Сова летит на север — страница 28 из 47

Отдышавшись, зашел в сарай — и отвернулся, чтобы не смотреть на страшное. У порога лежал труп мужчины с серпом в руке и развороченной грудью. За ним в сене раскорячилась мертвая девушка: хитон задран, живот в крови…

Спарток поднял чужой щит, чуть дальше подхватил с земли дротик. Он шел по городу, понимая одно: нужно добраться до теменоса при храме Аполлона Врача — там керкеты.

Вокруг крики, стоны, кто-то молит о помощи…

Вот греки топят тавра в зольнике[189]: засунули по пояс в чан, один держит за ноги, другой давит сверху.

В яме для засолки рыбы среди осетров, камбалы и кефали плавают два трупа в хитонах лицом вниз. У женщины в спине торчит стрела. Мужчина безголовый.

А вот виноградный пресс, под ним тело грека. Несчастного пытали перед смертью, под конец просто раздавили голову плитой. Кровь стекает по желобу в лохань, наполняя ее вином смерти.

Женский крик совсем рядом. Спарток бросился во двор. Над трупом гречанки склонился человек в черной шкуре, рвет с шеи гривну. Повернулся — увидел бегущего одриса, подхватил с земли копье.

Спарток метнул дротик. Тавр увернулся, при этом потерял равновесие, неуклюже упал, но успел ткнуть острием — одрис почувствовал, как бедро обожгла острая боль. Спарток упал сверху, давит щитом. Попытался вытащить махайру из ножен — тавр не дает, обхватил ногами.

Боль в бедре, сознание уходит. Спарток выпустил щит, повалился на спину. Противник уселся сверху, достал нож. Еще секунда — и конец.

Одрис шарит рукой по земле. Нащупал что-то твердое. Махнул! Тавр обмяк, повалился на бок. Спарток бил его по лицу до тех пор, пока оно не превратилось в кровавое месиво. Отдышавшись, одрис отбросил пест для ручной зернотерки, с трудом поднялся.

И, хромая, побрел к теменосу.

Снова подобрал дротик, теперь для опоры. Он понимал, что еще одной схватки не выдержит, поэтому просто шел навстречу судьбе. Впереди раздался конский топот. Спарток выпрямился, обнажил махайру — готовился встретить смерть лицом к лицу.

Умереть не пришлось: улицу заполнила кавалерия с вымпелами Нимфея.

Одрис прижался к стене, пропуская тарентину. Он смотрел на греков, испытывая счастье оттого, что жив, что город спасен, а в победе есть хоть небольшая, но и его собственная заслуга…

Керкеты собрались перед храмом Аполлона Врача. Вскоре к ним присоединились тарентины из Нимфея и Тиритаки. Выжившие греки заполнили окружавшие теменос улицы. К храму подвели пленных тавров.

Спарток уселся на ступеньке. Рядом встали командиры.

— Я приказал убить всех, — сказал он.

Не упрекал, скорее пытался понять.

— Так и будет, — возразил один из керкетов. — Но у нас принято в случае победы принести благодарственную жертву богам. Иначе нельзя — это святотатство.

— Делайте что нужно, — махнул рукой Спарток.

Вскоре тавров одного за другим закололи, а тела скинули в эсхару. Сверху навалили соломы, залили маслом и подожгли. Глядя на клубы дыма, керкеты хором читали молитву. Армейский жрец при этом деловито нанизывал отрубленные кисти рук на шнур.

Санитар перевязал одрису бедро, после чего тот приступил к обсуждению плана по очистке города от трупов, а также помощи раненым и потерявшим кров горожанам.

Глава 6

Год архонта Феодора, скирофорион[190]

Таврика, Боспор

1

Такой грозы еще не было.

Молнии со всех сторон пробивали густой туман яркими вспышками. Одна за другой — беспорядочно, страшно, неожиданно. Казалось, будто злобные боги взбесились и решили зачистить вершины сопок от всего живого.

Приподняв край капюшона, Хармид посмотрел вперед: ни просвета в облаках, ни спасительного солнечного луча. Тучи навалились влажной грудью на дальний хребет, перекатывая свинцовые мускулы и недовольно порыкивая, словно хотели задушить его, освежевать, а потом выкинуть в море то, что останется.

Ливень налетел вместе с порывом ветра. Забил косыми струями, наполнив долину тревожным шелестом. И вдруг прекратился — так же внезапно, как начался.

Отряд продвигался по берегу реки, которую окружали поросшие лесом холмы с лысыми верхушками.

Хармид покосился на язаматку. Та заметила, показала рукой на вершину в форме двух острых выступов, соединенных перемычкой:

— Кот!

Улыбнулась и мяукнула.

— А эта? — спросил он, ткнув камчой в сторону бесформенного нароста, на первый взгляд не похожего ни на что.

Быстрая Рыбка заквакала.

Иларх пожал плечами.

Когда справа выросла вершина с двумя округлыми пиками, язаматка начала жевать, смешно надувая щеки, и делать волнообразные движения руками — будто верблюд идет мерной поступью.

— Верблюд, — угадал Хармид.

Она радостно закивала головой.

Чтобы найти сухое место для ночлега, нужно было выбираться из долины. Беглецы полезли вверх по склону, держа коней в поводу. Дождь прекратился, но тишину леса нарушал шелест срывающихся с листьев капель.

