Зеркало брезгливо отпрянуло.
Славка взял скальп, растянул его руками, внимательно осмотрел получившуюся резиновую конструкцию и захохотал.
– Так вот почему они удирали!!! Я всё понял! Я всё знаю!!
– Тс-с! – зашептало зеркало. – Я обещал старухе, что отдам тебе главное доказательство! Спрячь эту гадость и никому не показывай до поры до времени!
Славка сунул отвратительную липкую субстанцию в вырез кофточки.
Он был абсолютно счастлив в сложившихся обстоятельствах.
– Ну что, парни, хотите секс в невесомости?! – захохотало зеркало, отразив красоту и лаконичность пейзажа.
Братцы вдруг взмыли в воздух и крепко ударились лбами на высоте десяти метров от земли. Два тела умиротворённо легли на траву отрешёнными лицами вверх, как два осенних листа, убаюканных ветром.
– Абсолютно нехаризматичные люди, – посетовал голос, отделившись от зеркала, которое аккуратно прислонилось к ёлке. – Береги их. Не давай больше стукаться лбами, особенно в воздухе. Впрочем, до вечера этим беркутам вряд ли захочется пилотировать.
– Вроде бы, зеркала… того… этого… не летают, – смущённо пробормотал Славка.
– Всё летает, когда захочет, – философски заметил голос.
– Так летите себе уже, а то не по себе как-то и в дурку хочется, – хихикнул Орлик.
– В дурку всегда успеется, – ещё более философски заметил голос, но всё-таки улетел в северо-западном направлении, подняв сильный ветер.
Зеркало, утратив способность летать, осталось монументально подпирать ель.
Славка пощипал себя за ухо, за нос, за руку, за ногу и даже за зад. Всё ответило нормальной реакцией – болью и покраснением.
Славка бросился к дому, но замер как вкопанный, заметив, что по дорожке, словно старые друзья-приятели, в обнимку идут Феликс Григорьевич и Георгий Георгиевич.
Вид у них был потрёпанный, но довольный.
– Ну, наконец-то! – подбежал к Гошину Славка. – Полина взяла в заложницы Лидию и грозит убить её, если вы не вернётесь домой.
– Я должен убить Лидию? – поразился Георгий Георгиевич.
– Полина взяла в заложники Лидию… – снова начал объяснять Славка, но Феликс жестом остановил его.
– Тут черепно-мозговая травма, это тебе не хухры-мухры, – погладил он Гошина по голове. – А ты говоришь длинными предложениями.
– Я пошёл в гараж за машиной, чтобы уехать в клинику, а там… – оживлённо начал объяснять Гошин, помогая себя руками, – а там… Павлин!
– Огрел я его немножко, – улыбнулся Феликс. – Монтировкой, как ты велела!
– Я пошёл за машиной, а там павлин! Жареный! – счастливо закричал Гошин, бросаясь на старика с поцелуями.
– Вы всё же загляните к жене, – посоветовал ему Славка.
– Павлин…
– Хороший мальчик, – погладил Феликс по голове Гошина. – Это не ты убил Горазона, Горазон мне сам сказал!
– Павлин…
– Пойдём в дом, дорогой, там кто-то кого-то опять убить хочет. Пойдём, а то всё пропустим!
– Павлин! – подпрыгнул Георгий Георгиевич, заметив на лужайке одинокую птицу.
– Остатки популяции. Пойдём, дома есть другая еда!!
– Хочешь, я тебе ухо пришью? – всхлипнул Гошин, наваливаясь на Феликса. – Хочешь, грудь увеличу?!
– Увеличь, дорогой! Сделай мне всё большое, молодое и работоспособное!
Они побрели к дому, а Славка побежал в гараж за шмотками.
Кажется, всё шло к развязке.
К красивой и эффектной развязке, учитывая в ней участие потусторонних сил.
Лидии очень хотелось есть.
Переносить все тяготы жизни заложницы на голодный желудок было гораздо труднее, чем если бы она пообедала, или хотя бы выпила кофе.
Её больше никто не пытался освободить – ни доктор Фрадкин, ни подруга Женька, ни ОМОН, ни милиция, ни Господь Бог.
Про неё все забыли.
Даже Полина, которая, хоть и держала её на прицеле, при этом читала модный журнал.
Может, попробовать выбить у неё пистолет?..
– Только пошевелись, – предупредила Полина, едва у Лидии мелькнула такая мысль.
– Да стреляйте вы уже! – закричала Лидия, привстав в кресле. – Стреляйте! Лучше сдохнуть, чем ждать неизвестно чего!
– Вот ещё, – сказала Полина, переворачивая глянцевую страницу. – А вдруг Гоша придёт? Я в тюрьму раньше времени не хочу!
– Дура, – сказала Лидия.
– Сама идиотка. Нечего было тащиться за мной. Какая тебе разница, покончу я с собой, или нет?
– Я так воспитана. Человеческая жизнь – наивысшая ценность.
– Своя! Своя жизнь – наивысшая ценность! – поучительно вскинула палец Полина. – А ты полезла спасать чужую, спасительница!
– Да уж, теперь я буду умнее.
– Не будешь. Такие как ты до конца жизни остаются блаженными идиотками.
– Я хочу кофе!
– Ты заложница, а не клиентка в кафе!
Лидия медленно встала. Если Полина не собирается в тюрьму раньше времени, значит, не будет стрелять. Если ни Фрадкин, ни Женька, ни ОМОН, ни милиция, ни даже Господь Бог не собираются спасать её, она попробует выбраться отсюда сама.
