— Будет теперь два Ленина, — улыбнулся я. — Но пока поздравлять не буду.
— С меня стол, конечно. Всех вас, ребята, приглашаю. Только ты, Толя и вы, парни, пока не говорите никому, вдруг опять сорвётся что-то. Нервная обстановка сейчас на Съезде… Мало ли, поменяется настроение у генсека.
— Там не генсек же решает. Ну не суть. Я и не болтаю, вам только по секрету.
— Думал, не доживу! — не может поверить разволновавшийся коммунист.
— Да ты ещё и второго успеешь получить, — подбадривает его Шенин.
— Не, не успеет, — умничаю я и, поняв двусмысленность фразы, торопливо добавляю: — В прошлом году решили, что только один раз можно! Но зато даже если один раз наградил, то бюст на родине можно будет ставить! Бронзовый!
Чёрт, чё я несу⁈ Бюст можно… но после смерти. Впрочем, гости деликатно моей промашки не заметили. Да и вообще скоро отменят эту награду. Года три осталось… Если всё, конечно, пойдёт так, как было в моей версии истории.
— Ладно, мы тогда по коням? — вопросительно глядя на Шенина, предлагает Вепрев.
— Да, едем. Кстати, Толя, на заметку возьми: в Дубне открыли кооператив по аренде автотранспорта, лодок там разных, аквалангов. Вот вчера моя «Волга» колом встала, так сегодня за двадцать пять рублей езжу! — удивил меня босс. — Кстати, у нас в крае тоже можно такое организовать. Новые времена наступают.
— Каршеринг, — понимающе сказал я, но меня никто не понял.
Похоже, нет такого слова ещё в русском языке. Сам каршеринг есть, а слова нет. Просто «аренда»!
— А у тебя, смотрю, везде прихваты, и в Норвегии тоже, — уважительно цокает языком Генка, как только гости ушли.
— Во! С Вепревым надо на сабантуе поговорить о том, чтобы мясо закупать и молочку ихнюю, — встревает молодой отец. — А то Ленка всё время своего отца просит… А чё отец? У неё муж есть!
Мы ещё немного посидели, поболтали, и я, наконец, лег спать.
На следующий день на Съезде ничего особо интересного не случилось. Ну, разве что Лукьянова выбрали первым замом Горбачёва. Мучали его вопросами не один час, но этот товарищ — тот ещё махровый партократ, его с панталыку не сбить. Например, кто-то из депутатов спросил про пакт «Молотова-Риббентропа». Типа, «Каково ваше отношение к нему?» Так Лукьянов, не моргнув глазом, предложил вернуться к этой теме, когда будем рассматривать «Разное». Жук, короче.
Заседание уже подходило к концу, как один из депутатов посетовал с трибуны, что на митингах совсем нет советских и партийных работников. Мол, был он вчера в Лужниках… политически аморфны они.
— Враньё! Вчера выступал там секретарь МГК, так ему и рта открыть не дали! — раздался вдруг с галёрки знакомый голос.
А вроде как Генка кричал, неудовлетворенный несправедливым решением в отношении распределения ленинградских мест и случившейся вчера потасовкой. Он сегодня с самого утра взвинченный какой-то. Илья тоже, но тому лишнее слово прилюдно сказать… да страшнее войны.
— Правда, товарищ? — поправил очки генсек, выискивая взглядом того, кто это там орёт!
И Генка не тушуется. Наоборот, встаёт во весь свой немалый рост.
— Чуть до драки дело не дошло! — заявляет громко он. — Мы, воины-интернационалисты, тоже хотели выступить, но нам не дали! Ещё и пришлось товарища Карабаса защищать… Чуть сами не поплатились за это!
В зале послышались смешки. Заулыбались все: и те, которые знал товарища Карабасова, из-за перевранной фамилии, и те, кто подумал, что «Карабас» — это кличка. В общем, в зале стало шумно, и Генка, сконфузившись, сел на место.
— Наверное, я пришёл позже, — быстро нашёлся, что ответить выступающий, некто Бойко.
— Ну, с такой охраной, думаю, Юрию Сергеевичу бояться было нечего! — пошутил Горбачев, давая понять, что Карабасова он знает.
Да, Генка широк в плечах и одет в парадку с боевыми орденами, не то что мой норвежский крест…
Чёрт, сперма… Блин, забыл уже! А надо озаботиться этим вопросом. И не за ради надоев рекордных, просто шеф не часто меня лично о чем-либо просит.
— Невольно посочувствуешь врагам Карабаса. Любого Буратину руками разломает! — насмешливо шепнула мне Ленка, которая до этого со мной почти целый день не общалась, сильно порадовав этим молчанием своего врага — учителку.
— Карабасов его фамилия, — строго поправил я девушку.
— Я думаю, депутату мы завтра слово обязательно дадим! Да, товарищи? — зачем-то спрашивает у зала Горбачев, будто ему кто-то возражать станет. — Товарищ, вы подойдите после заседания в президиум, мы вас запишем на выступление.
«Тваю ж мать!» — психанул я. Это мне вместо сна сейчас речь ему писать? А потом ещё переживать, чтобы Генка там не ляпнул чего лишнего? Причем писать надо сейчас, ведь ему ещё учить её придется. Вдруг прямо с утра слово Генке дадут? Впрочем… пусть по бумажке читает! Сейчас такое многие тут практикуют!
— Толь, Толь… — бежит за мной громила Генка.
