– Рит, а Рит, – покачала за плечо Ленка. – Чего грустная? Адонис говорит, завтра вечером местный музыкальный фестиваль на Нисси-Бич. Поехали?
Марго про себя подумала, что ее подруга помимо того, зачем она приехала на Кипр, горит взять от жизни все, и напомнила:
– Ничего, что ты официальный фотограф российской команды по фридайвингу?
– Ничего! – махнула рукой Ленка. – Старты через два дня, успеем! Мы ж не спортсмены! А пофоткать надо максимально много интересного! Ты со мной?
– Где это вообще? – не припомнила Марго.
– Айя-Напа!
От этого названия в сердце будто взорвалась крохотная бомбочка и кровь прилила к щекам. Марго не боялась флешбэков, но вот прошлый ее визит в Айя-Напу вышел донельзя сюрреалистичным.
И курьезным. Воспоминания об этом были жарче полуденного зноя.
3Айя-Напа
– А-а-а, страшно! – причитала Ленка, вцепившись в руль и напряженно крутя головой. – Кто придумал правостороннее движение!
– Лена, успокойся. – Марго уже рулила тут на арендованной машине в предыдущий приезд, но сейчас, будучи проверенным шахидом во всех Ленкиных авантюрах, сидела рядом и искала на радио подходящую волну. – Ты ж фридайвер и йогин. Подыши квадрат.
– Буду отвлекаться на квадрат, пропущу помеху! – был нервозный ответ. И, вопреки заявлению, Ленка набрала воздух в легкие, задержав дыхание. Сходство ее в таком виде – надутые щеки, выпученные карие глаза – с рыбой-бородавчаткой было практически портретное.
«И как Леха ее отпускает? – посетила мысль. – Наверное, они друг друга стоят. Две половинки одного недоразумения».
– Что?! – Ленка сдулась, и багрянец, заливший ее лицо, сошел россыпью пятен.
– На рыбу донную ты похожа.
– Сама дура.
Маленький «Фиат» уносил их в закат. Ленкина камера устроилась на заднем сиденье: «Хочу поснимать фестиваль и местных!» Но это успокаивало Марго больше, чем напрягало. Значит, Ленка не надерется ромовых коктейлей, а будет следить за аппаратурой. Сама Марго не горела желанием потерять разум и прокутить все деньги, как в прошлый раз загула в Айя-Напе.
Как в прошлый раз. Под ребрами плеснуло адреналином и сладким сиропом воспоминания. Ярчайшего и самого постыдного в той поездке.
А все потому, что пять лет назад Маргарита Агапова устала вусмерть от всей ерунды, творящейся в жизни – рабочей и личной, – и уехала на Кипр одна. Без раздумий и оглядок на постотпускной кошелек. Просто иногда каждому это нужно, необходимо – послать реальность к чертям собачьим и устроить себе две недели сказки. Притом официально предоставляемой работодателем! Ну что тут криминального? Но в тот день, а вернее, ночь, Марго была очень близка от пореза лезвием, по которому решила прогуляться. В предпоследнюю ночь перед отбытием.
Айя-Напа ничуть не изменилась. Те же забитые народом пляжи, та же грохочущая музыка и улыбчивые зазывалы, приглашающие упасть лицом в порок и не выбраться из него, то же скопище подобных Марго пятилетней давности замученных жизнью работяг, со всем старанием делающих вид, что они – иконы сексуальности.
Марго тогда выбрала первый из баров, где на входе девушкам предлагали купоны на напитки, и устроилась с этим купоном у барной стойки. Один «курасао», две – удивительно, правда? – «маргариты», «малибу» – вся линейка зелий пляжной магии развернулась перед Марго. И останавливаться она не намеревалась. Симпатичные молоденькие киприоты смеялись рядом. Один, с ну очень жирными черными бровями, то и дело поглядывал на нее. Марго подпито забросила распущенные волосы за плечо. Ей стало жарко. Но кровь отдала еще огня, когда приятель бровастого, переглянувшись с ним, проскреб стулом путь к Марго и сказал:
– Are you having a good time, babe? [15]
– Йес, щуа, – Марго обрадовалась своему знанию английского на уровне средней школы и мелодрам. – Хау а ю? [16]
– I’m Deimos, – представился симпатичный киприот.
– Like a son of Ares and Aphrodite? [17]
Он засмеялся. На коричневой мордашке зубы казались еще белее. Бровастый приятель Деймоса явил полную мощь своих насупленных кустов и вполне мог бы именоваться…
– And your friend is Fobos, probably? [18]
– Я Лакис, – ухватился за предоставленный шанс познакомиться парень. – Ты же русская?
Марго опешила, услышав родную, пусть и слегка битую речь.
– Да, – она разглядела это забавное чудо. Бровей у него, прямо говоря, хватило бы еще на пяток киприотов и одного Ареса. А под ними таились глаза нереальной синевы. Точно горная гряда окаймляла бездонную голубую лагуну, наполненную кротким интересом. Стихия, так любимая дедушкой и переданная с родной кровью Марго, взирала на нее из глубины глаз едва знакомого парня. Море обнимало Маргариту, не смея пока прикоснуться…
– Come on, what with you both? [19] – прервал затяжное оцепенение Деймос. – Let’s go party! [20]
– Но я не знаю имени?.. – пророкотал шумом прибоя Лакис, пока Марго ныряла русалкой в ультрамарине его глаз с ширящейся черной бездной по центру.