– Сидеть! – взвизгнула Полина.
– Я хочу в туалет.
– Терпи!
– Я очень сильно хочу!
– Сильно терпи!
Лидия сделала шаг в сторону ванной. Пуля просвистела мимо виска и впилась в стену напротив.
Лидия села в кресло и зарыдала. Нервы сдали, и это никуда не годилось. Нельзя демонстрировать свои слабости этой фифе и психопатке.
– Терпи, – холодно сказала Полина, уставившись в журнал непроницаемым взглядом.
…Время шло, но ничего не происходило. Слёзы высохли, есть расхотелось, зато сморил сон. Лидия задремала, несмотря на нацеленный на неё пистолет и небрежно дрожащий на курке палец.
Очнулась она от крика:
– Дорогая, открой! Прошу тебя, не делай глупостей!
– Гоша! – подскочила Полина с кровати. – Гоша, ты?!
– Я, – обречённо ответил за дверью голос Георгия Георгиевича. – Я, дорогая! Открой!
Полина захохотала, повернула в замке ключ, и, распахнув дверь, навела пистолет на Гошина.
– Не шути так, да, я виноват, ну прости меня, нервы сдали, всё сдало, голова тоже, – затараторил Гошин, осторожно забрав пистолет у жены. – Прости!
– Обещаешь, что это больше не повторится?
– Не могу, – почесал пистолетом затылок Гошин. – Человек слаб, дорогая, и когда ему плохо, бежит туда, где ему лучше.
– И где тебе лучше?! – заорала Полина. – В ординаторской? С Козиной?!
– С тобой. Пока что с тобой. Выходите! – обратился к Лидии Гошин, заглянув в комнату. – Вы свободны, вам ничего не грозит.
Лидия встала, но поняла, что не может сделать ни шага. То ли свобода пришла чересчур неожиданно, то ли не с той стороны, с которой она ожидала, – только в глазах потемнело, ноги подкосились, и Лидия почувствовала, что теряет сознание.
– Чёрт, – как сквозь вату услышала она голос Полины. – Я очень к ней привязалась! Так приятно держать на мушке чужую жизнь! Такая милая девочка… Писать хотела, кофе просила, она жива? Если умерла, я не виновата!
– Фрадкин! – визгливо заорал Гошин. – Немедленно позовите Фрадкина! Почему у него люди падают?!
…Она очнулась от резкого запаха нашатыря и острого желания жить.
За окном было темно.
В кресле, разумеется, сидел Сэм Константинович, но не дремал, как обычно, а обеспокоено считал себе пульс.
– У вас закончился выходной? – слабым голосом спросила Лидия.
– Сто пять, – покачал головой Фрадкин и отпустил запястье. – Дикая тахикардия! Если так дело пойдёт, у меня случится один большой выходной на кладбище.
Лидия улыбнулась. Она первый раз видела доктора, озабоченного своим здоровьем.
– Вы будете жить долго, Фрадкин. У вас слишком большое чувство юмора для выходного на кладбище!
– Спасибо. – Фрадкин откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.
– Что со мной?
– Низкий гемоглобин. Вам нужно есть печень с кровью и пить гранатовый сок.
– Тоже с кровью? – прошептала Лидия, сделав попытку встать. Голова закружилось, сознание помутилось. – Господи, до чего хочется спать…
– Ничего удивительного. Я по ошибке вколол вам двойную дозу снотворного, – сказал Фрадкин, и, зажав сигарету в зубах, снова начал считать себе пульс.
– Хорошо, что не слабительного, – порадовалась Лидия, но, увидев, что доктор побледнел, бросилась к нему. – Сэм Константинович, вам плохо?!
– Очень. Кажется, предынфарктное состояние.
– Что делать?!
– Не знаю. – Он выпустил через нос две тонкие струйки дыма и закатил глаза.
Лидия заметалась по комнате, нашла пузырёк с нашатырём, вырвала пробку и сунула доктору под нос.
– Уберите, – оттолкнул он её руку. – Это не сердечное средство.
– А что сердечное средство? – закричала Лидия. – Сигарета?!!
– Сигарета очень даже сердечное средство, – похлопал её по руке Фрадкин и затянулся так, что столбик пепла вырос в два раза.
Лидия вырвала у него изо рта сигарету и жадно докурила её в два затяга.
– Господи, как хочется спать! Глаза не могу разодрать! Веки слипаются, а тут ещё вы со своим инфарктом!
– Ой! – Доктор опять сосчитал пульс. – Двести десять… С таким не живут. Это пульс подыхающего кролика. Самое обидное, что в эти минуты, в бассейне, ваша подружка проводит какой-то следственный эксперимент.
– Какой эксперимент? – подпрыгнула Лидия. – Что значит – следственный?!
– Она утверждает, что знает, кто убил Горазона, и хочет наглядно продемонстрировать картину преступления. Просила всех присутствовать!
Лидия вскочила, хотела бежать в бассейн, но ноги подкосились, и она упала на кровать.
– Ой!
– Ох! – схватился за сердце Фрадкин. – А давайте… это… кофейку, что ли, дерябнем? А туда – соль, сахар, коньяк, перец, корицу и горсть камушков-гастролитов[2].
– Это не смертельно?
– Увидим.
Ни кофе, ни соли-сахара, ни коньяка, ни перца, ни корицы, ни тем более камушков-гастролитов под рукой не было.
– Пойдёмте уж какие есть, – предложила Лидия и помогла Фрадкину встать.
– Да, уж какие есть… – Опираясь на стены и друг на друга, они потащились в бассейн.