Лексар остановился, как вкопанный. Сзади недовольно зашипел, наткнувшись на спину друга Ирлан.
— Ты про стихию? — осторожно поинтересовался Лексар. Оля тоже вынуждена была остановиться. Обернулась, посмотрела с превосходством на сгрудившихся позади нее мальчишек, ощущая себя главарем. По крайней мере на этот вечер.
— И что тут странного? — удивилась она. — В сказках почти со всеми можно договориться: с бабой Ягой, Морозом, а с кем не договориться, того обмануть.
— Никогда не слышал о таких сказках, — честно признался Лексар, настороженно сопя. Его продолжали раздирать сомнения: с одной стороны, они здорово рисковали, нарушая строгий запрет приближаться к источнику, с другой — завтра праздник. Он сам слышал разговор наставников, что малышей постараются отправить домой, дабы не болтались под ногами во время экзаменов. Вдобавок, его все равно накажут — Илья уперся, не желая отпускать сестру одну. Так что лучше быть наказанным за себя, чем за других. Ну и в-третьих, Лексару льстило, что о нем, первокурснике, уже говорят в академии. Пока с насмешкой, мол, покатался на калкалосе, но это пока… Да и отец говорил, чтобы держался двойняшек. Знал бы он, правда, что именно задумали эти двое…
— И как ты с огнем общалась? — уточнил скептически Ирлан. Ахмбад так вообще насмешливо прыснул, мол, придумала тоже… с огнем. Да стихии плевать даже на взрослых, он только королевскую семью выделяет, а уж про малышей и говорить нечего…
— Я к Майре ходила, у них там камин, — недовольно нахмурилась Оля, не став упоминать, что заодно и в крольчатник наведывалась. Наставница пыталась поначалу призвать непослушную ученицу к дисциплине и запретить покидать корпус по вечерам, но мама поговорила с ней и разрешение было получено.
Вначале огонь никак не реагировал на ее разговоры. Горел и горел. Но Аль рассказывал, что у него тоже не сразу получилось наладить контакт со стихией. Так что Оля упорно приходила, притаскивала своего любимого кролика, садилась ближе, устроив питомца на коленях и рассказывала о том, как прошел день, что она думала, что чувствовала. Тихий шепот вплетался в треск поленьев, тепло приятно овевало лицо, и девочка задремывала, просыпаясь от того, что безмолвный брал ее на руки и выносил на улицу.
— Засиделась ты, влетит, — ворчал он. Оля зевала, соглашалась, обнимала его за шею, сонно шептала:
— Спасибо, дядя Нальриф, — и засыпала дальше, просыпаясь, когда ее укладывали в постель.
Но одним вечером, когда она задремала, не досказав сказку, из огня вылетела искра и больно ее ужалила. Девочка подпрыгнула, открыла глаза.
— Дальше! — потребовал, высовывая мордочку из огня рыже-золотой кролик.
Ее собственный, белоснежный, неодобрительно посмотрел на двойника и чихнул.
Оля откашлялась, протерла глаза и продолжила свою любимую историю о Снежной королеве. Почему именно ее? Потому что Герда в ней была ужасно умной и храброй. В асмасских же сказках храбрыми были лишь мужчины. Женщины тоже совершали смелые поступки, но их всегда спасали мужчины, называя в конце «Мой огонек». А еще в этих сказках почти не было детей… Если и были, то они всегда попадали в неприятности из-за шалостей или собственных страхов, и тогда сильные и очень правильные взрослые их спасали. Одна сказка так и называлась «Мальчик, который боялся». Девочка ее на дух не переносила, настолько глупой она ей казалась, а малыша искренне жалела. И ни в одной сказке не было девочки…
Оля не знала, нравились ли огню земные сказки — тот большей частью был молчалив, изредка оживляя пламя разноцветными огоньками, но она искренне верила, что «да», продолжая делиться историями, которые им на ночь читала мама.
— Он сказал, что скоро наступят времена, когда каждый огонь будет на счету, — серьезно ответила Оля курсантам, и те посуровели, напряженно переглянулись. Мальчишки всегда чуяли большую драку.
— Врешь, — мотнул головой Ахбад, но в глазах блеснула надежда. Из них четверых лишь у Лексара открылся дар, что было предметом зависти остальных.
— Можешь остаться, если хочешь, — предложила Оля. Она и сама нервничала. Огонь велел привести лишь брата, а с ними увязались эти трое. Как он отреагирует?
— Я иду, — известил курсантов Илья, целиком и полностью доверяя сестре. К источнику? Почему бы и нет. Насколько он слышал, ничего страшного там нет. Ну пещера. Лава. Главное, под ноги смотреть и не упасть.
Около входа они замешкались — глубокая темнота пугала, но тут внутри приглашающе вспыхнул световик, и малыши дружно шагнули внутрь.
Ректор положил кусочек сыра на тарелку, поставил бокал с наливкой и раздраженно рявкнул в полумрак гостиной:
— Говори.
Безмолвный снял щит, виновато покосился на столик с закуской, однако ректор сам просил докладывать о двойняшках лично ему и коротко описал ситуацию.
— И что? Остановить и запереть! — рявкнул, теряя терпение, Сэльс. — Или родителям сообщите. Ах, госпожа ассара изволит отсутствовать, а его высочество задержали дела тэората.