Был бы он без формы, и где-нибудь в тёмном переулке, парня можно было бы и испугаться! Народ вон как от Генки шарахается, расступаясь в стороны.
— А зачем рот открыл? — решаю маленько помучить я приятеля. — И не проси… Я вот с красивой девушкой в кино сегодня вечером иду, — говорю я, бесцеремонно хватая за руку Лену, которая почему-то и не думает вырываться.
— То-о-оль! — чуть не плачет орденоносец.
— Ладно! Что-нибудь придумаю… — решаю проявить милость.
— Я могу помочь вам речь составить, — вдруг предлагает прокурорша, оглядывая ладного фигурой и не такого страшного мордой, в отличие от меня, парня.
— О, класс! Спасибо большущее! Ребят, я в президиум, одна нога там, другая… — порадовался будущий выступающий, не поняв, конечно, причину Ленкиной доброты.
«Вот и ещё одну бабёнку пристрою», — радуюсь про себя я.
А что! Витьке бабу нашёл, теперь Генке. Илье не буду никого искать, чревато. И я даже не Лукаря опасаюсь, а его дочку больше. Та уж придумает как мне жизнь испортить!
Глава 15
Мимо прошёл довольный Ельцин, которому сегодня Казанник отдал своё место в Верховном совете. БН успел мне подмигнуть, но к себе звать не стал. И неудивительно — с ним было полно важных дядь.
Дожидаться Лешнёва из президиума пришлось недолго, но мы с Ленкой успели обсудить, зачем генсек хочет дать слово парню. Судя по всему, вся эта митинговая активность, несмотря на красивые слова о демократии, Горбачёва жутко злит и пугает. Вот вроде бы свобода слова, гласность, Перестройка… а когда толпы на площадях начинают реально бузить — уже не так весело. А уж наглость отдельных депутатов, которые, по сути, бросают вызов человеку, ещё недавно полновластно управлявшему партией и страной, вообще воспринимается, как личное оскорбление.
— Надо сделать свободным доступ к микрофону, — предлагает Миндубаева.
— Анархия будет. Наоборот — нужен предварительный список выступающих. Ну, хотя бы основной, чтобы была гарантия, что дадут слово не только тем, кто с критикой лезет, — качаю головой я.
— Это понятно, но твой друг… кстати, он женат? — спрашивает Ленка как бы между делом, — говорил, что был на митинге и ему не удалось выступить. Думаешь, был бы он в списке — это помогло бы?
— Может, и нет, — игнорирую я вопрос про Генкино семейное положение. — Но уже можно будет сказать, что, мол, нарушаются демократические принципы, что организаторы против Перестройки и тому подобное. И в следующий раз не разрешать им проводить митинги!
— Гениально! Толик, ты молодец. Да, это веская причина не выдавать им больше разрешения от Моссовета, — похвалила меня Ленок.
— Ну, люди всё равно припрутся. Листовки ведь по всей Москве ходят, — предвижу я. — Впрочем… митинг все равно состоится, но выступать там будут уже другие люди. А большинству все равно, кто организатор: поди разберись, чем общество «Мемориал» отличается от, скажем, общества «Память»! Хотя, если выступающие будут чушь нести… заплюют.
— Не слышала ни про «Мемориал», ни про «Память». Кто это вообще? И наверное Толя, не надо ставить таких глобальных планов. Просто запретить организовывать митинги тем, кто нарушает демократические советские принципы, ну и заранее согласовывать списки выступающих. Можно даже перед началом митинга их оглашать. Да, на трибуны будут лезть недовольные, но главное — плюрализм!
Эко её штырит от азарта! Вцепилась в мою руку, пальцы горячие, взгляд — колючий, но не колкий, а… цепляющий. И лицо… Не холодное и надменное, как обычно, а живое и чувственное. Вот ведь… совсем другая. Я невольно залюбовался девушкой.
И тут же ловлю себя на этом. Ой, Толян, аккуратнее. Ты же вроде как уже в броне, а? Но, чёрт возьми… В этот момент она мне нравится. По-настоящему.
— Главное — плюрализм! — подтверждает слова Елены Прекрасной запыхавшийся Генка. — Дали! Правда, всего три минуты. Буду выступать с самого утра!
— Всё ясно. Так, семи ещё нет… Поедем в наш ресторан и обсудим твою речь? Или… Лен, возьми на поруки мальчика! Мне в посольство Норвегии надо, и так не знаю — успею или нет.
— Ты же вчера там был, — напомнил Генка, а потом, хлопнув себя по лбу, простодушно выдал: — А… ты насчёт спермы бычьей! Понял, понял!
— Насчёт чего? — округлила глаза Ленка.
Пришлось рассказывать, что ценная продукция норвежского животноводства — это не только мясо и молоко от их чудо-коров… А ещё и то, что требуется для производства этих самых коров в промышленных масштабах.
— Толя, а ты знаешь, что у меня отец — глава совхоза! Мне тоже нужна эта ваша ценная сперма!
— Тихо ты! — цикнул я, ибо понять её окружающие могли неправильно.
Подумают ещё про нас с Генкой невесть чего! Судя по всему, Ленка тоже поняла двусмысленность своей фразы и слегка покраснела. Один возбужденный предстоящим выступлением Генка не врубился. Ну, ему и не надо. Пусть думает о своей речи.
Поехали мы по разным адресам. Ленка повезла «мальчика» ужинать, потом, наверное, «танцевать» его будет, а я поймал тачку и поехал в посольство к викингам.