– Видишь, как он тебя любит.
– Не знаю. Как-то это странно. Я же с ребятами хотела пообщаться.
– Ну, ты и коза. У тебя такой мужик заботливый. Надышаться на тебя не может. А ты – «с ребятами пообщаться», – она изображает меня, смешно выпятив нижнюю губу.
Стас проводит со мной всё моё свободное время. И меня реже начинают приглашать в нашу студенческую компанию, ведь я приду со Стасом, а им это ни к чему.
Я видела, как парни зажимаются, когда он появляется.
– Альфа-самцы у всех соперников вызывают трепет, – ухмыляясь, поясняет Стас.
Предложение Стас делает, как в американских мелодрамах. Приходит в клуб, где я пою, и в перерыве между песнями становится на одно колено. Под всеобщие одобрительные крики я соглашаюсь и падаю в его объятия.
Глава двадцать вторая
– Ты должна поменять работу.
– Почему?
– Несерьёзно это…
– Ты считаешь, что быть фотографом несерьёзно?
– Ну, ты сама понимаешь, это не профессия.
– Я люблю своё дело. Мне кажется, у меня получается.
– Если бы у тебя получалось, ты была бы нарасхват. Но пока очередей не наблюдается.
– У меня есть клиенты.
– Ну, ты не Энни Лейбовиц[12].
– Всему своё время. Я пока учусь, – самоуверенно щурюсь я.
– Так можно до старости учиться.
– Людям нравятся мои фото. Никто не жаловался.
Он смотрит на меня, как на криво расписанную матрёшку в ларьке хендмейда. Со смесью превосходства и снисходительности.
– Смотри, старость придёт куда раньше, чем ты думаешь. Станешь бабушкой, которая бегает с «Кэноном» под мышкой.
– Когда я буду бабушкой, ты вообще уже рассыплешься, – смеюсь я.
– Не знаю, не знаю. Женщины стареют быстрее. А мужики и в семьдесят детей делают.
– Я тебе в семьдесят детей рожать не собираюсь.
– Так я помоложе кого-нибудь найду.
Я принимаю его слова за шутку и прыскаю от смеха. Ведь нельзя же всерьёз это предположить. Но он не смеётся, смотрит в потолок. Весь такой геометричный, выверенный. Рот – прямая линия, нос – прямая линия. Красив, природа-матушка постаралась.
Всю неделю Стас с завидной настойчивостью напоминает, что моя работа – трата времени, бесполезное занятие.
– У тебя диплом университета. Шла бы в компанию какую-нибудь. Упустишь время, потом никуда не возьмут, диплом можно будет выбросить.
Дальше слов дело не шло, но он твердил одно, не меняя интонации, как бы зомбируя: меняй работу, ищи престижное и денежное место.
Однажды клиентка попросила переделать фотографии. Она посмотрела исходники (сотни раз я зарекалась не посылать их клиентам) и написала в сообщении, что нос у неё не такой большой, и попросила уменьшить, а ещё поднять грудь, сделать попу более выразительной. Обычные просьбы. Но Стас крутился рядом, прочитал переписку и прицепился:
– Видишь, тебя уже просят переделать фотки.
– Бывает. Ничего страшного, просто женщина желает выглядеть немного лучше, чем она есть на самом деле.
– Ей не понравилось, как ты её снимала. Плохие ракурсы, обработка не на высоте.
– Нормальные фото. Тем более она не ругалась, просто написала свои пожелания. Это вообще ещё не окончательный вариант, – оправдываюсь я.
– Тебя попросили переделать, – чётко, по слогам повторяет Стас. – Если бы ты так не любезничала с теми, кого снимаешь, они бы жёстче с тобой разговаривали. И говорили бы прямо, что ты хреново снимаешь.
Я ищу отговорки: клиенты бывают капризные, день на день не приходится, глаз замылился.
Смотрю придирчивее на свои работы. Да, тут как-то криво, там размазано. Листаю кадры. И выбрать-то нечего! Наверное, он прав. С чего я решила, что у меня есть художественный вкус? Возможно, мне и вправду попадались очень вежливые, тактичные люди, которые не хотели меня обидеть.
Утро воскресенья я провожу на сайтах вакансий.
– Смотри, представительство «Метро Кэш энд Керри» ищет специалиста по разработке программного обеспечения.
– А ты это сумеешь? – он недоверчиво разглядывает монитор. – Хотя зарплата приличная, стоит попробовать.
Перед собеседованием Стас хлопает меня по плечу. Рука тяжёлая. Ощущается как удар. Но я слишком нервничаю из-за предстоящего разговора, чтобы отреагировать.
– Не переживай, если не пройдёшь. О поражениях надо забывать в тот же день. Скорее всего, у них уже есть кто-то на примете. Такие конкурсы делают для проформы. Да и вон, видела, сколько желающих?
В узкий коридор набилось человек пятнадцать. И это только сегодня.
– Удачи. Она тебе понадобится, – хмыкает Стас и уходит.
Домой возвращаюсь вечером. На лице улыбка во все двадцать восемь зубов. Прохожие оборачиваются – наверное, видок у меня странный.
Стас дома. Перед входной дверью мне удаётся справиться со своевольной мимикой. Делаю серьёзное лицо, опускаю голову.
– Ну, – он выжидающе смотрит. – Что и требовалось доказать?
– Меня взяли, – тихо говорю я.
