— У него это на лбу было написано?
Я так резко села в постели, что рука Пашки, которой он обнимал меня за плечи, соскользнула.
— Паш, что ты от меня хочешь?
— Много чего, — его взгляд переместился на мою грудь, да там и прилип. — Но именно сейчас я хочу знать, почему скрыла от меня, что ты омега?
— А я именно сейчас хочу знать, с чего вы все взяли, что я эта самая омега, да и что вообще это такое не помешало бы мне сообщить.
Павел тоже сел и удивленно уставился на меня:
— Ты не знала?
— Если бы мне кто нибудь объяснил в чем дело, то знала бы. А пока все наперебой только командуют и орут на меня.
— Зейли тебе разве не сказал?
— Паш, я сейчас тебя стукну, если сию минуту не объяснишь, что произошло! Чего вы все на меня смотрите, как на какое-то неизвестное науке существо?
— Если ты не знала что делаешь, то как вообще у тебя все получилось? — озадаченно смотрел на меня мой оборотень. — Тем более твоя волчица пока заблокирована.
Я зло рыкнула и Павел удивленно приподнял брови:
— Что?
— Можно попонятнее?
— Ладно, — он шумно выдохнул и снова улегся на постель, — иди ко мне.
Я, как и до этого, уютно примостилась в крепких объятиях мужу под бок притулилась к его плечу щекой. — Что ты знаешь об омегах? — спросил Пашка и тихонько, едва касаясь, поцеловал мои волосы.
— Буква такая есть, — начала перечислять я.
— Ещё.
— Часы швейцарские, очень хорошие, — добросовестно продолжила я.
— Ещё.
— Вокальная группа такая была когда-то. То ли венгерская, то ли болгарская. Про девушку с жемчужными волосами пели.
— Понятно, ты нарочно меня дразнишь.
— Ты спросил, я ответила.
— Хорошо. Что-то еще тебе известно об омегах?
— Ты добиваешься, чтобы я сказала что знаю, что что в стае хищников омеги находятся на самом низу иерархической лестницы? Да, я знаю это! Дискавери иногда смотрю. Ты это хотел услышать?
— Да, это.
Значит, все таки последняя буква в алфавите. Быстро соскользнула с кровати и направилась к выходу.
— Виктория, подожди, мы еще не все обсудили.
Оглянулась у самой двери:
— Апполинарий, я хочу побыть одна, — собрала все силы, чтобы голос не дрожал. Не очень-то приятно знать, что в твоей новой семье тебя считают низшим существом. Причем все.
— Вика!
— Я не имею права на такую вольность, как делать то, то мне нравится? — Боже, я сейчас зареву, если тотчас же не уйду.
— Малышка, не глупи, конечно ты можешь делать то, что хочешь, — блондин спрыгнул с кровати и приблизился ко мне.
— Даже если я захочу уйти от тебя? — я уже еле сдерживаю рвущиеся на свободу слезы. Поэтому отворачиваюсь от мужа и делаю еще один шаг к двери. На плечи мне легли широкие ладони, удерживая меня на месте.
— Все, кроме этого.
— Правда? — я выкрутилась из объятий супруга и посмотрела прямо ему в глаза. Непрошенная слезинка все таки выскользнула из уголка глаза и покатилась по щеке. — Тогда что такое сейчас было? — махнула рукой в сторону лежащей под ногами поверженной двери.
— Я испугался за тебя, — муж немного наклонился и слизнул слезинку с моего лица. — Не плачь, любимая, — прошептал он склонившись еще ниже и провел языком по брачной метке. — Я очень испугался, когда увидел, что к тебе направляется Торстейн. А потом еще и Зейли рассказал, что это не в первый раз ты пытаешься успокоить внутреннего волка оборотня. Сказал, что раз уж ты справилась с Догером, то Торстейн тебе не соперник.
Горячие губы прижались к моей шее, обжигая и вызывая дрожь во всем моем теле. Но… сейчас мне ничего большего не хотелось. Попыталась вырваться, но на этот раз муж меня не отпустил. Он просто прижал меня к своей груди и гладил по волосам.
— Зейли хочет, чтобы мы переехали к нему в дом.
Я напряглась:
— Что, в его хоромах не хватает козла отпущения? Никуда я не поеду! Я вообще больше не хочу покидать свой мир!
Павел резко отстранился и удивленно уставился на меня:
— Что ты городишь? Какой козел отпущения? Я думал ты на меня злишься, а ты… Ты хоть в курсе, что истинной омеги в нашем клане не было уже больше пятидесяти лет?
— Я должна радоваться, что меня считают совсем никчемной?
— Совсем спятила! Никто тебя никчемной не считает. Просто волчица твоя слабая.
— Благодарю за комплиман!
— Но это правда, ты даже с Микой не сможешь справиться, хоть девчонке еще только восемь лет.
— Еще раз спасибо! Мне уже начинать плакать от умиления?
— Не язви! Ты хоть понимаешь разницу между просто омегой и истинной, той которая омегой уже родилась?
— А есть разница? — невесело усмехнулась я. — Что в лоб, что по лбу…
— Есть и весьма существенная. Как ты уже догадалась, законы стаи оборотней, сродни законам обычных волков. Да, как я тебе уже рассказывал, когда-то мы не очень отличались от хищников поведением. Но оборотни еще и люди, а не только звери. Потому сейчас мы не очень то и отличаемся, например, от жителей вашего мира. Но раньше, все действительно так и было, чтобы расчистить себе место повыше, мои предки убивали мешающих им соперников. Кто не хотел умирать, те подчинялись более сильным, быстрым, напористым. Самые жестокие, свирепые и кровожадные доминировали, выбирались вожаками стай. Омегами становились самые слабые.
