А вот убивать птицу – нет, это ему не понравилось.
Он аккуратно перенес ее через лес, перед этим докатив Матса до прогалины в болоте, и подождал, пока тело не исчезнет в черной жиже. Затем он похоронил птичку, в хорошем месте, где росли цветы, а солнечный свет пробивался сквозь деревья. Он сделал крест из палочек, не перевернутый, как на плакатах в комнате Матса, а обычный крест, как на кладбищах, а позже, тем же вечером, забравшись под одеяло, он ощутил небольшое разочарование. Из-за того, что это не сработало.
То же чувство он испытал несколько лет спустя; он уже был подростком, и учителя по-прежнему хвалили его. Рольфа там больше не было, но были другие, и они все еще давали ему книжки, которые остальным читать было нельзя. Ему выделили мопед, и он мог ездить, куда захочет. И конечно же, он поехал домой. К маме. Внутри плохо пахло, окна были разбиты, кажется, там поселилась какая-то живность, и он начал уборку. Когда он не сидел в классе или не ухаживал за растениями, то садился на мопед и уезжал, и через пару месяцев в доме стало довольно мило.
То же чувство. Как в тот день с птичкой. Сначала он подумал, что, может быть, выбрал слишком маленькое животное, и тогда нашел кошку. Сделал все так же, как они делали с Матсом, со свечами, словами, но она так и не воскресла. Потом сделал попытку с собакой, но и на этот раз не подействовало.
Сова. Птица смерти.
В магазине он купил клей, а перья взял с фермы неподалеку, из клеток с курами, там они обычно покупали яйца. Намазался клеем. Хорошенько прикрепил перья к коже, сложил лапы собаки так, как говорил Матс, к правильным точкам пентаграммы, как было на рисунках в его книгах, но ничего не получилось.
В тот вечер, после собаки, он нехорошо себя почувствовал. Лежал в своей кровати и не мог заснуть. У собаки были хорошие глаза. Прямо как у кошки. Лежа и уставившись в потолок, он решился. Животные – это неправильно. Мама так и говорила. Это люди гнилые. В животных нет ничего плохого. Они просто живут в природе. О животных нужно заботиться. Они никому не причиняли вреда.
Это должен быть человек.
Чтобы все получилось.
Зеркальное отражение.
Мамы.
69
Мириам Мунк стояла на улице рядом с квартирой на Оскарсгате во Фрогнере и чувствовала, что уже не понимает, кто она на самом деле. Сначала она была девочкой-бунтаркой, дралась вместе со своими друзьями на демонстрациях с конной полицией, без гроша в кармане. А потом стала женой врача с квартирой в лучшем районе Осло, камерой на воротах, видом с веранды на посольство Германии и деньгами, которых хватило бы… да на все, они могли купить все, что захотят. А теперь? Она нервно затянулась сигаретой и почувствовала, как что-то шевелится в животе.
Черная одежда. Лыжная маска в рюкзаке за спиной. На ней нет ничего, что может ее выдать. Она почти забыла, каково это, но довольно быстро вспомнила, там, в квартире Зигги, акции против властей и как их нужно проводить.
Живой. Вот какой она себя сейчас чувствовала. Живой, и частью чего-то важного. Давно такого не было. Как мама? Конечно, нет ничего лучше надежности Фрогнера: знать, что Марион может свободно играть в саду, и не переживать, что она найдет шприцы или ее ограбят по пути в школу, – но что у нее есть для самой себя?
Только для себя?
Давно она не чувствовала себя так хорошо.
Мириам решила не закуривать новую сигарету, высматривая машину, которая вот-вот покажется.
Правдоподобная история для прикрытия?
Да.
Она уже поговорила с Юлие.
Порвала с каким-то типом.
Нужна помощь.
Никаких проблем.
Все-таки Мириам зажгла еще одну сигарету и почти успела ее докурить, когда машина показалась из-за угла и остановилась перед ней.
Выбросив окурок, она села в нее, улыбаясь.
– Все нормально? – спросил Якоб.
– Конечно, – сказала Мириам. – А где Зигги?
– Он поехал с Гейром, они выехали пятнадцать минут назад.
– Хорошо, – кивнула Мириам.
– Так что, сделаем это? Уверена?
– Жду не дождусь, – улыбнулась Мириам, пристегиваясь, когда парень в круглых очках включил передачу и поехал дальше по Ураниенборгвейен, взяв курс на Хурумланне.
70
Миа Крюгер подставила белый пластиковый стаканчик в автомат, нажала на кнопку и смотрела, как то, что должно было быть кофе, полилось из этой явно устаревшей машины. Она покачала головой, но ничего не поделаешь – это ближайшее место. Она отнесла горячую пластиковую чашку обратно по коридору в маленькую комнату, где Аннете Голи и Ким сидели вместе с Мунком, у которого был несвойственный ему мрачный взгляд.
– Ладно, – сказал он. – Аннете?
Миа поднесла чашку к губам и сделала глоток, но тут же отставила ее обратно на стол. На вкус еще хуже, чем на вид.
– Все так, как я и говорила? – сказала Голи, посмотрев на Кима Кульсё.
– Хенрик Эриксен. Его здесь не было, – кивнул Ким.
– Как так? – спросила Миа.
– Летом. Когда пропала девочка, – дополнил Кульсё.
