобы, в которых звучат резкие, обидные фразы: «Я буду вынужден обратиться в вышестоящие инстанции… Я не думал, что ваши сотрудники окажутся бессильными… Прошло пять дней, а преступники не пойманы…» В таких жалобах чувствуется образованность авторов, но редко встречается справедливость. Это, наверное, оттого, подумал Арсентьев, что, когда вопросы касаются личных интересов, чувство справедливости к другим людям забывается.
Борщева взяли на стоянке такси, когда он укладывал чемодан в багажник. Поначалу он растерялся, но уже в машине обрел душевное равновесие и в отделении милиции вел себя спокойно.