Пока что ничего приятного для себя я не услышала, но не перебивала. Раз начал так издалека, то это не просто так.
— Тогда то и появились первые истинные. Но их всегда было очень мало. В отличии от омег, которые перемещались на низшие ступени в результате естественного отбора, истинные уже рождались со слабой волчицей, но взамен они кое что получали.
— Что же именно? — саркастически спросила я. Что-то не замечала за собой ничего особенного. Девушка, как девушка, разве что…
— Они слышали эмоции звериной сущности? — наверное это и есть тот дар, который имеет в виду мой супруг.
— Нет, — тепло улыбнулся Пашка, — они могли эти сущности успокаивать. Влиять на их настроение, справляться с агрессией и злостью. Навязывать свои эмоции. Это как бы защитная реакция, чтобы им не причинили вреда.
— Что? — удивилась я. Не такого ответа я ожидала. Я же самоуверенно считала, что просто отвлекаю их беседой, как доморощенный психолог.
— И еще, — Пашка хитро ухмыльнулся, — обычные омеги не способны сопротивляться приказам доминантного волка, а уж тем более спорить с Верховным альфой. Как, кстати, и остальные члены клана.
— Вот как? — только и смогла пробормотать
— Правда здесь есть одно “но”, - продолжил муж, — этой способностью управляет вторая ипостась омеги. А твоя волчица еще спит. Как ты смогла угомонить Догера? Я же видел, что он уже не мог обернуться человеком без посторонней помощи.
— Не знаю, — растерялась я, — наверное очень сильно хотела помочь твоему другу.
Вот это новость! Я подобного даже не ожидала. Когда пыталась создать хоть какую-то связь между собой и Догером, не думала, что у меня какие-то способности есть. Просто надеялась, как и многие люди, если очень-очень чего-то хочешь, то это обязательно сбудется. Поэтому и просила, чтобы оборотень поговорил со мной, хоть он и не слышал моих слов.
— Малыш, ты поняла, что я сказал? — Павел подцепил пальцем меня за подбородок и приподняв голову посмотрел мне в глаза, — Зейли хочет, чтобы мы переехали к нему в дом.
Я сразу напряглась и отодвинулась. Муж, почувствовав неладное нахмурился.
— Слышала, Паш, слышала. А еще я слышала, как совсем недавно ты обещал мне дать возможность закончить учебу, собственную мастерскую для работы предлагал и еще кое- что.
— Я помню, — подтвердил он бесстрастно, — но обстоятельства немного изменились, ты не находишь?
— Думаю, что обстоятельствами можно оправдать что угодно.
— Вика, — Павел нахмурился еще больше, меж бровей залегла морщинка, — ты считаешь, что учеба главнее, чем дела твоего клана?
— Твоего клана, Паш, твоего. Своим я стану его считать только тогда, когда нужна вам всем буду сама по себе, а не как успокоительная таблетка.
— Это жестоко.
— Не думаю.
— Вика…
— Послушай, — перебила я супруга и спокойно глядя ему в глаза, — Я хочу побыть одна.
Слишком много на меня последнее время навалилось. Кажется будто груз какой-то на плечах обосновался, невидимый, но оттого не менее тяжкий.
Павел молча смотрел на меня, словно ожидая продолжения.
— Мне о многом нужно подумать, — добавила я.
— Например о чем?
— Ну, — я потерла виски, потому что представила себе глупую картинку, на которой свора обезумевших волков грызут прутья клетки в которой я сижу на полу, сжавшись от страха, прижимая ладони к ушам, чтобы не слышать лютого рычания. От этого начала болеть голова.
— Например о том, — продолжила, — можно ли попытаться изменить судьбу и если можно, то что для этого нужно?
Павел снова помолчал, потом безжизненным голосом спросил:
— Ты не хочешь, чтобы я был в твоей жизни?
Я шумно выдохнула. Ну что за вопросы? Говорила же, что люблю его, почему сразу все на свой счет принимает?
Подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к щеке Павла. Он чуть повернул голову и поцеловал меня в ладошку. Своей рукой прикоснулся к моим волосам и легонько погладил.
— Я не хочу, — муж замер, ожидая продолжения моей речи, — чтобы мне отдавали приказы посторонние люди, которых я вообще вижу в первый раз. Я не хочу, чтобы вечером за моим окном всходила зеленая луна. Я не хочу, чтобы меня воспринимали, как никуда не годную слабачку, не способную ни на что, кроме болтовни. Я не хочу, чтобы меня называли полукровкой и пугали. Я не хочу, чтобы Верховный заставлял меня жить в своем поместье, как птицу в клетке. И я не хочу, — сделала едва заметную паузу, указывающую на то, что главное прозвучит именно сейчас, — чтобы в моей жизни не было тебя. Я безумно этого не хочу.
В ту же секунду, как прозвучало последнее слово, я была схвачена
в такие крепкие объятия, что у меня ребра чуть не затрещали, а мой рот накрыли губы мужа и начали целовать с такой неистовой страстью, что мое тело немедленно ответило на такой натиск, выгнулось, пытаясь вжаться в мужчину целующего меня как в последний раз, слиться с ним, срастись в одно целое. Стон вырвался из моего горла и тут же Пашкин язык ворвался мне в рот, нежно поглаживая, лаская. Голова пошла кругом.