Миа подняла глаза на Мунка.
– У него дом в Тоскане, – продолжала Аннете Голи. – Три месяца, каждое лето – его не было в Норвегии.
Миа опять посмотрела на Мунка, и тот только пожал плечами.
– Так что у нас на него ничего нет, – сказал Ким. – Его здесь не было. Когда это случилось. Я считаю…
– Но какого черта, – прервала Миа. – Человек клеит перья на тело, думая, что он птица…
Она снова бросила взгляд на Мунка, но тот опять пожал плечами, коснувшись рукой виска.
– Адвокат говорит, – продолжила Голи, – что он может предоставить свидетелей, которые подтвердят, что он был там все лето.
– Черт бы его побрал, – сказала Миа.
– Его не было в стране. У нас ничего на него нет.
– Но ведь Хелене Эриксен уже подтвердила это! Я имею в виду перья. А как же та секта, в которой они были? Что у него поехала крыша? Хотел быть птицей. Народ, ну вы что, я не понимаю, что мы…
– Его не было в стране, – сказала Аннете.
– Тоскана, – кивнул Ким Кульсё.
– Да, но, блин, разве он не мог прилететь сюда на пару дней?
– Нет, сорри, – сказала Аннете. – Он был там все время.
– Откуда мы знаем? – спросила Миа.
Аннете придвинула бумажку к Мунку.
Хмурый Холгер посмотрел на нее и кивнул.
– Что? – спросила Миа.
– Расшифровка его телефона, – вздохнул Мунк, передав бумажку обратно через стол.
– Это не он, – сказал Ким Кульсё.
– Но, черт возьми, Холгер, – воззвала Миа, не посмотрев на листок, который они подтолкнули к ней. – Перья? Сова? Она же это признала?
Мунк стоял, приложив ладони к вискам, ничего не говоря.
– У него же крыша поехала! Холгер, ну как же так?
– Вы уверены? – наконец выдавил Мунк.
– На сто процентов, – кивнула Голи.
– Его тут не было, – сказал Ким.
Миа почувствовала, как разочарование поднимается в ней, и тут в ее кармане завибрировал телефон – уже, наверное, в сотый раз за последний час.
– Так что нам делать? Мы должны их отпустить?
Куча пропущенных от Людвига Грёнли. И ММС с фотографией.
Почему ты не берешь трубку?
Кто этот парень?
Ты видишь его взгляд?
Прямо в камеру.
– Да, у нас нет выбора, – кивнула Аннете. – Возможно, мы можем забрать Хелене Эриксен, потому что она думала, что это мог быть ее брат, но как долго, ты думаешь, это продлится?
– Ладно, – кивнул Мунк. – Отпустим их.
Фотография школьного класса. Там, где она была. Природно-исторический музей. Все направили взгляд на какое-то животное на стенде. Кроме одного человека. Молодой парень в круглых очках и белой рубашке. С любопытным взглядом. Прямо в камеру наблюдения.
– Так мы заканчиваем? – спросил Мунк.
– Мы можем подержать их до утра, если хочешь, – сказала Голи.
– Мне нужно еще пару минут с Хелене Эриксен, – сказала Миа.
– Зачем? – спросил Мунк.
– Хочу узнать, кто это такой.
Она передала телефон Мунку, он сощурился и опять схватился за голову.
– Что это такое?
– Фотография с камеры видеонаблюдения в Природно-историческом музее.
– Ок, – кивнул Мунк. – Подержим их до утра.
– Холгер? – забеспокоилась Аннете. – Все нормально?
– Что? Да, да, конечно. Мне нужно только… Немного воды должно помочь, – пробормотал Мунк и вышел из комнаты.
Трое следователей переглянулись между собой.
– Он заболел? – спросила Аннете.
Ким Кульсё пожал плечами, Миа вышла в коридор и вернулась в комнату для допроса, где сидела Хелене Эриксен, склонившись над столом и уронив голову на руки.
– Кто это? – спросила Миа, положив свой телефон на стол перед ней.
– Что? – рассеянно бросила Хелене.
– Этот мальчик, – сказала Миа, показав на фото, которое прислал ей Людвиг.
Казалось, что Хелене Эриксен погружена в свои мысли и даже не поняла, о чем спрашивает Миа.
– Кто?
– Этот мальчик, на фото. Кто это?
Хелене Эриксен медленно подняла телефон со стола и вытаращилась на него, в замешательстве, как будто не понимала, на что смотреть.
– Вы были на экскурсии, так? В Природно-историческом музее? В августе?
– Откуда у вас это? – пробормотала Хелене.
– Вы там были?
– Да. Но…
– Кто этот парень?
Хелене нахмурилась и подняла глаза на Мию, потом опять опустила на фотографию.
– Вы про Якоба?
– Его зовут Якоб?
– Да, – кивнула Хелене. – Но что…
– Почему он был с вами на экскурсии? Он ведь не один из жителей, так? И не сотрудник?
– Нет, или да, не совсем…
– Почему его не было ни в одном из предоставленных нам списков?
– Что вы хотите сказать? – спросила Хелене Эриксен, все еще в замешательстве.
– Вы же послали нам списки всех жителей и сотрудников, почему же этого парня там не было?
– Якоб жил у нас раньше, – медленно проговорила Хелене, снова взглянув на фото. – Но это было много лет назад.