Здравый смысл впорхнул в пьяную голову Марго как мать, распахнувшая дверь в комнату с надписью «Не входить! Опасно для жизни!».
– Марина. В переводе с греческого – «морская», – схитрила она, не сильно-то и обманывая.
– Очень приятно. – Лакис забликовал улыбкой солнца по поверхности бушующих волн, и его большие брови показались Марго вполне органичными на добром и приветливом лице.
– Лакис – редкое имя! – зачем-то сообщил он.
– Да? И что оно означает?
– Счастливчик, – зарделся он и пригладил белую рубашку.
– Ты считаешь себя счастливым? – Марго завлекательно потянула коктейль через трубочку. Лакис смущенно пожал плечами.
Потом они плясали втроем дикие танцы, причем Марго подмечала, что Деймоса плавно давят за спину, и он уже делает знаки другим девушкам. А Лакис – рослый, чуть сухощавый Лакис, старался тесниться поближе и то брал за руку, крутя, то невесомо ловил пальцами тепло тела Марго пониже талии. Влечение никогда не нуждается в словах. Это язык телодвижений, начертанный в книге человеческой природы наравне с желанием любить и быть любимой…
Только вот Марго в любовь уже не верила. Заставили разувериться.
«Ты хороший, славный, – нежили Лакиса мысли Маргариты, – ты чудесный. Но ты мужчина, а все мужчины одинаково никчемны. Дай я тебе сегодня, завтра ты пальцем не пошевелишь ради того, чтобы я осталась».
Внезапное строптивое стремление «дать» отыграло в голове цунами. Лакис опасно приблизился, и Марго с намерением жечь сегодня напалмом попросила его губ – тоже ни слова не говоря. Море сшибло ее здравый смысл водоворотом прибоя, розовые от помады губы сомкнулись с темными, и руки Лакиса, до того лишь намекавшие на объятья, крепко сжали. Вблизи удивленно и чуть уязвленно рассмеялся Деймос и изрек что-то греческое, разумеется, Марго не поняла бы, даже знай она греческий на уровне средней школы. Ее вело от раскрепощенной близости с красивым – да, именно красивым, парнем, с которым можно было провести ночь и не тешить себя надеждами. Дальнейшее опять помнилось водоворотом: танцы и череда затяжных поцелуев, как серия нырков. То самое дурное чувство, что никого вокруг, а диджей с «бомбячей» музыкой, парни, девушки, коктейли, звезды, планеты и волны прибойные крутятся лишь для двоих. Море Лакиса, наполненное светом радостной победы, жадный нырок в его губы, потом неровный путь в соседний бар – чуть ли не вися на сильном мужском плече, которое и само почти валилось. Кальянный уголек и вкуснейший шоколадный дым в гнездышке из его белой рубашки. Марго гладила блаженно улыбающегося Лакиса и о чем-то сонно рассказывала им с Деймосом, наверняка о фридайвинге и погружениях – море необычайных синих глаз киприота побуждало к этим темам. Лакис слушал, почти ничего не говоря, или так казалось Марго, и внимал ей, как свалившемуся на голову чуду. Марго торжествовала. Пусть и на одну ночь она была королевой.
А потом картинка сменилась – без подробностей, как они туда добрались, но они любили друг друга на пляжном полотенце – неистово, напористо, словно боролись с волнами, и их пот мешался с солью прибоя, достававшего до пят белыми пенными ладонями. Марго вжималась в Лакиса, не давая ему отстраниться, и старалась ухватить угасающей памятью каждый изгиб его сильных небольших мускулов. Каждое моргание влажных от пота и соли ресниц, под которыми благодарила манящая синь…
– Марина. Я устал. Устал.
– Спасибо тебе.
– Тебе спасибо.
Он виновато расцеловал ее, отвел волосы, налипшие ей на лоб, и сказал:
– Ты как Афродита, самая красивая.
«И коварная, – про себя подумала Марго, уже зная, что ждет их с рассветом, но загадочно улыбнулась Лакису в озаренное светом блаженства лицо. – Прости, счастливчик».
Они сели на берегу. Марго сонно любовалась тем, как золотистая пыль ночного планктона обволакивает их голые, во тьме черные от загара ступни.
Пока они близки.
Сил покинуть пляж не оставалось. Ночь, знойная и мягкая, упала на них пуховым одеялом. Они уснули там же, где любили друг друга, на полотенце у подошв Средиземки, дающей жизнь.
В апельсиновом рассвете Марго поцеловала высокий прекрасный лоб спящего Лакиса, подивилась его кустистым бровям, не давшим бы ему пропуск в Амуры, и пошла искать машину. Ей хотелось напоследок увидеть его синие глаза, но тогда бы у нее не хватило духу уйти, не попрощавшись.
А прощания, возможно, не состоялось бы. И опять после мизерного периода окрыления – абьюз, обвинения, долги, смирение и ревность – все как у всех.
Как Марго не разбилась, руля по пустынному серпантину в Пафос, она не взяла в толк. На полпути пришлось остановиться и уснуть ненадолго, ибо штормило ее знатно. Следующий день в отеле был не менее запоминающимся – похмельем всей жизни. Марго рвало зеленой водой, и она всерьез переживала за собственное благополучие. Но туристическая страховка, как оказалось, не оплачивала случаи повального пьянства, так что пришлось выживать за счет внутренних ресурсов.