— Будем искать брод… Можно попробовать и вплавь, но только место надо найти поуже, лошади вынесут…
— Я не умею плавать, — сказал дед.
— Тебя никто и не заставляет. Лошадь-то умеет. А ты будешь сидеть на ней, Устраивает?
— Не пробовал.
Подходящее место нашли где-то к обеду. Течение, как и всюду, было сильное, но зато это было самое узкое место, на стремнине бурлило — значит, было не так уж и глубоко.
На обоих берегах росли высокие тополя; здесь, в долине, не было ветра и казалось даже теплей.
— Попытаемся здесь, — сказал Аникей. — Обедаем на том берегу.
Они разгрузили лошадей, оставили на них только седла. Достали резиновую лодку-пятисотку, накачали ее.
— Афанасьич, поищи карабины. У нас было два альпинистских карабина. И давай оба мотка капроновой веревки. Веревка нам теперь нужна.
Геолог надел меховые носки-чижи, нерпичьи торбаса, сверху натянул нерпичьи брюки.
— Хорошо-то как, действительно! — И он с удовольствием попрыгал, походил в новом облачении.
— Совсем ты чукча, — засмеялся дед. — Ну, чукотский начальник, что делать будем?
Аникей сидел, думал.
— План такой, — сказал он. — Один конец этого толстого капронового линя намертво привязываем к этому тополю. Я переплываю на Орлике и закрепляю так же на том берегу второй конец. Ясно?
— Ясно.
— Но прежде весь груз мы закрепляем на лодке. И пока она на берегу, второй, тонкий линь, привязанный к носовому коушу лодки, я вместе с канатом перевожу на тот берег, одновременно. Ясно?
— Ясно.
— Еще не все. Через два боковых коуша лодки пропускаем кусок веревки — отрежь метра три, вот так, ага, концы связываем. При натяжении получается треугольник, видишь?
— Да.
— Теперь вершину треугольника намертво привязываем к карабину, а сам карабин защелкиваем на основном тросе, И когда я буду тянуть лодку с того берега за тонкий носовой линь, одновременно лодка будет удерживаться карабином и карабин будет скользить. Оба натяжения не дадут лодке перевернуться. Течение в этом случае будет даже помогать, так как основное напряжение, ляжет на карабин.
— Вот здорово! — восхитился дед. — Ты сейчас придумал или раньше пробовал?
— Не пробовал, но видел.
— Так. А я? — уныло спросил дед. — Я ведь плавать не умею.
— Вот задача-то, — почесал в затылке Марков. — Эх! Не будь течения, мы бы живо решили задачу про козу, волка и капусту… Как же ты до этого жил, если плавать не умеешь?
— Я с детства воды боюсь, — признался дед.
— С тобой так, — решился Марков. — Будем — как лодку. Давай тот моток, подлиннее. Обвяжем тебя вот так под мышками. Крепкий узел?
— Вроде крепкий.
— Давай-ка затянем. — Марков подошел к дереву, перекинул веревку, подтянул до предела, закрепил. — Ну, подожми ноги, повисни!
Дед повис.
— Ой! Под мышками режет!
— Ничего, зато узел — не развяжешь, только разрезать.
Марков отвязал от дерева линь.
— Теперь давай небольшой конец. Обвяжем тебя вокруг пояса. Нет, не за ремень — ремень может лопнуть. Вот так, потуже. А на свободный конец привяжем второй карабин. Ты его защелкнешь на основном тросе, прежде чем идти с Серым в воду. Понял? Получается — ты страхуешься так же, как лодка.
— Только лодка умеет плавать, а я нет.
— Ничего, выплывешь. Не так все и страшно. Ширина тут невелика, метров пятьдесят. Можно бы веревки перебросить, но пятьдесят метров мы не докинем. Вот и придется мне все три веревки везти… Лишь бы не запутались — самое главное. И снос большой. По сотне метров есть в мотках?
— Больше…
— Хватит даже при сносе, надо попробовать. Ну, а если они у меня кончатся, а я все еще буду в воде, ты веревки потихоньку вытащишь назад, они же привязаны на твоей стороне… Тогда что-нибудь еще придумаем. Не может быть, чтоб не придумали! Голь на выдумку хитра!
— Жизнь заставит, — вздохнул Афанасьич.
— Зато это единственная переправа. Впереди по маршруту больше рек нет. Давай покурим.
Они закурили.
— Да, чуть не забыл, — спохватился Марков. — Перед тем как сесть на Серого, сними сапоги. Сними сапоги, привяжи их на лодке. Надень шерстяные носки. Не босиком, а в шерстяных носках. Понял? Купание нам всем обеспечено сегодня, по горло, но лучше купаться в носках. Как только я переберусь, сначала распалю костер. Пионерский. Сушить будет чего, это уж точно…
— Я б лучше сейчас в Ольховку вернулся, — признался дед. — На черта мне эта купель?
— Я бы тоже вернулся, — улыбнулся Аникей. — Не паникуй, последний бросок — и все.
— Хорошенький пляж… — ныл Афанасьич. — Прямо Сочи.
— Да, — засмеялся Аникей. — Пальм и фикусов не хватает.
Он бросил сигарету.
— Сейчас потренируемся, как они чувствуют воду. Ох, черт! Седла-то снять забыли. Сейчас я сниму, ты сиди. Их никак нельзя мочить. Мокрый войлок — коню беда, враз спину сотрет.
Аникей распустил подпруги, отнес седла к лодке. С трудом взобрался на Орлика.
— О-хо-хо! Совсем никудышный я кавалерист. — И, натянув поводья, легонько дал Орлику шенкеля и направил его к реке.
