Василий ВоронковСовершенный изъян
Пётр распахнул дверь фургона, стал выбираться из скрипящего сидения и чуть не упал в снежную грязь. Чертыхнулся, ухватившись за дверную ручку. Устоял. На секунду всё перед глазами подёрнула густая рябь — как аналоговые помехи на старом экране.
Вик сидел на карачках рядом с трупом.
— Весёлая у нас, блядь, ночка! — проворчал он. — Уже третий! Прям голубиный мор какой-то!
Света на улице почти не было, не считая тусклых фар служебного фургона и яркого фонаря над загаженным подъездом неподалёку. Фонарь, однако, слепил, а не освещал, и всё вокруг казалось чёрным — даже снег, несущийся в воздухе.
— Хоть бы премию за урожай платили! — вздохнул Вик.
Он выругался — смачно, с наслаждением, словно это было непременной частью приёмки, — сплюнул на асфальт и вытащил из старой засаленной куртки медицинский браслет.
Пётр хотел закурить, но вспомнил, что оставил пачку в фургоне. Он оглянулся, как бы проверяя, что всё осталось на своих местах — фургон, стоящий у обочины с работающим мотором (одна фара светит тускло и косо, как подбитый глаз), перекошенный фонарный столб, остатки раскуроченного паркомата.
Голова у Петра раскалывалась от боли. Даже блеклый свет буравил виски́. Он стоял спиной к подъезду, выбрав из двух зол — фар и газового фонаря — меньшее, но свет всё равно прожигал его насквозь, как рентгеновское излучение.
Вик тем временем прилаживал на запястье браслет. Петру на секунду почудилось, что вместо лица у покойника ровное белое полотно — пустая заготовка, из которой забыли вылепить черты. Он прикрылся ладонью от света фар.
Молодая девушка.
— Красивая! — Вик убрал с мёртвого лица прядь светлых волос. — Красивая, дурёха!
Пётр склонился над лежащим телом и вдруг понял, что снег действительно чёрный.
Он кашлянул, прижал руку к груди. Даже сквозь плотную одежду чувствовалось, как судорожно и неровно колотит сердце. Да ещё головная боль. Бутылка, выпитая с Виком для согрева, не пошла на пользу. К тому же от холода всё равно ломило кости.
— Трупного покамест нет, — сказал Вик.
Браслет, криво прилаженный к запястью, вздрагивал и угрожающе гудел, точно наручная бомба с часовым заводом.
— Прямо живая, — сказал Пётр.
Девушка — лет двадцати на вид — и правда была красива. Лицо — белое и симметричное, как у призраков. Глаза — закрыты, словно она зажмурилась, чтобы загадать желание.
— Скажешь тоже — живая! — фыркнул Вик. — Я много трупяков на этой работе повидал! Живые так не выглядят!
— Да не о том я!
Пётр рассматривал покойницу. Худенькая, даже тощая, будто питалась одними таблетками и витаминной смесью. Короткое пальто немногим ниже колен. Тёмный свитер с высоким горлом.
— Не похожа она на бездомную, — сказал Пётр.
— Похожа, не похожа. Какая нам-то разница?
— И чего её сюда занесло?
— Да хуй его… — Вик поёжился от холода. — Не бывает здесь никого, кроме бомжей. Раз тут нашли — значит, бомжиха.
— Просто как всё у тебя! — хмыкнул Пётр.
— А на хера усложнять?
— А если её…
Пётр осмотрелся. Свет над подъездом ударил в глаза. Он закашлялся — сердце не отпускало.
— Чего с этой твоей машинкой?
Браслет на запястье мёртвой девушки ходил ходуном, скрипя и подвывая.
— Жетончик не может сделать по ходу. Вот же блядская шарманка!
— И чего?
— Да чего, чего… — Вик потёр заросший подбородок. — Кажись, запасной должен быть.
— Кажись…
Пётр присел рядом с телом, выключил браслет и стянул его с запястья. Массивный пластиковый корпус раскалился так, что едва не обжигал. Пётр сжал его в руках, чувствуя, как в пальцах восстанавливается кровообращение.
— Давай!
Вик отобрал у него браслет и заковылял к машине. На секунду он попал в луч прожекторного фонаря над подъездом, и его тучную неповоротливую фигуру охватил бледный ореол, как у призрака.
Снегопад усилился. Тёмный снег оседал на тело девушки, как пепел. Пётр невольно отряхнул рукав её пальто и провёл пальцами по ткани. Отвернул подол. Вся подкладка была усеяна тонкими серебристыми прожилками.
— Лови! — крикнул объявившийся из темноты Вик и швырнул в лицо Петру браслет.
Тот насилу поймал.
— Чуть глаз не вышиб!
— Не вышиб же!
Препираться, даже в шутку, не было сил. Пётр нацепил браслет девушке на запястье и щёлкнул включателем.
— Во будет тема, если и запаска вконец накрылась! — заявил Вик.
— У неё термопальто, — сказал Пётр.
— Чё?
— Термопальто. Часто видел таких бездомных?
— Может, она это… — Вик почесал затылок. — Да хуй её знает! Украла эту херовину у кого! Мало ли чё!
Браслет замолк и выплюнул на асфальт чёрный жетон. Пётр подобрал жетон, поднял на свет, но всё равно не смог ничего разглядеть.
— Всё! — гаркнул Вик. — Можем грузить!
— Не похожа она на бездомную. — Пётр спрятал в карман жетон и аккуратно снял с запястья девушки браслет — так, точно боялся её разбудить. — И как она могла замёрзнуть, если у неё термопальто?
— Чё ты бурчишь там? — Вик уже раскладывал пластиковый мешок. — Давай, а то я здесь околею к херам!