Ректор выругался. Опрокинул в себя половину бокала. Крякнул. Эти дети становились головной болью. Он давно бы уже привязал их к кроватям, чтобы не сбегали по ночам, но дар… Огонь нуждался одновременно и в дисциплине, и в свободе. Потому асмасских детей воспитывали в строгости и уважении к старшим, в подчинении правилам, чтобы не было необходимости запирать, тут же… не воспитание, а сплошная дозволенность.
— И зачем их туда понесло? — спросил сам у себя ректор. Встал, решил: — Ладно, пойду погляжу. Заодно проконтролирую, чтобы не сожгли себя. Дай знать в целительскую, пусть пришлют кого толкового. Чуется, эта шалость не сойдет им с рук. С другой стороны, следующий раз думать будут.
Они медленно шли по широкому проходу. Впереди плыл, весело бросая глубокие тени на стены, световик. Воздух был сух и горяч. Он пах мхом, пылью, пеплом и еще чем-то непонятным.
— Далеко не пойдем, — прошептала Оля. В пещере ее решимость порастаяла. Все-таки быть храброй и столкнуться лицом к лицу с опасностью разные вещи.
Брат почувствовал ее состояние, взял за руку.
— Мы вместе, — проговорил поддерживающе.
Первое озерцо лавы встретило их жаром. Тут явно часто бывали курсанты, так что поверхность камней была отполирована долгим сидением на них.
Малыши расселись, замерли, нерешительно переглядываясь. К ним подлетели еще два световика, стало светло и совсем не страшно. Где-то капала вода, да гудело, перемешиваясь в озерце, пламя.
Оля откашлялась. Скрестившиеся на ней взгляды смущали.
Хотела быть главной? — разозлилась на свою нерешительность девочка. — Так действуй!
— А что так скромно? — уточнили насмешливо у них за спиной.
Детвора ойкнула, подпрыгнула, оборачиваясь.
— Что сразу в огонь не ныряем? Кого стесняемся? — ректор шагнул ближе, принявшись засучивать рукава рубашки, словно и в самом деле собирался их бросить в лаву.
— Неправда! — Оля соскочила с камня. — Никто здесь в огонь не ныряет!
— Надо же, — ректор остановился, изучающе посмотрел на девчушку. — Мы и о таком знаем. А о духах слышали? Они сюда умирать приходят. А если бы встретились с таким?
— Ушли бы, — недовольно поджала губы Оля. — Духи умирать приходят. Если их не трогать, они и тебя не тронут.
— Какая умная! — фальшиво восхитился Сэльс.
— Она умная, — подтвердил Илья, беря сестру за руку и предупреждающе глядя на ректора.
Сэльс ощутил приступ беспомощности. И что с ними делать? Выгнать? Вернуться. И месяц отработки — он ведь старался сделать его максимально неприятным — не испугал. Нет, отправить родителям, пусть сами с ними разбираются, а он хоть отдохнет до осени.
И тут воздух в пещере резко потеплел, а на камень из лавы выскочил кролик. Отряхнулся, раскидывая с алой шерстки огненные капли.
— Красноглаз! — охнули ребята.
Кролик почесал лапкой за ухом. Глянул на всех насмешливо, сморщил нос и вдруг взвился длинным прыжком в воздух. Толкнулся лапами в грудь Илье — мальчик пошатнулся, но устоял, только охнул испуганно, потом перепрыгнул на Ирлана, потоптался у него на плече, выдохнул в ухо сноп золотых искр и перескочил на Ахбада. Встал на задние лапы у того на коленях, мазнул лапкой по серым волосам, пощекотал лицо усами и красивым прыжком, обдав ректора веером огненных брызг, ушел обратно в лаву.
Всеобщий вздох пронесся по пещере.
— Какого… — начал было потрясенно ректор, трясущимися руками лихорадочно гася полыхнувшую на нем одежду, но осекся — ругаться при детях было непедагогично.
— И как? — Оля требовательно дернула брата за рукав. Тот заморгал, прислушался к себе, выдохнул:
— Странно.
— А я вот так могу, — вдруг произнес Ирлан, и все дружно обернулись к нему. Парнишка стоял, с глупой улыбкой смотря на огонь, горящий в ладони. Пламя, набирая силу, сердито загудело и устремилось вверх.
— Я тоже так хочу! — восторженно крикнул Ахбад.
— Стоять! — панически заорал ректор, забыв о боли. — Никто ничего не делает. Курсант Ирлан просто сомкните ладонь и представьте, как гаснет пламя.
— Не могу, — покачал тот головой, прикусил губу — по лбу катились капли пота.
— Я помогу, — Сэльс шагнул к пареньку, вспоминая сопричастность — давно он не гасил выброс новичков.
— Господин ректор, у вас ожоги, — в третий раз напомнил дежурный целитель. Сэльс в третий раз от него отмахнулся, не спуская глаз с курсантов. Так было всегда — впервые ощутив стихию, они сразу тянулись к ней, а потом, не в силах справиться, устраивали выброс.
Только он успокоил Ирлана, как на выходе из пещеры полыхнул второй курсант, но тем занялись подоспевшие целители. Можно сказать, они первые в Асмасе начали отмечать праздник Огня — время как раз за полночь перевалило.
— А ты? — Сэльс вопросительно посмотрел на Илью. Парнишка пожал плечами и честно признался:
— Не хочется пока. Можно, я потом пламя вызову?
— Какой, гм, осмотрительный, — удивленно заметил целитель, подбираясь к ректору, чтобы хоть один ожог залечить. И как бы еще намекнуть начальству, что непорядок, когда тот выглядит погорельцем, а на курсантах ни царапины.