Орлик послушно, осторожно ступил в воду, вошел в реку по колена, Аникей повернул его и прошелся немного по воде вдоль берега.
— Этот пойдет. Давай теперь Серого.
Аникей залез на Серого, натянул поводья, но конь мотал головой и не хотел идти в воду.
— Дай прут, Афанасьич!
Аникей стукнул коня пятками по животу, хлестнул прутом, и тот покорно пошел в воду.
— Поупрямится и пойдет как миленький! — сказал Марков. — Только не либеральничай, прут не забудь. Давай еще договоримся о сигналах — с того берега не докричишься. Руки скрещены над головой — значит «Внимание!» Одна рука резко вверх и вниз — «Пошел!» Обе руки в стороны «Возвращаюсь». Без сигнала не трогайся.
— Понятно, понятно.
— И пожалуйста, все время следи за мной, не отвлекайся. Ну, что ж, начнем.
Аникей приладил к поясу сумку, положил туда три мотка капроновых линей, концы которых были закреплены на тополе, на лодке и на Афанасьиче. Сел на Орлика, попробовал, как будет стравливать веревки — все получалось.
— Пошел!
Орлик, как и раньше, осторожно вошел в воду.
— Давай, давай, Орлик! — шептал Аникей.
Вода была уже коню по брюхо. Орлик поплыл, высоко держа голову. Аникей одной рукой вцепился в поводья, другой лихорадочно стравливал веревки. Волна сильно ударила лошадь, и ее начало сносить.
— Давай, давай, Орлик! Родной, выноси, родимый!
Веревки шли хорошо. Аникея залило по пояс, он чувствовал, как вода струйками течет в штаны и в торбаса.
— Быстрей, Орлик! Быстрей!
Аникей со страхом смотрел, как Орлик тянул голову из воды. Он боялся, что вода попадет коню в уши: говорят, они после этого сразу тонут; он боялся, что волна хлестнет его в пасть и конь не выплывет.
— Давай, Орлик! Весь сахар тебе отдам, родимый, держись! Держись, Орлик! — шептал Аникей.
Он не чувствовал холодной воды, все его мысли были там, на берегу.
— Хорошо, Орлик! Хорошо! Не бойся!
Течение было сильным, но конь с ним справлялся, клубки разматывались. Еще немного… совсем немного.
— Есть! Есть! — заорал Аникей.
Конь почувствовал под ногами дно, течение ослабло, и Орлик быстро стал выходить на берег.
Аникей соскочил, бросил сумку, прижался щекой к морде коня.
— Молодец, Орлик! Молодчага!
Конь стоял, опустив голову, с него стекала вода, он подрагивал.
Аникей придавил камнями два тонких линя, а толстый канат взял с собой и пошел укреплять его на тополе. Так же, на всякий случай, привязал тонкие веревки к деревьям. Потом взял ту, что тянулась от лодки, и вышел на берег. Скрестил руки над головой: «Внимание!» Опустил резко обе вниз: «Пошел!»
Афанасьич защелкнул карабин на тросе, столкнул лодку в воду, и Аникей быстро начал выбирать носовой линь.
Течение тащило лодку вниз, трос образовал угол, но Аникей быстро перебирал веревку, а карабин скользил хорошо. «Трос надо натянуть повыше, провисает», — думал Аникей. И вот лодка царапнула гальку. Аникей подбежал, подтащил ее повыше на берег и стал разгружать. Разгрузив полностью, вытащил на берег, отцепив карабин. Нашел рюкзак с продуктами, достал сахар, захватил в каждую руку по полной горсти и понес Орлику.
— Ешь, Орлик! Ешь!
С сахаром конь управился быстро, и Аникей пошел разжигать костер. Когда занялся большой огонь, он подумал, что надо бы сообщить деду, чтобы перевязал трос повыше, но кричать было бесполезно.
Тогда он вырвал из полевой книжки лист, написал записку, срезал карабин с веревки и примотал записку к карабину бинтом, спустился к воде и скрестил руки над головой: «Внимание!».
Дед внимательно следил. Аникей нашел гальку поувесистей, швырнул, но камень, немного не долетев, упал в воду. Тогда Аникей чуть отступил назад, разогнался и высоко послал карабин. Карабин упал на берегу. Дед подобрал его, торопливо разбинтовал, прочитал записку.
Аникей видел, как Афанасьич полез на дерево, чтобы перевязать трос двумя метрами выше, как он просил. Когда дед спустился, он со своей стороны полез на дерево, поднял трос на два метра и, как можно сильнее натянув его, завязал, несколько раз обмотав ствол тополя.
Дед уже сидел на Сером в ожидании команды. Мысленно он прощался с жизнью.
— Пошел! — скомандовал Марков.
Афанасьич пристегнул веревку от пояса к тросу, карабин держал надежно, веревка не тянула — был еще припуск. Он хлестнул Серого, натянул поводья, крикнул на коня и снова хлестнул. Серый видел, что Орлик уже на том берегу, он видел, как тот плыл, и понял, что от него ждут того же, и это не страшило. Он спокойно, лучше, чем на тренировке, вошел в воду и поплыл. Аникей тянул веревку, которой была обвязана грудь деда, сбрасывая метр за метром.
Лошадь сносило, трос сильно натянулся, но карабин крепко держал седока, да и Аникей потихоньку их подтягивал.
Серый высоко держал голову, как и Орлик, но с течением справлялся труднее. На середине реки он выбился из сил, вдруг развернулся спиной к течению, волна ударила его и понесла вниз, трос сорвал