Он перестаёт ухмыляться.
– Взяли! Взяли! – я с разбегу прыгаю на него, цепляюсь за шею, пытаюсь угодить поцелуем в губы.
Стас вертит подбородком, царапает щетиной, сбрасывает мои руки.
– Реально?
– Да! Да! Я – молодец!
– Ты прошла в следующий тур?
– Нет же! Мне отдали эту должность.
Он молчит. Глаза ледяные.
– Что ты сделала, чтоб они выбрали именно тебя? Не зря надела эту блузку прозрачную…
– Ты на что намекаешь?
Я приземляюсь на землю. Больше не парю, не левитирую.
– На то, – шипит он. – Кажется, я знаю, какие качества ты там демонстрировала.
– Ты с ума сошёл?
– У тебя даже нет стажа работы после университета!
– Значит, прикинь, вот такая я умная, – защищаюсь я. – Ты что, не рад за меня?
Он выдыхает. И, как ни в чем не бывало, говорит:
– Как я могу не радоваться за свою жену? Конечно! Молодец.
Будто программу перезагрузил. Только что злился, и вот – спокоен и улыбается. Сдержанно, конечно, без эмоций. Но хоть так…
Вот ревнивец!
Стас добавляет:
– Но я бы на твоём месте так не сиял. Мало ли что. Обычно они не отказывают сразу всем. Готовься к следующему этапу.
– Меня взяли, сколько раз тебе повторять?
– Тогда готовься к испытательному периоду. Косячить нельзя – выпрут. Да и зарплата пока будет в разы меньше.
– Я знаю. Всего три месяца.
– Ты не должна облажаться.
Я не проработала на этом месте и трёх месяцев. Причина была более чем веская.
Глава двадцать третья
Ожидание счастья – тоже счастье.
Мы не заводили разговора о детях. Один раз Стас обмолвился, что хотел бы дочь. На этом всё.
Рассматриваю две жирные полоски на тесте, и у меня кружится голова.
Я не здесь, уже мысленно нянчу на руках нашего ребёнка. Нашего! Каким он будет? Похожим на меня или на него? Мальчик? Девочка? Мне всё равно. Я снова преодолела гравитацию.
Бумаги, работа, новые друзья – это уже не важно. Есть мы и наше будущее счастье.
В эйфории я поделилась с коллегами своей радостью. Начальство узнало новость обо мне в тот же день. А буквально на следующее утро мне вежливо разъяснили, что стажировку я не прошла.
Но я не расстраиваюсь, ни капли. Меня ждёт новая жизнь. Говорю себе, что работа в жизни женщины – не главное. К тому же нечестно было бы уходить в декрет, отработав лишь несколько месяцев.
А что Стас?
Он сухо констатирует:
– Если будет девочка, я тебе это прощу.
Я слишком счастлива, чтобы искать смысл в его заявлении, пропускаю мимо ушей эти слова. Подумаешь, у всех реакции разные. Чего не скажешь, когда узнаёшь такие потрясающие новости.
Я плохо помню последующие девять месяцев.
Помню, как отвратительно пахнет немытая посуда, как смешит, когда место в автобусе уступают просто толстым, а не тебе, как кардинально меняется вкус и любимые раньше лакомства вызывают отвращение. Девять месяцев странного, непривычного спокойствия, когда становишься тяжелее и крепче стоишь на земле, когда принадлежишь не только себе, но и тому, кто должен появиться на свет.
Когда муж узнаёт, что внутри меня растёт маленький мальчик, он просто выходит из комнаты. Наверное, пошел в ванную плакать от счастья. Это же просто космос! Лёгкие толчки изнутри – самые приятные ощущения в моей жизни. Что нас ждёт? Что нас ждёт! Говорят, женщины после рождения детей становятся другими. Я не боюсь этих перемен. Меня не волнуют ни лишние килограммы, ни внезапно вылезшие прыщи. Это такая ерунда. Стас больше не цепляется. Просто чудеса! Кажется, я даже скучаю по его колкостям. Я счастлива, и ничего не может выбить меня из колеи.
Стас и рядом и одновременно далеко, много молчит и ждёт… нет, выжидает.
Это время передышки. Этап, чтобы собраться с силами, потому что после рождения Тёмы всё изменилось.
Глава двадцать четвёртая
Тёма, надрываясь, кричит. Мальчики часто мучаются животиком в первые месяцы жизни. Массаж, укропная вода почти не действуют на него. Я прижимаю сына к груди, кружу по комнате, мягко пружиня, но мой безумный танец тоже не помогает его успокоить.
Говорят, колики надо просто переждать. Потом пережить зубы, потом садик, потом школу, а к университету, может быть, отпустит, но это не точно.
Стас смотрит футбол.
– Выйди с ним в другую комнату.
– Я думала, ты поможешь.
– Как? Буду скакать рядом? Убери его. Не слышно ничего.
Наконец Тёма засыпает, его тельце обмякает на моих руках, и я перекладываю его в кроватку.
Прихожу в гостиную, когда команды уходят на перерыв.
– Мог бы и успокоить его, – у меня прорывается обида.
– Как? – недовольно рявкает он, не поворачивая головы. – Сиську дать?
– Просто взять на руки. Побыть рядом.
– Я и так рядом. Слушай, если у тебя не получается, не надо винить других. Не перекладывай с больной головы на здоровую. Не справляешься с ребёнком – не надо было рожать!