Когда на пути поднялись высокие сосны, Хармид дал отмашку остановиться. Показал рукой на заросшую кустами боярышника дыру в скале: лучшего места для ночлега не найти.

Зашел в пещеру первым, огляделся: судя по разбросанным повсюду костям, сюда приносит добычу хищник. Изучив отпечатки лап, понял, что это медведь.

"Ладно, — решил он, — костер зажигать не будем. Хозяин горы не сунется, учуяв людей. Если что — отобьемся, нас трое. Но коней придется сторожить".

Не успели расположиться, как ворвался Памфил:

— Тавры! Человек тридцать!

— Близко?

— Остановились у ручья.

Хармид плюнул в сердцах: по следам идут. С таким многочисленным отрядом вступать в бой бессмысленно — верная смерть.

Он зажег факел и посветил перед собой. В толщу горы уходил лаз — темный, извилистый, полузасыпанный обломками.

Повернулся к спутникам:

— Если обложат пещеру, полезем туда…

Приказал Памфилу:

— Сними попоны, коней отведи подальше и отпусти… Да, арканы забери!

Увидев сомнение на лице товарища, жестко сказал:

— Другого пути нет!

Соорудив перед входом завал из коряг и камней, беглецы замерли в тревожном ожидании.

Вскоре послышались голоса. Сквозь дыру в завале Хармид видел, как преследователи разделились: часть отряда поскакала в ту сторону, куда Памфил увел коней, оставшиеся спешились. Один из них приблизился к пещере, внимательно осмотрел землю. Другие принялись разбирать кучу.

Иларх повернулся к Памфилу:

— Дай-ка лук.

Стоило следопыту показаться в проеме, как он выстрелил.

Тавр с криком повалился на спину. Остальные отскочили под укрытие деревьев. Внезапно еловая лапа закрыла солнечный свет. Хармид понял, что дикари начали укладывать перед входом валежник.

— Плохо дело, — сказал он. — Сейчас начнут выкуривать.

Памфил зажег факел. Пламя высветило встревоженные лица спутников. Развязав один из мешков с утварью Аполлона, Хармид сунул за пазуху тяжелую пиксиду.

Распределил ношу: Памфил потащит сучья, Быстрая Рыбка — попоны. Перекинул через плечо свернутые кольцом арканы. На прощанье провел по мешкам с сокровищами рукой.

— Пошли, — он решительно кивнул в сторону лаза. — Найдем другой выход.

— А если не найдем? — спросил Памфил.

Хармид пожал плечами:

— Тогда вернемся. Тавры не будут торчать здесь вечно.

Беглецы двинулись в глубь пещеры.

Снизу потянуло холодом, но дышалось легко. Пар белым облачком вылетал изо рта, тут же растворяясь в густом влажном воздухе. Факел выхватывал из тьмы причудливые нагромождения камней, темные трещины, нависающий свод. Быстрая Рыбка накинула на плечи попону, чтобы согреться.

Сталагмиты вставали на пути белыми гладкими столбами. Острые сосульки сталактитов свисали над самой головой. Из провалов били струйки воды, с тихим плеском разбиваясь о скалы.

Хармид вытянул руку: впереди пустота. По обломкам спустились в огромный зал. Остановились, обнаружив под ногами кости животных. Некоторые казались странными — слишком большими для оленя или тарпана. Два выгнутых рога — толстые и длинные — вызывали изумление.

— Я такие видела на Рангхе, — сказала язаматка. — Река берег подмыла, так в глине целый костяк показался. Чудище сидело, выставив рога… Только они не на лбу росли, а изо рта. Энарей подходить не разрешил, сказал, что это пес Аргимпасы, и тот, кто его тронет, зачахнет от грудной болезни.

Хармид ногой пнул останки:

— Может, медведь натаскал?

— Так глубоко медведь не полезет, — заявил Памфил. — Что ему тут делать?

Хармид с факелом в руке сделал круг. Находки сгреб ногой в кучу, сел рядом, начал копаться. По очереди вынимал то каменный топор с проушиной, то костяной наконечник стрелы или иглу, то грузило из мягкого мергеля.

Потом выкатил человеческий череп.

Вывод напрашивался сам собой:

— Стойбище.

— Что это? — спросила Быстрая Рыбка, показывая рукой на стену.

Хармид поднес факел. По серой стене маленькие красные люди гнали оленей. Чуть выше другие люди окружили большое мохнатое животное с толстыми ногами и такими же рогами, как в пещере. Еще одни убегали от хищника, похожего на кошку, но с очень длинными передними клыками.

Здесь и решили заночевать. Первым делом разожгли костер из принесенного хвороста. Протянули над пламенем руки, наслаждаясь теплом.

— Утром проверим, скорее всего тавры уйдут, — обнадежил иларх, понимая, что лезть дальше в провал, который может закончиться тупиком, никому не хотелось.

Развязав узелок, язаматка выложила копченую рыбу и ячменные лепешки. Запили водой из промоины. Улеглись спиной к костру, каждый накрылся попоной.

Хармид обнимал Быструю Рыбку. Она прижималась к нему; ей было тепло и совсем не страшно. А иларх не мог заснуть: думал о том, что на месте тавров оставил бы возле пещеры пикет, чтобы дождаться, когда изголодавшиеся и замерзшие беглецы сдадутся.