— Погоди.
Покойная будто спала, разлёгшись на промёрзлом асфальте. Ветер взъерошил волосы у неё на голове.
— Чего-то здесь не так, — нахмурился Пётр.
— Не так ему чё-то! — разозлился Вик. — Чё, блядь, не так-то? Мало ли, откуда у неё пальтишко это! Может, там и не работает уже ни хера!
Но он всё-таки оставил в покое мешок.
Пётр осматривал тело. Чёрный снег падал на синие губы девушки, на её опущенные веки.
— Опять небось перебои будут, — сказал Вик каким-то будничным голосом, словно и не было рядом тела бездомной в термопальто.
— Ты про снег?
— Ага. Они ж там это, на пределе возможностей уже. Опять эти ху…
— У неё шунт! — Пётр показал на маленькую татуировку в виде иероглифа на шее.
— Да ну! — Вик недоверчиво качнул головой. — Чё за чушь? Татуху, небось, сделала и всё. Какой ещё шунт! Да и шунт — режим паники бы сработал. Хотя…
— Татушку сделала, — кивнул Пётр, — термопальто украла. Замёрзла до смерти при этом. И выглядит, как типичная бомжиха, конечно же. У тебя всё просто, да?
— Ладно! Я и не говорил, что она замёрзла. Мне-то по хуй на самом деле. Замёрзла, не замёрзла. Особенно, когда третий приём. А ты смотришь, так смотри. Если у неё действительно шунт, то я…
Пётр перевернул тело.
— Интересно, — Вик сощурился, уставившись на газовой фонарь над подъездом, — а живёт кто в этой халупе? Тут же вроде пустые районы. Но кто фонарь тогда повесил?
— Наверное, бомжи в дорогой одежде.
— Да отъебись ты! Мы ещё парочку таких тут найдём, зуб даю! Просто фонарь этот… Если б не он, я бы и не заметил её ни хуя.
— Смотри! — Пётр раздвинул волосы девушки на затылке. — Удар. Тупым предметом, судя по всему.
— Ага. — Вик присел рядом. — Ударилась, когда упала, может? Или влепил кто. Не похоже, чтобы она окочурилась от этого.
— А ты чего, медик у нас?
— Слушь, хорош, а! Люди, когда падают, обычно стукаются. Положим, шунт у неё. И чё? И пальта эта дорогая. Тупая дура, мать её блядь, из дома сбежала, накраситься забыла, мозгов нет, пальта поломалась, пока она тут наплясывала. Шунт ей, небось, райские кущи вокруг нарисовал. А тут, — Вик окинул взглядом плотно обступающую их темноту, — один большой засранный сортир.
— Надо группу вызывать.
— И ждать их два часа? А то и все четыре! И они приедут, блядь, бухие и злые, как черти. Думаешь, тебя по головке за это погладят? Давай в мешок её и пойдём! — Вик нахохлился и засунул кисти под мышки. — Я тут околею скоро. Да ты и сам бледный, как смерть. Чёрная метка есть? Есть. Значит, всё.
— Ладно, хер с тобой.
Пётр потёр лицо. Мёртвая девушка лежала ничком на асфальте, руки заломлены за спину так, словно он собирался её арестовать.
— Ждать тут и правда…
В этот момент пальцы девушки дрогнули.
— Чего за… — Пётр уставился на Вика. — Ты видел?
— Шунт же у неё! Мало ли, чё этот червяк в мозгах сейчас делает!
— Она ж окоченела почти!
Пётр перевернул девушку на спину. Плечи её внезапно сжались. Она издала страшный шипящий звук — видимо, застоявшийся в лёгких воздух резко, как на выдохе, вышел, — мотнула головой и затряслась, разбивая голову об асфальт.
— Чего за херня! — крикнул Пётр.
— Держи её, держи!
Вик попытался схватить девушку за ноги, но та неожиданно проворно лягнула его сапогом в грудь. Он испуганно захрипел, отшатнулся и, не рассчитав шаг, грохнулся на асфальт.
— Твою мать! — простонал он.
Покойница забилась в конвульсиях. Она будто хотела избавиться от чего-то, исторгнуть из себя инородное тело, которое разрывало её изнутри.
— Вот же пиздец! — прошептал Пётр.
Сердце у него молотило так, что он едва мог вздохнуть.
Вик сидел на асфальте, нелепо расставив ноги, и таращился на бьющийся в посмертной агонии труп.
— Палка, — наконец выдавил он из себя.
— Чего?
— Палка, — повторил Вик. — Я сейчас принесу, — но так и не сдвинулся с места.
Мёртвая девушка затихла на секунду и встала на четвереньки, упираясь в асфальт локтями и неестественно отставив в стороны вывернутые, словно сломанные кисти.
— Да чего она… — пробормотал Пётр.
Голова девушки резко вывернулась, как у птицы. Глаза её по-прежнему были закрыты — она смотрела на Петра сквозь опущенные веки.
Вик поднялся и молча попятился к фургону.
— Ты куда? — прохрипел Пётр.
— Палка. Я за палкой.
— Какой ещё на хер палкой?
Вик не ответил и припустил по асфальту, размахивая руками.
Мёртвая девушка начала вставать.
Все её движения были резкими и оборванными. Её повело назад, и она чуть не завалилась на спину, но удержалась, наклонив голову, уткнувшись подбородком в грудь. Затем распрямила длинные, тонкие, состоящие из одних костей руки. Пётр следил за ней, затаив дыхание. Казалось, нечто невидимое помогло ей подняться — схватило за сухие запястья и дёрнуло вверх одним стремительным нечеловеческим рывком. Что-то вывалилось у неё из пальто и со звоном ударилось об асфальт, тут же затерявшись в складках темноты.